Мимо них проезжают подводы с полицаями. Костюк смотрит на Яна Маленького, хмурится.
Из окна кабинета Арвайлера глядят вслед карателям Арвайлер и Вернер. Вернер в шинели с бобровым воротником, в фуражке с прикрепленными к ней наушниками.
Арвайлер. Я дал вам все, что обещал…
Вернер. А я обещаю вам голову «Бати».
Арвайлер. Но зачем вам понадобились мои прожекторы?
Вернер. Новая тактика вашего покорного слуги. Наши передовые отряды зажали партизан «Бати» в небольшом лесу. Вокруг леса мы расставим эти прожекторы, чтобы «Батя» не прорвал ночью наше кольцо.
Входит денщик с солдатским котелком и пайкой хлеба для коменданта, блюдом с аппетитным бифштексом для таксы.
Арвайлер. Не хотите ли откушать со мной? Войска вы успеете догнать…
Вернер(недоуменно смотрит на котелок). Что это? Герр оберст, такой гурман — на диете?!
Арвайлер(торжественно). На той же диете, оберштурмфюрер, что и доблестная армия Паулюса. Это диета солидарности. Желаю удачи!
Вернер(натягивая перчатки). Кстати, что слышно от вашего сына — он ведь под Сталинградом?
Арвайлер(беря портрет со стола), Можете поздравить счастливого отца — мальчик награжден Золотым германским крестом.
Вернер. От души поздравляю!..
Снег покрывает развалины бывшего ДК и бывшего казино. Развалины опутаны колючей проволокой.
Осторожно, стараясь остаться незамеченной, хотя здесь и пусто, под колючей проволокой проползает Аня.
Она быстро скрывается среди развалин.
Полуразрушенная лестница. Сквозь перекрытия проглядывает мглистое небо.
Аня быстро и уверенно пробирается среди развалин.
Ветер шевелит старой афишей «Трактористы».
Аня проходит мимо нее, грустно улыбается довоенным воспоминаниям.
Она скрывается среди развалин.
Идет снег.
Мимо развалин идет Венделин. Останавливается, закуривает. Оглядывается. Никого.
В проломе расколотых стен мелькает фигурка Ани.
Венделин идет ей навстречу.
Аня подходит.
Венделин. Неосторожно!.. Остались следы.
Аня. Снег. Через пять минут заметет.
Венделин(посмотрел вверх, улыбнулся). Предусмотрительно. Есть сведения — данные о последней бомбежке.
Аня(отрицательно качает головой). Все еще нет связи. «Батя» с бригадой точно сквозь землю провалился. Неужели?..
Венделин. Привозят много раненых карателей.
До них доносятся звуки солдатского марша.
Вслед за маршем грохот танков, тарахтенье машин.
Аня. Вернулись каратели! Иди, Венделин, скорее узнай все!
Арвайлер и Вернер сидят за столом. Вернер старается держаться спокойно. Арвайлер подавлен. Он не сводит глаз с портрета сына на столе. На портрете траурная лента.
Вернер. Официально — мы их уничтожили, неофициально — рассеяли и загнали так далеко, что они долго не посмеют здесь показаться.
Арвайлер(резко). За что же вас повысили в чине?! Обер… простите, неужели они неистребимы, гауптштурмфюрер?
Вернер. Я знаю только один способ. Вычерпать воду из моря, и тогда рыба останется на дне. Поселок сжечь, всех русских уничтожить, иностранных рабочих прогнать!
Арвайлер. И остановить всю работу? Ваша «мертвая зона» и так лишила меня рабочих резервов. А на базе не стало спокойнее. Листовки «Бати» по-прежнему проникают в Сещенск!
Вернер. Вы не позволили мне довести дело до конца. (Дверь в комнату открывается. Денщик впускает таксу.)
Арвайлер. Кроме вас, гауптштурмфюрер, это единственное существо, которое входит ко мне без доклада… Нужна тотальная мобилизация, а не тотальное уничтожение на базе. Или вы не слышали о Сталинграде?
Вернер. Прорвался Паулюс?
Арвайлер. Армия фон Паулюса капитулировала!
Вернер. Сохрани бог Германию и фюрера!
Пауза. Вернер смотрит на портрет сына Арвай-лера.
Вернер. Я хотел выразить вам свое соболезнование…
Арвайлер(вставая). Идите!
Арвайлер, кусая губу, подходит к окну, смотрит на втягивающиеся в авиагородок обозы карателей.
В задних санях лежит раненый полицай Костюк.
Большой плакат на доме управы — краснорожий парень наигрывает на балалайке. Подпись: «Приехавшие в Германию будут обеспечены всеми видами хорошей жизни». Рядом другой плакат — портрет Гитлера с надписью: «Фюрер вас любит!»
Плач. Вразброд играет духовой оркестр. Вальс «На сопках Маньчжурии». Плачут, стоят у помещения управы старые женщины и старики. Плачут те, кого проводят мимо них.
Фельджандармы подталкивают отстающих. Они скользят. Гололедица.
Фельджандарм(оркестру). Веселую давай!
Оркестр начинает краковяк.
Неподалеку, у дома Ани, стоят, кутаясь в платки, провожая глазами ушедших, озабоченная Аня и заплаканная Люся.
