В 5-м полку к этому времени собралось около 100–150 человек из бывшего 5-го особого полка. Явились стрелки, которые 25 июля по разным причинам не были на передовой линии – человек 14, которые попрятались и позднее вышли из окружения, и мы, вернувшиеся из плена.
Встреча со старыми боевыми товарищами была сердечной и дружеской. Много было о чем рассказать. Вспоминали минувшие бои и пережитые трудности. Я встретился со своим старым боевым товарищем членом Коммунистической партии с 1914 года – Карлом Рутманисом, который в то время был руководителем партийной организации роты. Насколько я помню, К.П. Рутманис был родом из-под Екабпилса.
Стрелков разместили в крестьянских домах, по 2–3 человека в каждом. Я, Рутманис и еще один стрелок поместились в доме крестьянина-середняка. Хозяин и хозяйка дома приветливо обращались с нами, красноармейцами. Во время плена я очень ослабел. Три месяца, проведенные как бы в камере смертников, дали себя почувствовать. Пережитое оставило во мне, 18-летнем юноше, глубокое впечатление. Сначала я часто кричал во сне и будил товарищей своим бредом.
Старая хозяйка, как родная мать, заботилась о моем здоровье, хорошо кормила и поила различными настоями целебных трав, которые успокаивающе действовали на мою нервную систему. Благодаря ее лечению через несколько месяцев я выздоровел, чувствовал себя бодро, жизнерадостно и был готов к новым боям.
Но борьба уже была окончена. Армия иностранных империалистов и белогвардейцев была разбита, героическая Красная армия победила темные силы контрреволюции. Теперь эта славная армия рабочих и крестьян получила заслуженный отдых и готовилась к новой работе – к восстановлению народного хозяйства, разрушенного в годы империалистической и Гражданской войн.
В конце 1920 года в этом селе Латышская стрелковая дивизия была расформирована и зачислена в состав 52-й дивизии.
На фронте восстановления хозяйства
В начале января 1921 года был получен приказ Реввоенсовета Республики начать демобилизацию Красной армии. Предусматривалось демобилизовать прежде всего молодых добровольцев непризывного возраста.
Молодежь стала собираться «домой». Возник вопрос: где же у нас, латышей, дом? Наша родина была под гнетом капиталистов, мы не падали духом, чувствуя себя хорошо среди украинского народа. Я никогда не забуду, как заботилась обо мне наша милая хозяйка, которая вылечила меня и помогла восстановить утраченные силы. Мы, стрелки, были убеждены, что придет время, когда наша дорогая матушка – родная Латвия – вернется в семью советских республик.
Однако нужно было обдумать, где остаться сейчас. Этот вопрос мы обсуждали каждый день. Мы были как на крыльях. Нужно ехать… Нужно переходить к новой жизни… Новые неизвестные условия…
В нашей роте коммунистическая организация под руководством К.П. Рутманиса организовала регулярное чтение докладов, лекций, бесед и разъясняла стрелкам актуальные политические вопросы. Молодежь, которая должна была первой покинуть армию, просила у Рутманиса совета. Высказывали предположение, не следует ли ехать в Латвию и продолжать борьбу в нелегальных условиях, чтобы вместе с латышским пролетариатом возобновить борьбу за советскую власть в Латвии. Предлагали организовать из нас, молодых, партизанскую часть – собирались нелегально перейти границу и громить власть буржуазии в Латвии.
Карл Рутманис не советовал делать этого, сказав, что не следует спешить с партизанской борьбой. Придет время, будет видно, что делать. Сейчас основная задача – быстрее включиться в работу по восстановлению народного хозяйства, скорее преодолеть хозяйственную разруху, приступить к строительству социализма и помочь укрепить экономику нашего советского государства.
Рутманис не советовал нам, молодым, ехать в Латвию на нелегальную работу: слишком уж мы молоды, да и не удастся нам скрыть от охранки буржуазной Латвии свое добровольное вступление в ряды Красной армии и участие в Гражданской войне. Вернувшись в буржуазную Латвию, в лучшем случае мы будем заключены в тюрьму, а в худшем – повешены. Он посоветовал нам ехать в Москву и с помощью латышской секции Центрального Комитета Коммунистической партии включиться в восстановление хозяйства.
Все молодые стрелки, большинству из которых еще не было 20 лет, решили остаться в Советской России и включиться в активную работу по восстановлению народного хозяйства. Рутманис объяснил нам, что, работая на восстановлении народного хозяйства Советской республики и укрепляя экономику Советского государства, мы приближаем победу рабочих и трудового крестьянства и на нашей родине – Латвии.
За несколько дней до нашего отъезда К.П. Рутманис сердечно попрощался с нами, а наедине со мной сказал, что по поручению партии отправляется в Латвию на нелегальную работу. Мы пожелали друг другу успеха в дальнейшей работе и счастливой встречи в Советской Латвии.
Борьба с Деникиным и ВрангелемЯ.М. Малер
Осенью 1919 года 4-й латышский стрелковый полк перевели с Польского фронта на Орловский. Деникин в то время двигался по направлению к Москве и уже захватил Курск и Орел. У Орла мы встретились с отборными белогвардейскими полками, состоявшими исключительно из офицеров. Четыре дня сражались мы у какой-то деревни. Белые ожесточенно сопротивлялись, но наши стрелки, закаленные в огне боев, были сильнее. На четвертый день белогвардейцы не выдержали и отступили. В боях под Кромами положение несколько раз становилось критическим, но латышские стрелки, преодолев кризис, добились победы.
