– Вполне возможно, он сделал это потому, что разделяет ваши взгляды и видит будущее таким, каким его видите вы. Он понимает, что старая Франция уже не сможет уцелеть в том виде, в каком она была до войны, а потому совершенно искренне проникся духом идей Гитлера.
– Наверное, таким богатеям, как он, по нраву вся эта наша правоцентристская болтовня. – Фальк тяжело вздохнул. – Но бывает, что другие начинают сомневаться в излишней правоверности таких людей. Так ли уж велика их преданность нашему общему делу? Вот и его имя упорно связывают с деятельностью различных подпольных организаций, в том числе с движением Сопротивления. До поры до времени я отметал все эти слухи, как самые обычные сплетни.
– И правильно делали, Фальк. Сегодня в Париже трудно сыскать человека, которого в чем-нибудь не подозревали бы. Не удивлюсь, если я тоже у вас под подозрением. – Конни издала короткий смешок.
– Ошибаетесь, фройляйн. В вашем досье нет никаких компрометирующих фактов, свидетельствующих против вас. А Эдуард сегодня дома? – неожиданно поинтересовался Фальк. – Коль скоро мы уже отужинали, не вернуться ли к вам? Хочу перекинуться парой слов с Эдуардом, предупредить, что его имя фигурирует в списках тех, кто принимал личное участие во всех последних акциях Сопротивления. Так мне, во всяком случае, доложили. Ну, да что не сделаешь ради дружбы! Ведь Эдуард – мой друг. Он был так гостеприимен и ко мне, и к моему брату.
– Конечно, он дома. Но взгляните на часы, Фальк. Время позднее… Наверняка он уже спит. К тому же, – Конни легко коснулась рукой руки Фалька, хотя в этот момент все внутри нее заиндевело, – кто-то обещал мне расслабиться. – Она кокетливо склонила головку набок и послала ему манящую улыбку.
Глаза Фалька просияли. Он ударил кулаком по столу.
– Да! Вы правы. Сегодняшняя ночь – для удовольствий! Давайте еще немного потанцуем.
Они кружились в танце, и Конни всем телом льнула к Фальку. Его ласки она воспринимала с видом женщины, жаждущей таких ласк. Она чувствовала его нарастающее возбуждение, когда прижималась к нему бедром, а он в это время страстно целовал ее в губы, раздвигал их своим змеевидным языком и засовывал его ей в рот.
– Поехали куда-нибудь, где мы можем побыть одни, – прошептала она ему на ухо.
Все что угодно, но только чтобы этот страшный человек забыл о своем намерении повидаться прямо сейчас с Эдуардом.
– Поехали. Немедленно.
Фальк вызвал свою машину, и они сели в нее. Коротко продиктовав шоферу адрес, он, не теряя времени, принялся грубо обшаривать руками все доступные ему части ее тела. Вскоре машина остановилась на улице Фош возле шикарного жилого дома, в нескольких минутах езды от гестапо. Фальк отпустил шофера, а сам почти бегом потащил Конни за собой в парадный вестибюль. Лифт поднял их на второй этаж. Они вошли в квартиру и сразу же направились в спальню.
– Майн Гот! – воскликнул Фальк, тяжело сопя. – Я ждал этого мгновения с тех самых пор, как увидел тебя впервые.
Он принялся срывать с нее одежду, остановившись лишь на короткое мгновение, чтобы сбросить с себя китель. Потом швырнул Конни на постель и стал расстегивать молнию на своих брюках. Она плотно зажмурила глаза, стараясь остановить слезы, пока он терзал ее, насиловал, больно мял ей груди и все никак не мог остановиться. Она старалась двигать своими бедрами в такт его движениям, чтобы показать, что соитие с ним доставляет ей удовольствие, а про себя молилась, чтобы он поскорее кончил и перестал издеваться над ней.
Она вслушивалась в его невнятные восклицания на немецком, вдыхала в себя перегар его дыхания. Сухие стенки влагалища ныли от нестерпимой боли, а он все никак не кончал, вонзаясь снова и снова в нежную плоть. В какой-то момент ей показалось, что еще немного – и она лишится чувств, но тут Фальк издал звериный рык и рухнул на нее сверху.
Но вот дыхание его стало ровнее, он сполз с ее тела и лег рядом, подперев голову рукой и уставившись на нее долгим пронзительным взглядом.
– Для французской аристократки ты слишком раскованная. Трахаешься, как самая настоящая проститутка…
Фальк закрыл глаза, кажется, задремал. Конни почувствовала себя почти в безопасности. Слава богу, весь этот кошмар закончился довольно быстро.
Но минут через десять он снова открыл глаза и посмотрел на нее выразительным взглядом, после чего начал мастурбировать. Потом схватил ее за плечи и рывком поставил на пол между своих ног, предварительно раздвинув их пошире, и знаком указал на свой член.
– Соси!
– Херр Фальк! Пожалуйста… Я…
Но он уже засунул член ей в рот.
– Вы, французские аристократки! Вообразили, что вы выше нас, да? – Фальк схватил ее за голову мертвой хваткой, не вынимая член из рта. – О, нет! Ошибаешься, милая. Все вы, бабы, одинаковы… Суки и проститутки!