Люся(деревянным тоном). У Некрасовых младшая повесилась… А старшая еще осенью так обожгла себя лютиком, что до сих пор в язвах. А где сейчас этот лютик достать?
Аня. Вот что, Люська. Тебе нужно скрыться.
Люся. Куда? Связи с «Батей» все нет?
Аня. Нет… Подумаем. Оставаться нельзя.
Люся. А ты?
Аня. Мне нельзя.
Люся. Как ты, так и я.
Аня. Дурочка! Наталку не тронут. Она в казино. Я тоже на немцев работаю. Может, не тронут. Одна ты…
Люся(замялась). Не знаю только, как ты посмотришь.
Аня. Ну?
Люся. Замуж выйти.
Аня. Как! За кого?
Люся. Мне Ян говорил… для блезира! Предлагает пойти в загс ихний, немецкий. Он разрешение получил. Тогда меня не угонят.
Аня(она поражена). Ян Маленький?
Люся. Ну да!
Аня. Почейу «ну да»? А почему не Ян Большой? Не Вацлав? Нет, не время любовь крутить! Мы же договаривались, обещали…
Люся. Это же все понарошку. Что ты заладила: «любовь», «любовь»! Нельзя — не будем расписываться. Только как я от неметчины-то отбоярюсь?..
Из соседнего дома под звуки краковяка полицаи вытаскивают плачущую девушку. За ней бежит мать. Она цепляется за дочь, молча, упорно. Полицай Терех отрывает ее от дочери. Мать падает на лед под плакатом с краснорожим парнем и плакатом с надписью: «Фюрер вас любит!»
За Терехом и девушкой, сильно припадая на раненую ногу, идет Костюк. Он смотрит на Люсю спокойно и тупо.
Люся презрительно отворачивается. Полицаи проходят, таща за собой плачущую девушку.
Люся(гневно, громко). Смотреть на него не могу. «Мундир немецкий, табак турецкий, язык наш, русский, а воин… прусский!»
Аня. Тише! Услышат! Ты про кого это?
Люся. Про Костюка. Терех — тот всегда шкурой, жуликом был. А этот продался!
Аня(тихо), Эх, Люська, многого мы еще не знаем с тобой… Может, ты и не спешила бы замуж… Ведь Костюк до сих пор любит тебя.
Люся. Кто?! Этот полицай, недостреленный каратель?!
Аня(вздыхая). Да, да… Я сама не знаю, что болтаю…
Свадьба. Бедный стол. В окна бьет вьюга. За столом счастливый Ян Маленький, взволнованная Люся, подавленная Аня, погруженная в тяжелые думы Наталка, Вацлав, мать Люси.
Сидят молча. Всем невесело.
Вацлав(держа в руках трехрядку). На патефоне у меня лучше выходило. Жалко патефон — после той бомбежки я одну только ручку от него нашел.
Люся(шепотом Яну Маленькому), Скорей бы кончилась эта комедия!
Яну Маленькому больно это слышать. Он с укором смотрит на Люсю.
Ян Маленький. Для меня это вовсе не комедия, Люся. Это по-настоящему. И на всю жизнь.
Вдруг мать Люси поднимается и, прижав конец косынки к глазам, выходит.
Люся(Ане), Ну вот. Ведь ты говорила с мамой, объясняла ей, что все понарошку?
Аня. А сама ты, Люся, все роль играешь? Ой ли! Не верю я теперь в твое «понарошку».
Ян Большой(не сводя глаз с Наталки, поднимается), Зря вы эту свадьбу затеяли! Кругом смерть, горе…
Вацлав(неумело наигрывая на трехрядке). Как так «зря»! А ну, выпьем — за жизнь, за счастье!
Люся. Хорошо, что стекла все вылетели!
Ян Маленький(удивленно). Почему?
Люся. Надоело — днем и ночью дребезжали. Вацлав наигрывает оберек.
Люся(вскакивает). А я плясать буду! Свадь-ба-то моя! Буду плясать всем назло! А ну, «Русского»!
Она пускается в пляс.
Ян Большой подает стакан Наталке. Та смотрит перед собой пустым взглядом.
Ян Большой. Выпейте, панна Наталка!
Наталка. Он все еще жив?
Ян Большой(сообразив, что речь идет о Счастливчике, с ненавистью). Да, ему везет по-прежнему!..
Аня. О ком вы?
Наталка и Ян Большой молчат.
Скрипит дверь.
Люся останавливается.
В дверях занесенный снегом Костюк. Он входит, впустив клубы пара, хромая.
Костюк. По какому случаю праздник?
Ян Большой. Свадьба. С разрешения германского командования. Траур по Сталинграду кончился.
Костюк вдруг бросается к столу. Его останавливает Аня.
Костюк. Люся! Аня! Как же это?
Аня. Зачем же так на шнапс бросаться? Сами угостим.
Костюк(хрипло). Вот оно что… С разрешения, значит…
Люся(задорно). Может, ты не разрешишь?
Аня наливает Костюку полный стакан водки.
Костюк(пожимает плечами). Раз начальство не против, мне что?
Но в глазах у него — горечь и возмущение.
Аня. Выпейте, господин старший полицейский, за счастье молодых!
Аня неотрывно смотрит на Костюка. Он залпом выпивает стакан. Глаза его наполняются слезами. Он вырывает у Вацлава трехрядку, растягивает мехи и с отчаянием хрипло поет: