Мы заявились к мельнику на какую-то ветряную мельницу, назвались передовыми немецкими разведчиками, за которыми следуют главные силы, и спросили, где здесь в окрестности располагаются «зеленые». Затем мы потребовали у ближайших хозяев запрячь коней в дрожки и отправиться в путь. Все было исполнено очень быстро. Сам мельник со своим сыном тоже запрягли лошадь в дрожки, и мы двинулись в глубь Курземе. Мы отказались от завтрака, предложенного мельничихой и ее дочкой, сказав, что мы плотно покушали и с собой у нас всего вдоволь; не взяли мы и предложенные куски масла.
В указанном месте «зеленых» мы не встретили, так как те удрали в другое место; мы достали лишь кое-какие документы: топографические карты и списки. Зашли мы и в помещение бывшего Исполнительного комитета Дигнайской волости. На стенах здесь уже не было ни одного плаката, никаких следов чего-нибудь, что напоминало бы о том, что здесь когда-то находился и работал Исполнительный комитет.
В разговорах с местными жителями о том, как здесь хозяйствовали большевики, прозвучало мнение простых людей: большевики исполняли приказы свыше и с крестьянами не обходились плохо. Однако наши возницы и мельник с сыном весь день ругали большевиков. Мы, со своей стороны, тоже добавляли иногда словечко-другое, чтобы кулаки свободнее чувствовали себя, ругая представителей советской власти. Кулаки готовы были отказаться от празднования Троицы и везти нас в Даугавпилс, для того чтобы мы скорее отрезали большевикам путь к отступлению в Советскую Россию. Жители прибрежных районов Даугавы рассказывали якобы кулакам о том, что пару дней тому назад слышали уход последнего поезда большевиков из Крустпилса в направлении Даугавпилса, ибо с того времени не слышно больше ни паровозных гудков, ни шума поезда. Мы тоже подтвердили, что, сегодня утром побывав на самом берегу Даугавы, мы не видели ни одного вражеского солдата на противоположном берегу, никто нас не обстреливал и, следовательно, красных там уже нет.
Уже издалека мы заметили настоящий немецкий отряд, который ехал, вздымая тучи пыли. Спросив у возниц, «не наши ли это», и получив утвердительный ответ, мы приказали свернуть по боковой дороге, чтобы не столкнуться с превосходящими силами врага вдали от своего батальона и не оказаться вынужденными принять бой в невыгодном для нас положении – на телегах. Возницам мы сказали, что не стоит одной команде ехать по следам другой – лучше охватить более широкую полосу.
Перед восходом солнца мы отправились не в Даугавпилс, а свернули к Даугаве. По мере приближения к берегу реки возницы все больше проявляли свой страх по поводу того, что мы так смело движемся к реке, беспокоясь, нет ли на противоположном берегу красных. Подъехав к берегу Даугавы, наши возницы увидели, что они обмануты, что мы-то и есть красные и что им придется ответить за ругательства, которыми они осыпали большевиков. Кулачье упало на колени и просило пощадить их жизнь. Приставив кое-кому из них ко лбу браунинг, мы заявили, что они заслужили того, чтобы быть расстрелянными или утопленными в Даугаве, затем, погрузив их вместе с лошадьми и дрожками в лодки, сели сами и переправились на свой берег. Кулаков, правда, позднее мы отпустили, но их коней оставили в распоряжении обозных. Так расстроилось у курземских кулаков празднование Троицы, а кроме того, им был внушен панический страх.
Через несколько дней мы снова получили сведения о том, что «зеленые» на одном из хуторов посреди леса недалеко от левого берега Даугавы организовали из местных жителей банду и собрали скот для провианта. Через Даугаву переправилась 1-я рота, разогнала банду, захватила скот и переправила его на свой берег.
В середине июня Коммунистический батальон был сменен кавалерийским полком Латышской дивизии, мы же заняли новые позиции в районе деревень Ванаги и Вилцаны, а позднее расположились вдоль берега Уши до деревни Муциниеки. В районе этих позиций особых боев не было, если не считать стычек разведчиков и отдельных вылазок. Белые в это время были слабыми, так как их главные силы совместно с эстонскими белогвардейцами воевали с немцами у Цесиса и Риги.
Как латышские белогвардейцы собирались занять Резекне
Около 15 июня наши позиции готовились атаковать значительными силами навербованные местные белогвардейцы. Для того чтобы поднять боевой дух своих солдат, белогвардейские командиры и другие агитаторы всячески поносили красных стрелков, говоря о них, что это-де слабые солдаты, которые при первом же столкновении с белыми в панике побегут, освобождая дорогу на Резекне. Для того чтобы было что пожевать в пути, каждому «удалому» белому вояке дали по куску белого хлеба. Выдали также по 120 патронов.
Атака должна была начаться утром, когда на лугу перед нашими позициями после дождя стоял небольшой туман. Как только на лугу перед нами появились вражеские цепи – численностью приблизительно в роту, – наши пулеметчики стерли передовые цепи с лица земли, после чего задние бросились в лес. На лугу остались лежать убитые, раненые, разбросанные шинели, куски белого хлеба, патроны, винтовки. Стрелки преследовали бегущего противника, гоняя с одного места на другое, обходили с флангов и нигде не давали ему возможности закрепиться.
