– Ах, Констанция! – воскликнула София, всплеснув руками, и ее огромные слепые глаза тоже наполнились слезами. – Можно я признаюсь тебе кое в чем?
– Конечно, – с готовностью кивнула головой Конни, стараясь совладать со своими эмоциями.
– Ты так живо и ярко описала мне собственные чувства к мужу. И сейчас я точно знаю, что это – любовь. Выслушай меня, Констанция. Пожалуйста! Мне нужно кому-то излить свою душу. Иначе я просто сойду с ума. Но о том, что я собираюсь сказать тебе, ни слова моему брату. Поклянись!
– Раз ты так просишь, то, конечно. Клянусь! – У Конни моментально заныло в груди. Она уже догадалась, о чем именно София хочет поделиться с ней.
– Так вот, – София сделала глубокий вдох. – Вот уже несколько недель, как я знаю наверняка, что люблю Фридриха фон Вендорфа. И что самое потрясающее – он тоже любит меня, Наконец-то я произнесла это вслух. Слава богу, я сказала это. – София рассмеялась с облегчением. На ее побледневшем личике снова заиграли краски.
– Но, София… – растерянно начала Конни. На сей раз у нее действительно не было слов.
– Знаю-знаю, Констанция. Знаю наперед все, что ты собираешься сказать мне. Что это невозможно, что любви между нами не может быть и прочее, и прочее. Но разве ты не понимаешь? Я отчаянно боролась с собой, пытаясь заглушить свое чувство, уразуметь, что нам с ним никогда не быть вместе. Но мое сердце отказывается подчиняться разуму. И с Фридрихом происходит то же самое. Мы оба не властны в своих чувствах. Мы просто жить не можем друг без друга.
Конни уставилась на Софию с нескрываемым ужасом. Наконец она собралась с мыслями.
– И все же, София, тебе придется понять и принять как данность, что никакой союз между вами невозможен ни сейчас, ни в будущем. София, подумай сама. Фридрих, высокопоставленный офицер-нацист. Если в следующем году война закончится и союзники одержат в ней победу, его наверняка ждет трибунал и смертный приговор.
– А если победят они?
– Такого никогда не будет. Никогда! – повторила Конни. Она отказывалась даже думать о такой возможности развития событий. – Но каким бы ни был исход войны, по ее завершении двое с противоборствующих сторон никогда не смогут быть вместе. Это невозможно даже по соображениям морали. Понимаешь меня?
– Само собой. Мы оба понимаем это, – отвечала ей София. – Но у Фридриха есть свои планы касательно того, что нам с ним делать после войны.
– То есть вы вполне серьезно обсуждаете ваше совместное будущее? – Конни почувствовала, как у нее напряглись все мускулы на лице. – Но как? Где?
– Постарайся понять меня. Если во главе страны стоит диктатор, это вовсе не означает, что все, кто вынужден помогать ему сохранять свой диктаторский режим, верят в него и разделяют его взгляды.
Конни обхватила голову обеими руками и с отчаянием затрясла ею.
– То есть ты хочешь сказать мне, София, что Фридрих не является ярым сторонником нацистского режима? Этот человек повинен в гибели сотен наших соотечественников, в тех ужасных разрушениях, которые война нанесла нашим странам и продолжает наносить и сегодня. Твой брат говорил мне, что доклады Фридриха ложатся непосредственно на стол самого Гиммлера. Да он…
– Нет, – перебила ее София на полуслове. – Он так же, как мы здесь, Констанция, живет во лжи. Он образован. Это человек высокой культуры. К тому же он истинный христианин, и ему претят этические установки фюрера. Но что он может поделать? – Из груди Софии вырвался тяжелый вздох. – Заяви он о своих убеждениях открыто, и его уже давно не было бы в живых.
Конни с отчаянием уставилась на бедняжку Софию. Как же искренне она заблуждается. Эта женщина слепа не только физически. Несчастная любовь к Фридриху ослепила и ее разум. Она с готовностью верит всему, что говорит ей возлюбленный.
– Я отказываюсь верить твоим словам! – с жаром воскликнула она. – Боже мой! И ты тоже не должна верить ни единому его слову. Разве ты не понимаешь истинную цель его намерений? Он же тебя просто использует, София. А что еще хуже и страшнее, возможно, он в чем-то заподозрил Эдуарда и сейчас пытается незаметно подобраться к нему через тебя.
– Ты ошибаешься, Констанция! – с яростью выкрикнула ей в ответ София. – Ты очень сильно ошибаешься… Ты совсем не знаешь Фридриха… Понятия не имеешь, о чем мы с ним беседуем, когда остаемся наедине. Он хороший! И я всецело доверяю ему. А когда война окончится, мы с ним просто исчезнем, и все.
– Нет, София. Умоляю, одумайся! Вам некуда будет бежать. Нет на земле такого места, где Фридрих смог бы спрятаться. – Конни хотелось кричать во весь голос. Наивность девушки приводила ее в исступление. – Его повсюду выследят и найдут. Найдут и заставят ответить за те ужасные преступления, которые он совершил перед человечеством.
– Мы отыщем такое место, где сможем быть вместе. – София недовольно надула губки и в этот момент стала очень похожей на избалованного ребенка, у которого только что отняли его любимую игрушку. Нелепость ее последних слов была столь очевидной, что Конни даже не знала, то ли ей плакать, то ли смеяться.
