Предательство никогда не вызывало у нее симпатии. Бизнес есть бизнес, особенно наш, российский, и иногда для успеха приходится хитрить, выкручиваться, да много чего приходится, но семья – это другое. И если в их с Василием отношениях что-то изменится, Юля предпочтет развод жизни во лжи. Вот поэтому она больше не могла отвечать на взгляды бывшей подруги, ей все время хотелось отвести глаза. Элла не дура и, судя по всему, это заметила, потому что, когда Юля мельком взглянула на нее, та насмешливо ей улыбнулась. От этого Юле стало еще более неловко.
– Узнала о нас с Сомовым? – в лоб спросила она, когда мужчины вышли на террасу поприветствовать прибывших Шульмана с Веселовым.
Юля неопределенно пожала плечами, удивившись такой прозорливости. В конце концов, чужая личная жизнь не ее дело.
– Осуждаешь? – приподняла Элла свои четко очерченные строгие брови.
– С чего ты взяла?
– Да брось. Мне казалось, мы прекрасно друг друга понимаем. Так вот, когда-то давно у нас с Сергеем был роман, который незаметно перерос в дружбу. Но секс остался. Потом я вышла за Ганса, я его люблю, как это ни странно, а с Серегой мы просто друзья, и этот секс никак не влияет на наши взаимоотношения.
– Мило. А Ганс в курсе? – Юля наконец взглянула ей в глаза.
– Нет. Но если вопрос встанет ребром, я выберу мужа, – решительно заявила Элла, запуская свои сильные ухоженные руки в копну вьющихся, стриженных в форме каре волос.
– Это поступок! – Теперь усмехнулась Юля.
– Ну и на здоровье, – демонстративно надула Элла губки, так что было понятно – обида исключительно шутливая. – Кстати, мы на днях уезжаем, так что не хотелось ссориться напоследок, мне знакомство с тобой было приятно.
– Спасибо. А куда вы уезжаете? Расследование же еще не закончилось?
– Позавчера я съездила в жандармерию и побеседовала с начальником на предмет «доколе нам тут сидеть?». Он согласился с приведенными мною доводами в пользу нашего с Гансом отбытия, и вот теперь мы пакуем чемоданы.
– А остальные? – ошарашенно спросила Юля, силясь понять, как такое могло случиться, что она до сих пор не в курсе.
– Остальные остаются, – довольно сообщила Элла.
– Почему? – не отставала дотошная госпожа Ползунова.
– Потому что у них нет алиби на время убийств или потому, что им нравится сидеть на острове и ждать следующих трупов, – язвительно ответила Элла.
Юле она отчего-то становилась все более и более несимпатична. Элла даже не скрывает своего злорадства по отношению к друзьям, которые остаются сидеть на острове в такой малоприятной атмосфере на неопределенно долгий срок. С другой стороны, а что Юля от нее ожидала? Любой на ее месте с радостью убрался бы отсюда подальше. Особенно с яхты. Наверное, Юля просто бессознательно старается приписать ей пороки, чтобы оправдать свое резко изменившееся к Элле отношение.
– И кто у жандармов теперь главный подозреваемый? – спросила она, стараясь отогнать глупые неуместные мысли.
– Не знаю. Да и какая тебе разница? У них сегодня один подозреваемый, завтра другой. Ты лучше расскажи, кто тебя по голове приложил, – перевела Элла разговор в нейтральное русло.
Но обсудить волнительную тему им не дали. Шульман притащил Юле в подарок живую морскую звезду в мешочке с водой, которая вытекала на пол тонкой струйкой, и жаждал выпустить свою пленницу поскорее в какую-нибудь посудину. Мужики суетились, тыкались по углам, хотели выпустить ее в ванну, но тут Юля встала стеной, и наконец, пробегав по бунгало минут пятнадцать, все залив морской водой, в том числе и кровать, они выпустили несчастное создание обратно в море. И смотрели через окошечко в полу гостиной, как бедняжка улепетывает подальше от своих мучителей.
Потом Игорь красочно рассказывал, как он ее ловил, потом уплыли Крюгеры, потом явился инспектор, и Шульман с Веселовым тут же отбыли.
Глава 31
Элла возвращалась из Ваитапе, испытывая чувство глубокого внутреннего удовлетворения. Цель достигнута – они с Гансом отбывают.
Начальник местной жандармерии, как и предполагалось, первейшей своей задачей считал обеспечение спокойствия и комфортного отдыха для гостей Бора-Бора. Элла была гостем, причем испытывающим постоянный дискомфорт и волнения, и вызваны были эти неподобающие отдыхающим на их чудесном острове гостям чувства не чем иным, как работой жандармерии! С этим месье Пикар мириться не желал, не имел права!
Этот полный, смуглый, улыбчивый полинезиец в свои пятьдесят лет считал, что Господь даровал миру Бора-Бора, чтобы утешить в трудах и страданиях живущих в этом бренном мире людей. Тот, кто ни разу в жизни не побывал на Бора-Бора, напрасно тратил свои пот и кровь, проживал зря отпущенную ему жизнь. А еще он считал, что Господь назначил его, Пикара, беречь радость и покой на счастливом острове, не позволяя никому омрачать вечный праздник весны и жизни. Каждый раз, видя на улице или в кафе грустное, печальное лицо, Жан-Жак Пикар ужасно страдал. Он всегда подсаживался к несчастному, стараясь помочь, утешить, развеселить. Наверное, во всем мире не было более чуткого, сентиментального, болеющего за дело служителя правопорядка, чем он.