Гоняя белогвардейцев в течение целого дня, мы углубились на 10–12 км к ним в тыл. На занятых хуторах наши стрелки получали в качестве трофеев главным образом горшки со сметаной и большие круги сыра; напившись вместо воды сладкого молока, они гнали врага дальше. Все мы вспотели, лица наши были покрыты пылью – только глаза блестели. К вечеру мы возвратились на свои позиции с продуктовыми трофеями. Наши потери – один раненый. Печально для латышских белогвардейцев кончился их поход на Резекне.
Ликвидация белогвардейского гарнизона в деревне Турки
В соответствии с приказом командира бригады, нашему батальону было поручено рано утром 24 июня внезапно атаковать деревню Турки и ликвидировать расположившийся там гарнизон латышских белогвардейцев, состоявший из 250 человек. От перебежчиков штабу батальона также было известно, что в этой деревне, находившейся в 25 км от наших позиций, стояли 250 удалых вояк, готовых стереть с лица земли всех красных. Для поддержания высокого боевого духа у белых имелась полевая кухня, небольшое количество скота для провианта, а для поднятия настроения – католический ксендз. Укрепленный пункт – кладбище на краю деревни.
Штаб батальона во главе с его начальником Ф. Крусткалном разработал план атаки. В соответствии с этим планом, батальон разделили на две части, причем обе части вышли одновременно в четыре часа 23 июня разными дорогами, с тем чтобы окружить к четырем часам 24 июня деревню и ликвидировать гарнизон. Команда конных разведчиков должна была явиться в условленное место раньше, для того чтебы перерезать всякую связь белых с тылом, не дать им возможности отступить или получить помощь.
До захода солнца мы продвигались успешно: легко перешли вброд несколько маленьких речек, ручейков и болот, но ночью лесные тропинки казались длинными и пересекались они в разные стороны. Тогда мы взяли проводника с одного из лесных хуторов и двинулись дальше. В ранних утренних сумерках мы увидели деревню Турки, лежавшую на холме. За полями со всех сторон ее окружал лес, луга на склонах были еще не скошены.
За лугом на всполье мы увидели костер и сразу поняли, что это – сторожевой дозор белых. Мы бесшумно со всех сторон окружили дозор, состоявший из 7 солдат, которые сладко спали у костра, положив рядом винтовки, а некоторые – прижав их ногой. Не поднимая шума, без единого выстрела, мы разоружили дозор и взяли его в плен.
Сняв дозор, мы поспешили по лугу вперед, чтобы полностью окружить деревню, как вдруг на другом конце ее в воздух взвилась красная ракета и две роты бросились в атаку на кладбище, которое было занято без единого выстрела, так как белые спали и не успели открыть огонь из своих пулеметов и другого оружия. Проснувшись наконец, белые в смертельном страхе бросились бежать во все стороны в лес, но всюду их встречали наши стрелки. Только сквозь небольшую щель между нашими двумя группами сумели выскочить несколько белогвардейцев, преследуемые нашими пулями. Солдаты одного отделения белых – 7 человек – растерявшись, объятые смертельным ужасом, бросились с холма вниз, чтобы достичь леса, но здесь я один, оторвавшийся от своих, поджидал их и крикнул: «Бросай оружие!» Все они, побросав винтовки, сдались в плен. Тут же на помощь подоспели стрелки, и пленных увели. Лица белых были покрыты пеной, как будто они только что выскочили намыленные из парикмахерской. На фуражках у них была кокарда царской армии, которая пересекалась узенькой красной ленточкой. В качестве трофеев батальон захватил 50 пленных, а также винтовки, возы с продовольствием и различным военным снаряжением, ксендза, много скота, полевую кухню. Часть белых попряталась на чердаках и в погребах. Противник потерял около 20 человек убитыми и ранеными. Мы потеряли 2–3 человек ранеными. Мы выстроили на большаке целую колонну пленных и двинулись с ними в направлении наших позиций. Услышав шум боя, на помощь гарнизону деревни Турки поспешили белые из тыла. Однако было уже поздно – трофеи находились в пути. Наш арьергард только изредка отстреливался от подкреплений белых.
Во время этой операции за день до наступления ночью в тылу белых произошел следующий эпизод. Наши конные разведчики, заняв в тылу белых большак, встретили ночью какого-то конного связного белых, направлявшегося в деревню Турки. Задержав его, они приказали ему слезть с коня и отдать оружие. Тот отказался сделать требуемое, заявив: «Что вы от меня хотите, я – белый!» Наши кавалеристы отвечали: «Слезай с коня, мы – красные!» Однако беляк никак не хотел поверить, что встретил красных ночью так глубоко в тылу, пока наши не скинули его с лошади и не разоружили.
Так стрелки Коммунистического батальона ликвидировали логово белогвардейцев в Турки и расстроили им празднование Иванова дня.