Перед последним нашим наступлением на Перекоп Махно дал согласие участвовать в разгроме Врангеля. После освобождения Крыма Махно потребовал дать его солдатам три дня полной свободы действий. Такие права банде грабителей, естественно, даны не были. Тогда махновцы немедленно начали действовать по своему усмотрению. Они зверски убили командира нашей второй бригады Лабренциса и вырвались из Крыма. Почти все махновцы передвигались на конях или тачанках. Нашему полку было дано задание ликвидировать махновскую банду. В это время мы получили неожиданную весть о том, что с Латвией заключен мирный договор и что в связи с этим латышские части подлежат расформированию. Стрелки были не рады этому известию, ибо в наших сердцах горело желание освободить Латвию. После заключения мирного договора многих латышских стрелков демобилизовали. Меня также послали на трудовой фронт.
Нужно отметить, что, воюя, мы испытывали большие трудности из-за недостатка вооружения. Одеты мы были кто в военное, кто в гражданское платье. Мы не стыдились перевязывать шнурком порванные полуботинки, наложить заплату на форменную блузу и брюки. Сильно ощущался недостаток табака и соли. Но все эти трудности и недостатки не влияли на твердость духа и боеспособность латышских стрелков.
Наши бои на Южном фронте против Деникина и ВрангеляЯ.Я. Круминь, бывш. латышский стрелок
В Красную армию я вступил добровольно в начале 1919 года в городе Цесисе и попал в артиллерийскую часть, размещавшуюся в здании нынешнего Цесисского ремесленного училища. Артиллерийская часть была создана только после освобождения города. Я служил в 6-й полевой батарее (в ней были 3-дюймовые орудия), которая всегда входила в состав 4-го латышского стрелкового полка.
Из Цесиса нас направили на Эстонский фронт. Наша часть стояла неподалеку от Стренчи. Много хлопот доставлял нам эстонский бронепоезд, который курсировал на участке Валка – Стренчи. Бронепоезд был вооружен 6-дюймовыми пушками. Здесь я был контужен, но части не покинул. После падения Риги – в конце мая и начале июня 1919 года – нам пришлось отступать к Варакляны. Во время отступления нас обстреливали белогвардейские банды «зеленых», скрывавшиеся в лесах и на отдаленных кулацких хуторах.
Когда осенью 1919 года деникинские войска подходили к Орлу, нас перебросили на Орловский фронт и высадили в районе станции Карачев, на полпути между Брянском и Орлом. Оттуда, вместе с другими частями Красной армии, латышские стрелки начали бои за Орел, который был занят 20 октября. В городе на столбах и домах белели белогвардейские плакаты с изображением всадника-деникинца: задние ноги коня находились в Орле, а передние копыта – в Москве.
После взятия Орла ожесточенные бои не прекращались ни на день. В районе города Кромы нам пришлось выдержать тяжелый бой с корниловцами и дроздовцами – офицерскими частями. Неприятель большими силами бросился в контратаку. Ему почти удалось окружить нас. Мы вели огонь прямой наводкой по непрерывно атаковавшим колоннам противника. Пьяные офицеры шли в полный рост. Бой длился несколько дней с утра и до вечера с переменным успехом. Только после ожесточенных боев нам удалось окончательно освободить Кромы.
Мы наступали совместно с другими красноармейскими частями, в частности с червонными казаками, проявившими в сражениях с врагом высокие боевые качества. Отрядам червонных казаков выдали погоны деникинской армии и перебросили в тыл врага для его дезорганизации. Червонным казакам временно была придана наша батарея, и вместе с ними мы совершали рейды по вражеским тылам, углубляясь примерно на 60 километров за линию фронта. Ловким маневром червонным казакам удалось перерезать связь противника и захватить белогвардейский штаб. Там мы выяснили дислокацию вражеских войск и получили сведения о приближении резервов. Эти сведения были использованы нами в дальнейших боях. Мы двинулись навстречу деникинскому резервному полку и устроили на дороге засаду. Казаки «пропустили» пехоту противника, двигавшуюся по тракту, замкнули ее в кольцо и полностью уничтожили. Из вражеских пехотинцев некому было даже рассказать о бесславном конце своего полка.
После взятия Курска Красная армия с боями двигалась к Харькову, делая за сутки по 40 километров. В многочисленных сражениях под Курском, Харьковом и далее под Екатеринославом (ныне Днепропетровск) в результате фронтального наступления Красной армии, а также в результате действий червонных казаков в тылу врага белые части были дезорганизованы и не могли уже оказывать серьезного сопротивления. Отступая, они прибегали к различным провокациям, чтобы подорвать наш боевой дух. Так, наш путь был усеян листовками, которые печатались в центрах расположения белогвардейцев. В этих листовках нас, латышей, призывали бросить оружие и вернуться в Латвию, где нам обещали надел земли и куда нас собирались направить через Черное море. Было очевидно, что враг в отчаянии хватается за последнюю соломинку, чтобы остановить Красную армию в ее победоносном движении вперед. Харьков был взят стремительным наступлением. Город был окружен, и белым пришлось поспешно отступить. В Екатеринославе было труднее. После взятия города упорные бои продолжались еще более двух недель.
