жданная высадка союзнических войск на континенте, как о том говорилось на родине, еще до ее отправки во Францию, как о деле решенном. Оставалось лишь надеяться на то, что так оно в конце концов и будет.
Эдуард категорически отказывался вести с ней беседы на такие темы. Он и вообще по мере сил старался избегать ее, особенно в последнее время. Очень часто по утрам, когда они с Софией спускались к завтраку, его уже не было дома. Куда он пошел? С кем общался? Конни и понятия не имела. Но коль скоро граф, по его словам, поставил ее начальство в спецслужбах в известность о том, что с ней стало и где она сейчас находится, уныло размышляла Конни, то, может быть, они изыщут какую-то возможность выйти с ней на связь. Не бросят же они ее здесь одну, раздавленную, сломленную, без малейшей надежды на помощь, влачащую жалкое существование на фоне всей этой показной роскоши. А ведь ее учили тому, как убивать врага, а не как его обольщать.
– Ах, Лоренс, – тихо воскликнула она с отчаянием в голосе. – Если бы ты был рядом… подсказал бы мне, что делать.
Конни вяло откинулась на подушки. Думы ее были такими же беспросветными, как и вся ее нынешняя жизнь. Уже, наверное, в тысячный раз она задала себе один и тот же вопрос: а увидит ли она когда-нибудь своего мужа?
Наступил август, и Конни почувствовала некоторое облегчение от того, что союзники начали регулярно бомбить немецкие позиции. Подземное бомбоубежище под домом было исполнено той же роскоши, к которой де ла Мартиньеры привыкли и во всем остальном. Удобные кровати, газовая плитка, на которой всегда можно было сварить себе чашечку кофе, множество самых разнообразных настольных игр, чтобы занять время обитателям подземелья. Во всяком случае, думала Конни, читая очередную книгу и прислушиваясь к тому, как сотрясается их дом наверху под разрывами бомб и снарядов, которые союзники обрушивали на город с неба, эти налеты означают лишь одно. Вот-вот начнется долгожданная высадка и сухопутных войск тоже. Скорей бы уж, молилась про себя Конни. Ведь в этом случае она обретет наконец свободу, отбросит прочь от себя все эти сюрреалистические декорации, среди которых она обитала все последнее время.
Как и всегда в Париже, август выдался удушливо жарким и влажным. Воздух словно застыл: ни малейшего дуновения ветерка. Каждый день они с Софией уединялись во второй половине дня в саду. Эдуард однажды обронил в разговоре с Конни, что его сестра обладает удивительным даром художника. И вот сейчас Конни получила возможность убедиться в правоте его слов. Она срывала какой-нибудь цветок или фрукт и клала его в руки Софии. Та какое-то время ощупывала его своими тоненькими пальчиками, пытаясь определить форму предмета. Потом она просила Конни описать ей словами то, что она ей дала. После чего брала в руки угольный карандаш и делала набросок в лежащем рядом альбоме. Через каких-то полчаса рисунок был готов. На бумаге появлялся совершенной формы лимон или персик.
– Ну, как? Похоже? – с нетерпением спрашивала у нее София. – Я правильно уловила форму и текстуру предмета?
Ответ Конни был всегда утвердительным.
– Да, София, ты превосходно уловила и то и другое.
В один из дней, особенно душных и знойных, когда у Конни голова раскалывалась от изнуряющей жары, а серовато-желтые облака, закрывшие полнеба, не сулили никакой прохлады, они с Софией по своему обыкновению коротали время в саду. И вдруг София раздраженно передернула плечиками.
– Что? – обеспокоенно спросила у нее Конни, перестав обмахиваться книгой, которую она держала в руке, словно это веер.
– Надоело мне рисовать одни и те же фрукты неделями подряд. Придумай что-нибудь новенькое. Вот в Гасси, в фруктовом саду нашего замка, полно самых различных фруктов, правда, я точно не помню, каких именно.
– Хорошо, постараюсь, – пообещала девушке Конни, напрягая память и пытаясь вспомнить названия различных фруктов. Сверху на них упали первые капли дождя, и сразу же потянуло живительной прохладой. – А сейчас скорее в дом. Кажется, гроза начинается.
Сопроводив Софию в дом и передав ее с рук на руки Саре, чтобы та помогла девушке принять освежающий душ, Конни направилась в библиотеку. Она подошла к окну и замерла, прислушиваясь к тому, как громыхает гром снаружи, будто разверзлись небеса. Но, слава богу, это не грохот артиллерийской канонады, не страшные звуки рвущихся бомб, сброшенных с самолетов и несущих на землю смерть и разрушение. Всего лишь обычный разгул стихии. Гроза была мощной и зрелищной и отнюдь не собиралась заканчиваться. Конни стала шарить по книжным полкам в поисках чего-то такого, что могло бы вдохновить Софию на изображение новых фруктов.
В эту минуту в библиотеке появился Эдуард. Лицо у него было озабоченное, вид усталый.
– Могу я вам помочь, Констанция, в ваших поисках? – обратился он к Конни и натянуто улыбнулся.
– Вот ищу книгу с описанием всяких диковинных фруктов. Вашей сестре уже порядком надоело рисовать только лимоны и апельсины.