Тогда она попыталась зайти с другой стороны.
– София, – начала она прочувствованным голосом, – я хорошо понимаю, сколь глубоки твои чувства к Фридриху. Но ты ведь сама сказала, что это – твой первый любовный опыт. Не торопись с выводами. Возможно, через какое-то время ты сможешь взглянуть на все происходящее более трезвым взглядом. Возможно, это даже не любовь, а так… минутное увлечение… Потеряла голову на какое-то время, и все тут…
– Обойдемся без твоих наставлений, договорились? Да, я слепа, это правда. Но я взрослая женщина и хорошо понимаю, что именно я чувствую по отношению к Фридриху. Он вскоре уедет обратно в Германию, ненадолго, всего лишь на пару недель. А потом снова вернется ко мне. Вот увидишь! Пожалуйста, позови Сару. Пусть она отведет меня наверх, – вдруг приказала ей София властным голосом. – Я устала и хочу немножко отдохнуть.
В полной растерянности Конни вышла из комнаты. Впервые до нее дошло, что под хрупкой и беззащитной внешностью Софии скрывается сильная и волевая женщина, которая никогда и ни за что на свете не откажется от своей любви.
14
Несколько дней кряду Конни находилась под впечатлением их разговора с Софией. Все эти дни она мучилась, терзаясь сомнениями: рассказывать ли Эдуарду об откровениях его сестры или лучше промолчать? Рассказать – значит потерять единственную подругу и наперсницу, которая у нее есть сегодня. С другой стороны, если она промолчит, то не подвергнет ли тем самым всех их троих еще большей опасности? Между тем София после своей исповеди заметно дистанцировалась от Конни. А потому во второй половине дня Конни сейчас отправлялась на пешие прогулки по близлежащим окрестностям Парижа. Сад Тюильри, мост Согласия, куда угодно, лишь бы не сидеть в четырех стенах, не задыхаться от удушливой атмосферы дома с его такими непростыми обитателями. Как-то раз возвращаясь домой с променада, она вдруг заметила знакомое лицо на мосту. Мимо нее промелькнула девушка на велосипеде. В первое мгновение Конни замерла на месте как вкопанная, во второе уже пришло осознание того, что да! – она не ошиблась, но велосипедистка уже оставила ее далеко позади.
Венеция…
Усилием воли Конни заставила себя не оглянуться и продолжить свой путь к особняку Мартиньеров. Что, если за ней наблюдает противник? Она шла и размышляла о такой неожиданной встрече. Венеция рассталась со своей роскошной гривой и сделала короткую стрижку. И одета она была так, чтобы никак не выделяться из толпы. Ничего вызывающе яркого, броского, всего того, в чем любила щеголять Венеция в былые времена.
На следующий день Конни снова отправилась в Тюильри прежним маршрутом через мост и время подгадала такое же, как и накануне. В саду она долго сидела на скамье, любуясь золотисто-красным ковром из опавших листьев, которым осень украсила сад. Вполне возможно, Венеция обитает где-то неподалеку. У Конни сжалось сердце, так ей вдруг захотелось увидеть рядом с собой знакомые глаза, обнять человека, близкого человека, из той ее прошлой жизни.
Целую неделю она ходила в сад, как на свидание, но больше так ни разу и не встретила Венецию.
Фридрих стал появляться у них в доме гораздо чаще, чем Фальк. Порой он вообще приходил без предупреждения, что, впрочем, не вызывало никакого удивления у Софии. Всякий раз она с нескрываемой радостью встречала его в дверях гостиной. Конни оставалось лишь надеяться, что Эдуард наконец-то обратит внимание на то, что творится у него под носом. Но граф постоянно отсутствовал, а если и появлялся дома, то вид у него был измученный, и дела семейные его явно не занимали. А потому все свои страхи Конни держала при себе. Часто она пыталась навязать свое общество возлюбленным, уединявшимся в гостиной. Но всякий раз незрячие глаза Софии выразительно давали ей понять, что ее присутствие здесь крайне нежелательно. Словом, всякий раз после десятиминутного неловкого разговора ни о чем Конни вынуждена была ретироваться к себе.
К счастью, у нее обнаружился надежный союзник в лице Сары. Эта женщина вырастила Софию, можно сказать, с пеленок и была предана ей всей душой. Зачастую, когда Конни с тяжелым сердцем закрывала за собой дверь гостиной, к ней подходила Сара.
– Можете положиться на меня, мадам. Я прослежу за тем, чтобы с мадемуазель Софией все было в полном порядке.
И Конни с радостью передавала свое дежурство из рук в руки Саре в полной уверенности, что с Софией действительно не случится ничего худого. Ведь Сара была для девушки словно вторая мать.
Со стороны казалось, что жизнь в доме идет своим чередом, однако напряжение внутри стен лишь нарастало. Оно буквально пульсировало в воздухе. В один из дней Эдуард и вовсе не ночевал дома и явился лишь под утро. Они вместе завтракали в столовой, и Конни лишний раз заметила, как он измотан.
– Мне нужно срочно отправиться по делам на Юг, – вдруг сообщил он ей по завершении трапезы. Поднялся из-за стола и направился к выходу, но возле дверей остановился и, немного помолчав, добавил: – Если кто будет интересоваться моим отсутствием, я нахожусь