В начале 1920 года среди стрелков вспыхнула эпидемия тифа. Я также заболел и лежал в Екатеринославе. Уже почти выздоровев, я заболел вторично и был направлен в больницу в Харьков. По выздоровлении через пересыльный пункт я вновь был направлен в свою часть, которая к тому времени находилась под Перекопом в имении Преображенка. Там нам впервые пришлось встретиться с танками врага. Скорость у них была небольшой – примерно 8 км в час, но боевая мощь – серьезной. Вначале пришлось отступить. Большой урон нашим частям наносила и вражеская авиация. Осколочные бомбы выводили из строя немало стрелков. Для активной борьбы с танками мы использовали их малоподвижность. С приближением танков пехотные части отступали, а артиллерия оставалась на месте и расстреливала вражеские машины. Когда танки подходили совсем близко, мы быстро отходили за нашу пехоту (артиллерия была конной) и через нее опять вели огонь по стальным чудовищам. Пехота продолжала отходить, и мы вновь оказывались перед танками и расстреливали их в упор. Непрерывно повторяя этот маневр, нам удалось избежать больших потерь при отступлении и, в свою очередь, нанести большой урон врангелевцам. Было уничтожено довольно много танков, но атаки врага были так настойчивы, что нам пришлось отступить и сдать Каховку.
Мы переправились на противоположный берег Днепра (который достигал здесь в ширину 1,5 км) и укрепились в Бериславе, откуда в августе 1920 года началось генеральное наступление на врангелевские войска.
Нашей задачей было перейти Днепр, занять Каховку и подготовить плацдарм для конницы Буденного, которая шла из Польши, чтобы окончательно разбить врангелевцев. Врангелевским частям на левом берегу Днепра за Каховкой помогали крупные отряды белогвардейской чеченской конницы.
Стрелкам пришлось сражаться в очень тяжелых условиях. Не было ни обуви, ни обмундирования, воевали в форменных блузах, сшитых из брезентовых палаток, не хватало продовольствия. Все изнемогали от жары под палящими лучами южного солнца. Но никто не жаловался на трудности, все горели революционным энтузиазмом и рвались в бой, чтобы уничтожить белогвардейцев. Спали мало – украинские ночи коротки – да и враг не давал нам передышки.
Сражение за Каховский плацдарм началось интенсивной артиллерийской подготовкой. Наша батарея также вела огонь. Орудия были уже пристреляны. Нам было известно, что в центре Каховки стоит батарея врага, и мы заставили ее замолчать уже с самого начала. Началась переправа пехоты через днепровские плавни. Первым форсировал реку 3-й латышский полк. После того как первые части были переброшены на противоположный берег, навели понтонный мост и переправа продолжалась. Враг открыл яростный артиллерийский и ружейно-пулеметный огонь. Чтобы бойцы не утонули во время переправы, каждому были выданы по две пустые сухие тыквы, которые привязывались к поясу как поплавки.
После ожесточенных боев Каховка была взята. Враг не успел вывезти даже свою артиллерийскую батарею, находившуюся на площади городка. Однако со взятием Каховки передышки мы не получили. Более месяца нам пришлось выдерживать ожесточенные, почти не прекращавшиеся оборонительные бои. Приходилось отражать по 6–8 атак чеченской конницы в день. Враг стремился вынудить нас к отступлению на правый берег Днепра. В этих боях, кроме латышских стрелков, участвовали 51-я сибирская, 52-я и 15-я дивизии. Несмотря на то что сравнительно большие наши силы были сконцентрированы на небольшом отвоеванном плацдарме, бои были продолжительными и упорными. Мы понесли большие потери. 4-й, 5-й особый и 6-й латышские полки были почти полностью уничтожены вражеской кавалерией. В остальных полках из строя выбыло до половины состава.
Активно действовала вражеская авиация, наносившая нам тяжелый ущерб.
В Каховке нам удалось отремонтировать несколько брошенных врагом танков и использовать их в этих боях. Сильные бои шли и в Малой Каховке – имении, расположенном правее города.
Наша батарея, постоянно участвовавшая во всех боях, фактически перестала существовать. Из артиллерийской прислуги и расчета почти не осталось никого, кто бы не был ранен. Я тоже получил 13 осколочных ранений.
Несмотря ни на что, наши стрелки держались стойко и не отступали ни на шаг. В ноябре наше командование закончило концентрацию ударных сил и отдало приказ начать решительные операции по разгрому Врангеля.
После Каховки я попал в госпиталь и вернулся в свою часть, когда она находилась уже в Крыму. Из Крыма нас перебросили в Николаев, затем – в Москву, где мы были демобилизованы. После демобилизации те латышские стрелки, которые хотели, могли вернуться в Латвию. Я на родину не поехал, а остался служить в армии. Меня послали в Донскую область, где я участвовал в ликвидации банд. Служил я в латышском особом отряде по борьбе с бандитизмом. Командиром отряда был моряк-латыш с мандатом, подписанным В.И. Лениным. Мы ликвидировали две банды, которые зверски расправлялись с сельскими активистами.