– Быть может, вот эта книга подойдет… Я приобрел ее всего лишь пару недель тому назад. – Эдуард проворно пробежал пальцами по корешкам книг и снял с полки аккуратный томик. – Вот, взгляните.
– Спасибо, – сказала Конни, беря книгу, и вслух прочитала ее заглавие: – «История французских фруктов», том второй.
– Наверняка у вас возникнут какие-то мысли после просмотра этого тома. Боюсь только, что в военном Париже мы едва ли сможем отыскать все те экзотические фрукты, о которых рассказывается в книге.
Конни принялась медленно перелистывать страницы, перемежающиеся красочными цветными иллюстрациями. Каждая картинка сопровождалась и подробным описанием фрукта.
– Какие красивые иллюстрации, – невольно восхитилась она.
– Да, – согласился с ней Эдуард. – И сама книга очень редкая. Она была издана в восемнадцатом веке. Мой отец приобрел первый том этого издания для нашей библиотеки в Гасси. А тут и я, по чистой случайности, наткнулся пару недель тому назад на второй том. В комплекте эти два тома представляют собой особую библиографическую ценность. Конечно, отнюдь не меркантильными соображениями я руководствуюсь, собирая свою библиотеку. Просто меня всегда привлекают красиво изданные книги.
– Эта книга действительно поражает своей изысканной красотой, – откликнулась Конни и провела пальцами по нарядному холщовому переплету изумрудно-зеленого цвета. – Удивительно! Книге уже больше двухсот лет, а она в таком прекрасном состоянии, будто ее никогда не брали в руки.
– В следующий раз, когда поеду к себе в замок, отвезу ее туда. Вместе эти два тома станут отличным путеводителем по нашим тамошним садам. Пожалуйста, можете взять книгу с собой. Уверен, вы с ней будете обращаться бережно. – Эдуард отвесил легкий полупоклон. – Прошу простить меня, Констанция, но мне надо немного позаниматься здесь делами.
Август медленно перетек в сентябрь. И чем дальше, тем отчетливее Конни видела, в каком смятенном состоянии пребывает София. Обычно раньше, когда она читала ей вслух, девушка слушала ее предельно внимательно и часто просила повторить то или иное предложение еще раз, если что-то было ей непонятно. Но сейчас София слушала ее, что называется, вполуха. Такой же невнимательной она стала и во время своих сеансов рисования. Конни изо всех сил выкладывалась, чтобы живописать Софии, как выглядят луковицеобразные пурпурные плоды чернослива, а она в это время машинально водила карандашом по бумаге, и было видно невооруженным взглядом, что мысли ее витают далеко отсюда.
А потом и вовсе извлекала из кармана небольшую записную книжку в кожаном переплете и начинала что-то строчить туда. Конни лишь завороженно наблюдала за тем, как София время от времени устремляла взгляд своих невидящих глаз к небесам, словно желая подпитаться от них вдохновением, потом она еще раз ощупывала пальцами страницу в записной книжке и опускала ручку в точно означенное место. Однажды Конни попросила девушку показать ей, что она там пишет, но София отказалась наотрез.
Как-то раз вечером они сидели вдвоем в библиотеке. Стоял непривычно холодный сентябрьский день. В доме впервые за все лето растопили камин. Неожиданно София сказала, обращаясь к Конни:
– Констанция, ты так хорошо описываешь мне внешний вид того или иного предмета, я словно вижу его своим внутренним зрением. А можешь ли ты описать мне, что такое любовь?
Рука с чашкой чая изумленно повисла в воздухе. Конни так и не успела донести ее до своего рта. Она посмотрела на Софию. На лице девушки застыло мечтательное выражение.
– Что сказать? – Конни сделала небольшой глоток из чашки, после чего снова поставила ее на блюдце. – Словами описать любовь очень трудно. Ведь у каждого из нас своя любовь. Все люди любят и чувствуют по-разному.
– Тогда расскажи мне, как чувствуешь любовь ты, – продолжала настаивать на своем София.
– Бог мой! – воскликнула Конни в поисках подходящих слов. – Для меня это было так. Когда рядом Лоренс, весь мир вокруг утопает в солнечном сиянии. Даже в самые мрачные, пасмурные дни мне казалось, что над нами светит солнце, когда мы вместе с ним прогуливались по нашим бескрайним болотам. Да и сами эти прогулки казались мне волшебными только потому, что рядом со мной шел Лоренс. – Конни умолкла, почувствовав, что у нее перехватило горло. Перед ее глазами вдруг всплыли в памяти те головокружительные дни, когда они с Лоренсом еще только-только начали встречаться. – Мне приятно было каждое его прикосновение. Более того, я жаждала его ласк. Они меня совсем не пугали. Наоборот. Возбуждали и одновременно успокаивали. Он заставлял меня чувствовать себя какой-то… неукротимой что ли, непохожей ни на кого на свете. А еще я чувствовала себя в полной безопасности, когда он был рядом, словно ничто на свете не могло напугать меня. Но когда мы с ним были в разлуке, все было иначе. Время замедляло свой ход и тянулось бесконечно. Зато как же оно летело, когда мы снова обретали друг друга. Часы превращались в мгновенья. Лоренс вдыхал в меня жизнь, понимаешь, София? Я… Прости! – Конни сунула руку в карман в поисках носового платка и торопливо вытерла слезы, выступившие на глаза.