Ответить сразу на письмо Алекса у Эмили не получилось. Они с Антоном собирались на похороны Марго. Но всю дорогу и потом, сидя на поминальной службе в прекрасном средневековом соборе Святого Лаврентия в Гасси, она продолжала обдумывать письмо Алекса.
Скучаю.
По окончании службы многие местные жители пришли в дом Жака, где им было предложено угоститься новым винтажным вином. Все в один голос одобрили исключительные вкусовые качества вина.
Когда последние участники поминальной трапезы покинули дом, Эмили увидела, что Антон стоит один. Вид у него был усталый и изможденный.
Она подошла к мальчику и негромко обронила:
– Ступай наверх и упакуй свои вещи, хорошо? Мы скоро поедем домой.
Лицо мальчика немного прояснилось.
– Хорошо. Я сейчас!
Наблюдая за тем, как он с трудом переставляет ноги, поднимаясь по лестнице, Эмили лишний раз подумала о том, что приняла правильное решение, чтобы Антон переехал к ней сразу же после похорон матери. Во всяком случае, завтра с самого утра для него начнется уже новая жизнь, и это даст ему силы пережить все тягостные события дня сегодняшнего.
В кухне появился Жан.
– Эмили, папа приглашает вас присоединиться к нему в саду, пока Антон собирает свои вещи.
– Уже иду, – подхватилась Эмили и в сопровождении Жана направилась в сад.
Жак по своему обыкновению восседал в кресле, в котором он проводил все вечера. На поминальном обеде он руководил всем застольем, и Эмили получила возможность своими глазами увидеть, как все местные жители любят и уважают его.
– Садитесь, Эмили, – сказал он ей печально. – Мне надо с вами поговорить. Ты, Жан, тоже останься.
Судя по интонациям, старик собирался говорить о чем-то очень серьезном.
Жан налил всем троим по бокалу вина, а потом тоже сел, устроившись рядом с Эмили.
– Ну, вот, Эмили, наступил момент, – проговорил Жак осипшим голосом и слегка откашлялся. Он действительно охрип. Слишком много ему пришлось сегодня говорить. – Рассказать вам всю правду о дочери Софии.
После того как мы с Констанцией отвезли Викторию в монастырский приют для сирот, а затем Констанция вернулась к себе домой в Англию, я снова попытался уговорить Эдуарда пересмотреть свое решение, – неторопливо начал свой рассказ Жак. – Однако он и слушать меня не захотел, а буквально через пару дней уехал в Париж. Понятное дело, сам я терзался день и ночь, снедаемый чувством вины. Мучился, представляя себе, как дочурка Софии лежит где-то, никому не нужная и заброшенная всеми. И это «где-то» всего лишь в нескольких километрах от моего дома. – Жак слегка повел плечами. – Я старался рассуждать здраво, убеждал себя, что война оставила после себя сотни таких же бездомных и никому не нужных сирот, что я, в конце концов, вообще не несу никакой ответственности за судьбу маленькой Виктории. Но забыть малышку я не мог. За то время, что она была здесь, я успел привязаться к девочке и полюбить ее всем сердцем. В таких душевных терзаниях прошло две недели. Наконец я решил снова наведаться в приют и посмотреть, как там Виктория, привыкла ли она к своему новому дому. А вдруг ее уже успели удочерить? Если так, то что ж, на все воля Божья, и я не стану ее разыскивать, думал я. Увы-увы! Никто ее не удочерил. – Жак сокрушенно покачал головой. – Малышке к тому времени уже исполнилось четыре месяца. Не успел я переступить порог детской комнаты, как она тут же узнала меня. Глаза ее вспыхнули, и она заулыбалась во весь рот… Эмили, представляете? Она улыбнулась мне! – Жак обхватил свою голову обеими руками. – И вот при виде этой улыбки я понял, что не смогу просто так взять и бросить девочку.
Жак замолчал, не в силах продолжать. Жан обнял отца за плечи, пытаясь хоть немного успокоить его.
– И вот, – Жак резко вскинул голову вверх и обвел долгим взглядом Эмили и сына. – Я вернулся домой и стал обдумывать, что я могу сделать в сложившейся ситуации. Конечно, я мог бы и сам удочерить Викторию, но инстинктивно я понимал, что это не совсем то, что нужно малышке. Ведь в те годы большинство мужчин, включая и меня, разумеется, и понятия не имели, как обращаться с маленькими детками. Виктории нужны были любящие материнские руки. Тогда я стал соображать, кто бы из местных женщин согласился взять девочку на воспитание, что устроило бы меня со всех сторон. Ведь в этом случае я получил бы возможность хотя бы наблюдать со стороны за тем, как она растет и как ее воспитывают. И представьте себе, такую женщину я нашел. У нее уже был свой ребенок. Я хорошо знал эту женщину, потому что до войны ее муж регулярно помогал мне на винодельне во время сбора винограда. Я пошел навестить ее. Оказалось, что муж ее пока не вернулся домой и она ничего не знает о его судьбе. Положение у нее с ребенком было просто отчаянное… Они, что называется, умирали с голоду. Впрочем, после войны все мы тут жили впроголодь. Но женщиной она была доброй, заботливой, о чем можно было судить уже хотя бы по ее собственному ребенку. Я спросил у нее напрямую, готова ли она взять на воспитание еще одного младенца. Поначалу она отказалась наотрез, сказала, что хватит с нее и одного голодного рта. А чем она станет кормить второго ребенка? Само собой, иного ответа я от нее и не ожидал. Тогда я предложил ей деньги, и немалые! – Жак выразительно кивнул головой. – И она согласилась.
