20
Следующее утро выдалось на редкость хлопотным. С самого утра Эмили встретилась с архитектором и прорабом. Вместе они еще раз прошлись по всему дому, обсудив в мельчайших деталях все этапы предстоящей реставрации. Эмили лишь нервно сглотнула слюну, увидев оценочную стоимость всех реставрационных работ. Но архитектор, представивший смету, заверил ее, что все указанные затраты, вплоть до самого последнего сантима, с лихвой окупятся в будущем. Ибо рыночная стоимость обновленного замка возрастет многократно.
– В ближайшие несколько месяцев нам придется тесно контачить по многим вопросам, – заявил ей прораб, которого звали Адриан. – И имейте в виду: в свой следующий приезд вы увидите замок в очень неприглядном виде, и так продлится довольно долго. Пока ваш родовой дом не засияет снова в своей первозданной красоте.
Когда мужчины ушли, Эмили закрыла за ними парадную дверь и снова медленно прошлась по всем комнатам и залам. Конечно, глупо, подумала она, но на нее вдруг нахлынули сентиментальные воспоминания о прошлом. Прощаясь с каждой комнатой, она клятвенно заверяла ее, что все переделки и трансформации, которые вскоре тут начнутся, пойдут им лишь во благо.
Потом она навестила Жана, и тот пригласил ее на ужин. С ночлегом, разумеется. Вернувшись домой, Эмили первым делом заглянула в буфетную, где оставила свой чемодан и два черных мешка для мусора. Извлекла из одного мешка стопку неразобранных бумаг и фотографий. Выудила из этого вороха желтый конверт и открыла его. В конверте лежала фотография ее отца, еще совсем молодого. На вид Эдуарду было лет двадцать с небольшим. Он стоял на берегу моря, обнимая за плечи красивую светловолосую девочку. Эмили сразу же узнала ее. Одно лицо с тем портретом, что висел на стене отцовского кабинета в их парижском доме. Это его сестра София. В конверте лежал еще листок бумаги, явно вырванный из записной книжки… Эмили аккуратно развернула листок и разгладила его. Знакомый детский почерк с неровными, слегка прыгающими буквами.
«Мой брат…»
– Мой брат, – шепотом повторила Эмили первую строчку, пытаясь разобрать ужасающие каракули, которыми была заполнена вся страница. С трудом, но разобрала. То был панегирик, посвященный Эдуарду. Как и все другие стихотворения Софии де ла Мартиньер, он тоже был подписан ее именем и указан возраст: «14 лет».
Почувствовав, что кончики ее пальцев стали неметь от холода, царящего в пустом доме, Эмили снова вернулась на кухню и пристроилась возле плиты. Из стихотворения со всей очевидностью следовало лишь одно: юная София не просто любила, она обожала своего старшего брата. Тогда почему же отец никогда не вспоминал о сестре в разговорах с ней? Что такого произошло между ними, что наложило печать молчания на уста Эдуарда де ла Мартиньера? И эта непонятная печаль при одном лишь упоминании ее имени… Наверное, на то была своя причина, и весьма серьезная. Ведь достаточно лишь взглянуть на старую фотографию, чтобы понять, как брат и сестра любят друг друга.
Она бережно спрятала фотографию и листок со стихотворением Софии в свою сумочку, потом подхватила мешки с бумагами и чемодан и направилась к выходу. Закрыла за собой в последний раз парадную дверь замка и села в машину. Вырулила по подъездной дороге на шоссе и покатила к дому Жана. Неожиданно зазвонил мобильник. Эмили глянула на дисплей. Себастьян! Она резко притормозила машину и взяла трубку.
– И где же ты пропадал все это время? – крикнула она почти в бешенстве. – Я тут вся извелась, понимаешь… а ты…
Эмоции переполняли ее, но преобладала откровенная злость.
– Прости меня, дорогая! Прости! Тут такое: я забыл дома свою подзарядку, а утром в среду обнаружил, что телефон сел.
– Что за глупости, Себастьян! Это не отговорка… Кругом полным-полно телефонов, по которым ты мог бы связаться со мной. Или я чего-то не понимаю? – Эмили уже почти утратила контроль над собой.
– Но я так и сделал. Во вторник вечером позвонил в Блэкмор-Холл, но никто не снял трубку. И тут я понял, что ты уже наверняка во Франции.
– Тогда почему не отправил сообщение на мой мобильник? – продолжала горячиться Эмили.
– Выслушай меня, Эмили! Все очень просто, ей же богу! Твой номер забит в памяти моего мобильника, а он, как я тебе говорил, выключился. У меня просто не было под рукой номера твоего телефона до тех пор, пока я не вернулся сегодня днем домой в Йоркшир. И сразу же зарядил свой телефон.
– Но что помешало тебе связаться с Жераром? У него же есть все мои контактные телефоны.
– Причина все та же. И его телефон тоже хранился в памяти моего бесполезного на тот момент мобильника. Пожалуйста, Эмили, – в голосе Себастьяна прорвались нотки усталости, – прости меня. Прошу тебя! И, опережая твой следующий вопрос, скажу, что в Лондоне я попытался купить новое зарядное устройство. Но у меня же такая допотопная модель телефона, что ни в одном из магазинов попросту нет комплектации к нему. Они не торгуют таким старьем. А времени на то, чтобы прошерстить все магазины и блошиные рынки Лондона, у меня попросту не было. Такое вот печальное стечение обстоятельств, если хочешь знать. Больше мне нечего добавить к сказанному. Разве что одно… Впервые я на собственном опыте понял, что архаичная записная книжка с адресами и номерами всех нужных телефонов, записанных обычной шариковой ручкой, бывает порой гораздо полезнее самых навороченных гаджетов. Поверь мне, других причин не выходить с тобой на связь у меня не было.
До Эмили наконец дошел смысл его слов, и у нее как-то сразу пропало желание разговаривать с мужем на повышенных тонах. В самом деле! Себастьян абсолютно прав. Какие еще причины могли у него быть, чтобы столько дней упорно не отвечать на все ее звонки?
– Если бы ты только знал, как я переживала тут, буквально вся извелась, – бросила она в трубку. – Плюс еще это твое странное поведение накануне отъезда, в выходные… Я было подумала, уж не собираешься ли ты, грешным делом, бросить меня.
Злость прошла сама собой, теперь Эмили уже готова была расплакаться от жалости к себе.
В трубке послышался легкий смешок.
– Бросить тебя? Перестань! Ведь я только что женился на тебе, Эмили… всего лишь каких-то несколько недель тому назад. За кого ты меня принимаешь? Да, признаю, на прошлой неделе я действительно повел себя не самым лучшим образом. Но у всех ведь случаются подобные срывы время от времени. Разве не так?
– Наверное, – согласилась с мужем Эмили, нервно прикусив губу. Напрасно она начала этот разговор, да еще поторопилась озвучить свои скоропалительно сделанные выводы.
– Мой братец снова доставал тебя? Не он ли посеял в твоей голове эти безумные мысли? Похоже на то… – Эмили почти явственно услышала, как Себастьян кивком головы подтвердил собственную догадку. – Готов побиться об заклад, что это он.
– Ошибаешься, Себастьян. Алекс слова плохого о тебе не сказал.
– Не лги мне, Эмили. Я хорошо знаю, каков Алекс на самом деле. – В голосе Себастьяна неожиданно прорезались жесткие нотки.
– Говорю же тебе, он никогда и ничего про тебя не рассказывал, – еще раз повторила Эмили, вовсе не желая вступать в перепалку с мужем во время первого их за четыре дня разговора. – Так ты уже дома?
– Да, вернулся. А как продвигаются дела в замке?
– Книги уже вывезли. Все готово к началу ремонтных работ.
– Мне жаль, что я в этот момент не рядом с тобой и ничем не смогу помочь тебе. Но я был занят по горло все эти дни.
– Есть хорошие новости? – осторожно поинтересовалась у него Эмили.
– Не совсем… То есть я хочу сказать, что новости могли бы быть и получше… Но как есть, так есть. Когда ты возвращаешься?
– Завтра.
– Тогда приготовлю нам что-нибудь вкусненькое на ужин. Надо же мне как-то реабилитировать себя за этот чертов мобильник. Мне жаль… Честное слово, Эмили! Получилось, конечно, не очень хорошо, однако моей вины в том нет. А во вторник вечером я пытался дозвониться до тебя, но тщетно.
– Себастьян! Проехали и забыли, ладно? – предложила в ответ Эмили.
– Ладно. Если понадобится какая моя консультация, звони… Я весь к твоим услугам.
– Спасибо. Но пока все вроде бы под контролем.
– Окей. Держи меня в курсе, дорогая. Оставайся на связи.
– Ты тоже не теряйся, – слабо улыбнулась в ответ Эмили. – До встречи.
Она отключила телефон и уставилась в ветровое стекло, размышляя о том, вполне ли она поверила объяснениям Себастьяна. Помнится, отец не раз повторял, что самые драматичные по своему накалу события могут быть спровоцированы сущими пустяками. Вполне возможно, это как раз тот случай. И все же упорное молчание Себастьяна на протяжении четырех дней посеяло первые семена сомнения в ее душе.
Хотя Алекс действительно не сказал слова плохого в адрес своего брата, но он, однако же, упорно отказывался обсуждать с ней все, что так или иначе связано с Себастьяном. И за этим нежеланием распространяться на столь интересующую ее тему скрывалось, как догадывалась Эмили, нечто большее, чем простой человеческий такт. Но только что именно? Эмили снова включила двигатель и проехала последние несколько сот метров до дома Жака. Припарковала машину на улице и пошла в дом.
Бросила свои пожитки прямо в прихожей, а сама направилась в винодельню. Осторожно тронула дверь, зная, что Жан обычно засиживается на работе допоздна. Так и есть! Вон восседает на своем неизменном месте за столом, обложенный со всех сторон толстенными гроссбухами.
При виде Эмили он тотчас же расплылся в приветливой улыбке, лучики морщин веером разошлись в уголках его карих глаз.
– Эмили! Рад вас видеть! – Он поднялся со своего места, обошел вокруг стола и расцеловал молодую женщину в обе щеки. – Добро пожаловать к нам в гости. Комната уже ждет вас. И ужин тоже готов. Наверное, успели вымотаться за день.
– Спасибо вам, Жан, что согласились приютить меня. А где Жак? – Эмили вперила свой взгляд вглубь погреба. Там, возле самой стены, стояла большая скамья, а рядом стеллаж, на который Жак составлял бутылки с наклеенными им этикетками. Его обычное рабочее место.