Началась эпидемия тифа, я заболел и пролежал два месяца в Павлограде. Выздоровев, я узнал, что мой полк ушел в Таврическую губернию, в имение Преображенка, находившееся примерно в 7 километрах от Перекопа. Тиф вырвал почти четверть из рядов команды конной разведки и не меньше из пехоты. В полку насчитывалось теперь около 400 штыков, и поэтому его пополнили русскими солдатами.
У Перекопа мы простояли довольно долго. Однажды мы без артиллерийской подготовки пошли в атаку на Турецкий вал. Двинулись вперед ночью, очень медленно и находились уже в каких-нибудь 200 метрах от вала. Но ближе к валу подойти не удалось, так как он был огражден поясом колючей проволоки примерно 10-метровой ширины. Двигаться дальше без артиллерийской подготовки было невозможно. Когда стало рассветать, белые нас заметили и открыли сильный огонь. Не оставалось ничего другого, как отойти назад.
Под натиском превосходящих сил противника нам пришлось тогда отступить за Днепр. Однако вскоре мы вновь перешли в наступление.
4-й полк переправлялся через Днепр у Малой Каховки и Берислава. Первой переправилась пешая разведка, затем – роты пехоты и конники на плотах. Переправившись через Днепр, мы заняли плацдарм. Слева от нас был один из латышских полков, который вместе с нами переправлялся через реку, но ему вскоре вновь пришлось отступитъ, так как белые перешли в контрнаступление. Во время обратной переправы через Днепр этот полк понес большие потери. Мы остались одни на небольшом плацдарме и тоже вскоре отступили, правда, без потерь. Через некоторое время мы снова переправились через Днепр и заняли плацдарм. Крупные силы кавалерии белых еще раз оттеснили нас от имения Преображении к Днепру.
Наступило 20 августа 1920 года – день, решивший судьбу 4-го полка. Полк стоял между Днепром и Перекопом в деревне Черненька. На нашем правом фланге находился русский пехотный полк, который ночью отступил. На левом фланге стоял 5-й латышский полк. Мы ждали наступления.
Утром 20 августа кавалерия белых начала наступление на 5-й полк. Конная разведка 4-го полка заняла пост между 5-м и 4-м латышскими полками. В 5-м полку была артиллерия, и она удачно отбила наступление. Тогда белые подвергли обстрелу наши конные посты, и мы немного отступили назад. Оставаться в открытом поле с конями под обстрелом было бессмысленно. Белые пошли в атаку на наш полк. Поскольку полк занимал широкий фронт, а его правый фланг был обнажен, положение стало очень тяжелым. Командир полка Андерсон послал меня в передовую цепь пехотинцев, которая чересчур рассредоточилась, чтобы сообщить им о необходимости сократить фронт. Не успел я достигнуть передней линии, как с гиком налетели вражеские кавалеристы, размахивавшие сверкающими на солнце клинками. Это производило страшное впечатление. Артиллерии у нас не было, за исключением одного бомбомета, который тут же испортился. Я приблизился к передовой цепи и устно передал свое сообщение, но было уже поздно – вражеская кавалерия на широком фронте охватила полк с обоих флангов. В то же время испортился и один из пулеметов, а прислуга, поставив его на двуколку, ускакала. Положение стало опасным, и я решил, что лучше вернуться назад.
Когда я отправился обратно с передовой линии, штаб полка и конники уже отступили примерно на 3 км. За мной гнались два вражеских казака. Мой конь заметно уставал, а враги приближались. Я решил было, что лучше уходить пешком, и вынул уже ногу из стремени, но тут же передумал и придержал коня, намереваясь в случае, если враги приблизятся, взять их на мушку. Однако у коней обоих моих преследователей тоже иссякли силы, и враги перестали гнаться за мной. Медленно передвигаясь, я настиг всю команду и штаб полка. Полковой адъютант спросил меня, что происходит на передовой. Я доложил, что вражеская кавалерия окружила полк, а что было дальше, не знаю.
Оказалось, что напал на нас генерал Барбович с 2000 чеченцев. Только позднее мы узнали, что на передовой линии стрелки сражались до последней возможности. Когда кончились патроны, они бросились в штыковую атаку. По словам местных крестьян, все поле было усеяно трупами врагов и лошадей. Врагу удалось захватить в плен небольшую горстку раненых стрелков, которых они согнали в сарай недалеко от деревни Черненька и расстреляли. Затем подъехал белогвардейский офицер и громко крикнул, чтобы те, кто остались в живых, вышли, обещая сохранить им жизнь. Вышли двое стрелков – один еврей из 4-й роты и стрелок Бумбиерис, который был ранен в ногу. Бумбиерис остался жив благодаря своей находчивости. Он успел броситься на землю до выстрелов, а когда начали стрелять, другие упали на него. Бумбиерис был отвезен в Крым и помещен в больницу в маленьком городке. В больнице, узнав, что он латыш, с ним обошлись неважно. Когда рана зажила, он был послан на фронт. Случилось так, что белогвардейская часть, в которую был послан Бумбиерис, стояла против позиций, которые занимал латышский кавалерийский полк. При первом же удобном случае Бумбиерис попытался попасть к своим. Когда наши пошли в наступление, он вместе с русским солдатом спрятался в погребе. Затем, когда белые отступили, Бумбиерис вернулся к красным. От него и узнали об уничтожении пленных из 4-го полка.