За окнами уже начал проступать рассвет, а Фальк все еще продолжал насиловать Конни, подвергая ее самым изощренным и грубым актам. И все это время не переставал поносить женщин как самых грязных и ничтожных тварей. Она плакала, умоляла пощадить ее, но он оставался глух к ее мольбам. Издевательства лишь распаляли его. В какой-то момент, когда он, повернув ее к себе спиной, вошел в задний проход, Конни почувствовала такую страшную, нестерпимую боль, что тут же потеряла сознание.
Когда она очнулась, слабый свет проникал в комнату из окна. Фалька рядом не было. Слезы градом полились из ее глаз. Кое-как она собрала свои вещи и, пошатываясь, словно в тумане, натянула их на свое израненное тело, сплошь покрытое кровоподтеками, синяками и ссадинами. Потом глянула на свои часики. Начало седьмого… С трудом поднялась с кровати, выпрямилась… Каждый шаг отзывался невыносимой болью во всем теле. Она на ощупь нашла дверь и открыла спальню. Кажется, она оказалась в гостиной. Конни обвела комнату глазами, ища выход.
И тут заметила фотографию, стоявшую на каминной полке. Пожалуй, единственное украшение в этом аскетичном помещении, производившем впечатление нежилого. Приятного вида пухленькая молодая женщина, этакая благопристойная мамаша, запечатленная на снимке с двумя малышами-херувимчиками, каждый из которых – миниатюрная копия Фалька.
Конни почувствовала позывы к рвоте и опрометью бросилась в ванную комнату, сполоснула лицо холодной водой и сделала несколько глотков прямо из-под крана. А потом покинула квартиру.
23
Конни с трудом вскарабкалась по ступеням крыльца. Дверь ей открыла Сара.
– Мадам, мы прождали вас всю ночь. Где вы были? Что с вами? – воскликнула она в ужасе, глядя на истерзанную Конни.
Конни молча проследовала к лестнице и бегом помчалась наверх, в ванную комнату. Там она включила все краны сразу и, забравшись в ванную, долго растирала мочалкой все тело, пока оно не стало пунцово-красным.
В дверь снова позвонили. На сей раз это был Фридрих.
– Мне нужно срочно увидеть графа, мадам, – прямо с порога обратился он к Саре.
– Но он еще спит.
И снова реплика Сары осталась без внимания. Перепрыгивая сразу через две ступеньки, Фридрих метнулся по лестнице прямо в спальню Эдуарда.
При его виде граф в страхе замер на подушке. Глаза его пылали воспаленным огнем, видно, начиналось заражение крови. Он даже не сразу узнал, кто именно из братьев вторгся к нему в столь неурочный час.
– Господин граф! Эдуард! Прошу прощения за столь бесцеремонное вторжение, – начал Фридрих торопливо. – Я пришел предупредить вас, что вы и все члены вашей семьи находитесь в серьезной опасности. Я бы даже сказал, в смертельной опасности. Оказывается, мой брат уже давно подозревал вас как участника Сопротивления. Сегодня утром он зашел ко мне в кабинет и сказал, что вчера вечером один из его офицеров узнал вас. Якобы вы были на месте ареста группы подпольщиков в кафе де ла Пэ. С минуты на минуту он явится сюда, чтобы лично арестовать вас, вашу кузину и Софию. Пожалуйста, граф! Прошу вас… Вы должны немедленно покинуть этот дом, – умоляющим тоном обратился к нему Фридрих. – Нельзя терять драгоценного времени.
Эдуард взирал на Фридриха как завороженный.
– Но… но зачем вы мне это рассказываете? Как я могу доверять вам?
– Разве у вас есть выбор, господин граф? К тому же я люблю вашу сестру. Послушайте меня. – Фридрих подошел поближе к постели раненого и уставился на него долгим немигающим взглядом. – Ваша ненависть к нам, немцам, вполне оправдана. Но у многих из нас просто нет другого выбора, кроме как поддерживать режим, в который мы уже и сами давно не верим. И таких людей с каждым днем становится все больше. Я, как и вы, Эдуард, стараюсь им помочь, чем могу, учитывая мое высокое положение. Свести к минимуму число погибших. У меня тоже есть свои контакты с многими людьми из вашего окружения, которые борются за то, чтобы сберечь наши обе прекрасные страны от тотального уничтожения, не дать нацистскому сапогу окончательно втоптать в грязь нашу славную историю. Однако сейчас не время вести подобные разговоры. Вам нужно подняться с постели и незамедлительно покинуть дом.
Эдуард отрицательно качнул головой.
– Я не могу, Фридрих. Взгляните на меня сами. В первую очередь дом должны покинуть женщины. Если я пойду вместе с ними, то лишь погублю их. Уж слишком я заметен в таком состоянии.
– Фридрих! – В дверях появилась София, она стала машинально искать рукой своего возлюбленного. – Что здесь происходит?
Фридрих подскочил к девушке и привлек ее к себе.
– Не беспокойся, София. Я сделаю все, чтобы спасти тебя. Я только что сообщил твоему брату, что ваш дом под подозрением. Гестаповцы могут нагрянуть сюда в любой момент. Нужно немедленно уходить, моя любовь. – Последние слова Фридрих произнес по-немецки.
– Сара уже упаковала мои вещи. Брат еще ночью велел ей сделать это. Мы готовы, Эдуард, – обратилась София к брату. – Теперь очередь за тобой. Тебе нужно встать и одеться.
– Я оставил свою машину внизу. Готов отвезти вас в любой уголок Парижа, куда скажете… но только нужно поторопиться, – еще раз повторил Фридрих.