– Папа, но откуда у тебя взялись эти деньги? – страшно удивился Жан. – Ведь я же знаю, что ты после войны был беден, как церковная мышь.
– Действительно был… – Жак помолчал какое-то время, а потом глянул на Эмили. Та видела, с каким трудом давался старику его рассказ. – Ваш отец, Эмили, перед тем, как уехать в Париж, оставил мне кое-что. Уже после того, как Констанция вернулась в Англию. Может, таким образом он попросил у меня прощения за то, что отказался признать дочь Софии, и решил расплатиться с нами обоими. Я переговорил со знакомыми мне дельцами, орудовавшими на черном рынке, который в ту послевоенную пору процветал повсеместно. Я попросил этих людей оценить то, что отдал мне ваш отец, с тем чтобы на вырученные деньги я смог платить той женщине, которая согласилась взять к себе Викторию.
– А что именно, Жак, отдал вам отец? – осторожно поинтересовалась у старика Эмили.
– Книгу, причем я точно знал, что ему была очень дорога эта книга. Старинная такая книга с красивыми цветными иллюстрациями. Я знал, что Эдуарду удалось найти и второй том этого издания и у него получился полный комплект. Если вы помните, Эмили, а я об этом вам рассказывал, этот второй том он переслал сюда из Парижа через нашего связного Армана как знак всем нам, что он сумел вырваться из цепких лап гестапо. А потом Эдуард подарил книгу Констанции на память, когда она уже готовилась к отъезду на родину.
– О да, – откликнулась Эмили, и улыбка озарила ее лицо. – Я хорошо знаю эту книгу. Это «История французских фруктов».
– Все верно, – подтвердил Жак. – А у меня на руках оказался первый том. Я выяснил, что это старинное и очень редкое издание. Мне удалось продать книгу за весьма значительную сумму. По крайней мере, вырученных денег с лихвой хватило, чтобы заплатить той женщине за то, что она заберет к себе дочь Софии. Простите меня, Эмили, за то, как я распорядился подарком вашего отца. Конечно, я не должен был продавать книгу. Но в тот момент я больше думал о будущем племянницы своего друга детства, о том, чтобы она выжила.
На глазах Эмили выступили слезы. Голос ее предательски дрогнул, когда она заговорила:
– Верьте мне, Жак. По-моему, вы распорядились подарком отца самым наилучшим образом.
– И сколько же ты выручил за эту книгу? – спросил у отца Жан.
– Десять тысяч франков. В те времена, когда столько людей вокруг жили в нищете, это было целое состояние. Я сразу же вручил женщине тысячу франков и пообещал ей, что ежегодно она будет получать еще по пятьсот франков до тех пор, пока девочке не исполнится шестнадцать лет. Не стал рисковать и отдавать ей все деньги сразу. Мне надо было убедиться в том, что она станет честно зарабатывать их, воспитывая девочку. Женщина и понятия не имела о происхождении Виктории. Я все сделал для того, чтобы тайна ее рождения так и осталась тайной. Единственное, о чем она попросила меня, так это позволить ей переименовать Викторию и назвать девочку другим именем в честь ее матери.
– И ты согласился? – спросил Жан.
– Да, согласился. И не пожалел об этом. Потому что когда малышке исполнилось пять лет, женщина вообще отказалась брать с меня деньги за ее дальнейшее воспитание. К тому времени уже вернулся домой ее муж, и дела в семье пошли на поправку. Женщина сказала, что любит девочку, как свою родную дочь, и ей просто стыдно брать вознаграждение за ее содержание. Словом, я не ошибся, остановив свой выбор именно на этой женщине. Уверяю вас, Эмили, ребенок вашей сестры вырос в любящей семье. Трудно даже представить себе более счастливый дом для нее.
– Спасибо вам, Жак. Говорю вам спасибо от чистого сердца, от имени своей тети, от имени своего отца. Спасибо за все, что вы сделали для нас! – со слезами в голосе воскликнула Эмили. И наконец с ее уст сорвался вопрос, который уже давно вертелся на кончике языка: – Но что стало с этой девочкой потом? Как ее зовут?
– Ее зовут…
Жак нервно сглотнул слюну и попытался еще раз:
– Ее звали Марго.
35
Какое-то время все трое сидели молча, обдумывая все то, что только что сообщил им Жак.
Но вот Жак слегка откашлялся и снова заговорил:
– Теперь, Эмили, вы понимаете, почему я так осторожничал и не хотел ничего говорить вам о дальнейшей судьбе девочки. Ведь мои откровения могли бы внести полнейшую сумятицу в жизнь Марго. Более пятнадцати лет она проработала в замке в качестве экономки. Вскоре после смерти вашего отца прежняя экономка, вполне возможно, вы ее помните, ушла на покой. К тому времени я был в самых что ни на есть дружеских отношениях с матерью Марго, а потому с радостью порекомендовал ее дочь Валерии, вашей матери.