Узнав о первом убийстве на острове, месье Пикар едва не заболел, когда случилось второе, он надел траур. О недавнем покушении подчиненные ему просто не сообщили, дабы пожалеть ранимое сердце своего начальника.
После беседы с мадам Крюгер был немедленно вызван инспектор Бальзак, и в присутствии гостьи ему был учинен строжайший разнос, в результате чего инспектор после долгого и упорного сопротивления согласился отпустить на родину тех из фигурантов дела, кто может предоставить стопроцентное алиби на время обоих убийств. Но с условием, что данные лица обязуются не покидать территорию Евросоюза до окончания следствия, а также обязуются находиться по месту своего постоянного жительства, а в случае отъезда информировать о своей поездке местное отделение жандармерии.
Начальника жандармерии такие условия ужаснули своей варварской жестокостью, но инспектор Бальзак был тверд как гранит: или так, или никого не выпустит с острова до полного разбирательства. А если месье Пикар не удовлетворен работой инспектора, то последний немедленно подает в отставку. Пришлось согласиться. Ибо, во-первых, месье Пикар был удовлетворен, а во-вторых, в случае увольнения инспектора Бальзака поручить ведение этого сложного, запутанного дела было абсолютно некому.
Элла была довольна. Они с Гансом могут собирать чемоданы.
На яхте ее возвращения ждали с нетерпением, всем порядком надоело сидеть на Бора-Бора, и, что уж греха таить, общество друг друга им тоже опротивело.
Узнав об условиях получения индульгенции, все крепко задумались, и на лицах большинства из присутствующих появился явный и откровенный кисляк.
По здравом размышлении оказалось, что беспрепятственно покинуть яхту могут лишь Крюгеры, Ирина Яковлевна и Елена Сомова, но тут были некоторые сомнения.
– Не волнуйся, Игорек, – протрубила Ирина Яковлевна после подведения неутешительных итогов. – Я не брошу своего мальчика! – Она самоотверженно сверкнула глазами, отчего у Шульмана окончательно испортилось настроение, ибо перспектива отъезда любимой мамочки была для него компенсацией за необходимость сидеть здесь самому. Шансов отговорить ее от этой великой жертвы не было никаких. Уж он-то это знал. Чтобы легче было проглотить эту пилюлю, он плеснул себе изрядную порцию виски, которую тут же залпом и выпил.
Сомов и Веселов последовали примеру хозяина, поскольку легкомысленное поведение в ночь убийства злосчастного матроса лишило их шанса покинуть яхту немедленно. Беднягам не оставалось ничего другого, как оплакать эту потерю и мучиться дальше, изводя себя купаниями в прозрачно-голубом океане, ныряниями среди сказочно красивых рифов, вечеринками, гольфом и прочими ужасами богатой, сытой жизни. Татьяна, страдальчески закатив глаза, приняла двойную дозу успокоительного, а Инна с Семой отправились к себе бороться со стрессом привычным способом. Надо отметить, что Семен за время круиза здорово сбросил вес. Его округлая фигура лишилась своих плавных контуров, приобретя несвойственную ей угловатость.
Только Елена сидела в углу дивана, совершенно никак не реагируя на принесенное Эллой известие. Причина была исключительно проста: пока тянулось долгое ожидание фрау Крюгер, она успела так набраться, что уже минут двадцать, как тихо сопела в своем углу, заслонившись от мира огромными темными очками. Если бы кому-то на яхте было до несчастной хоть какое-то дело, ей давно уже поставили бы капельницу, чтобы вывести из запоя, ибо шансов, что Елена сможет самостоятельно справиться с зеленым змием, не было никаких.
Глава 32
– Инспектор! – немедленно вцепилась Юля в месье Бальзака, едва Шульман с компанией завели мотор катера. – Что у вас происходит? Почему вы отпускаете Крюгеров?
– Крюгеров отпускают? – безмерно удивился входящий в гостиную Василий. – Это еще что за новости?
Лицо инспектора помрачнело, он покаянно повесил голову и с чувством глубокой муки сообщил:
– Да. Я был вынужден пойти на эту меру под давлением начальства. – Жан-Поль бросил на Юлю по-собачьи тоскливый взгляд. – Мадам Крюгер была позавчера у начальника жандармерии и требовала ответить на вопрос, как долго ей придется сидеть на острове. Ее ждут дела, ребенок и прочее. Она права, я не могу бесконечно долго удерживать людей, не предъявляя им обвинения. Опуская подробности, могу сообщить, что я согласился отпустить всех, кто сможет предъявить мне стопроцентное алиби на время убийств. Таких оказалось всего трое. Крюгеры и мадам Шульман. Вернее, четверо, еще госпожа Сомова. Мадам Шульман отказалась покидать остров до тех пор, пока с ее сына не будут сняты все обвинения.
– Что значит только четверо? – искренне возмутилась Юлия. – А Василий?
– Формально господин Ползунов все еще находится под подозрением, потому как Андре Эстебан погиб раньше, чем успел дать показания, – извиняющимся тоном робко проговорил инспектор и торопливо добавил: – Но я, конечно же, абсолютно доверяю вашему свидетельству, мадам.