– Да.
– А потому, – продолжил свои размышления вслух Жан, – хотя матерью девочки была урожденная де ла Мартиньер, но сама Виктория все равно считалась бы незаконнорожденной, а потому не могущей претендовать на наследство семьи Мартиньеров.
– Вот это как раз волнует меня меньше всего, – перебила его Эмили. – Для меня главное – знать, что на этом свете живет еще один близкий мне человек, моя родственница, в жилах которой течет кровь де ла Мартиньеров. И у этой женщины наверняка есть дети… Столько вопросов. – Эмили вздохнула. – Жак, пожалуйста, еще один вопрос. Фридрих сдержал слово и вернулся сюда, чтобы найти Софию?
– Да. – Голос снова вернулся к Жаку. – Он появился здесь, в моем доме, спустя год после окончания войны. Именно я и сообщил ему о смерти Софии.
– А о том, что у него родилась дочь, вы сказали? – спросила Эмили.
Жак отрицательно качнул головой и прижал трясущуюся руку ко лбу.
– Я тогда так растерялся, не знал, что и сказать. Я солгал ему, сказал… – Грудь старика стала бурно вздыматься и опускаться. – Сказал, что ребенок тоже умер. Я чувствовал…
– Папа, ты все абсолютно правильно сделал, – бросился успокаивать отца Жан. – Ведь если Фридрих действительно так сильно любил Софию, как ты рассказываешь, то он бы не остановился ни перед чем, чтобы найти свою дочь. И что дальше? Возможно, к тому времени девочку уже удочерила какая-нибудь приличная семья, которая и понятия не имела о том, что ее отец в прошлом нацистский офицер. Так что все к лучшему.
– Я должен был защитить этого ребенка, понимаете меня? – Жак перекрестился. – Прости мне, Господи, эту ужасную ложь. Фридрих был тогда полностью раздавлен. Совершенно сломленный человек.
– Могу себе представить, – зябко поежился Жан.
– А где вы похоронили Софию, Жак? – спросила у старика Эмили.
– На нашем кладбище в Гасси. Пока не закончилась война, на ее могиле не было никакого надгробья. Ведь это могло вызвать излишние подозрения. Мы были вынуждены прятать Софию даже после ее смерти.
– А что тебе известно о дальнейшей судьбе Фридриха, папа? – поинтересовался у него Жан. – Возможно, его уже нет в живых. А возможно, и наоборот. Сейчас ему должно быть где-то за восемьдесят.
– Фридрих живет в Швейцарии, правда, под другой фамилией. Когда он со временем побывал в родных местах, то узнал, что все земли, принадлежавшие их семье, отошли к полякам. Ведь после войны границы Германии изменились, и Восточная Пруссия снова вернулась в состав Польши. Его родители были убиты. Словом, ему, как и многим другим, после войны пришлось начинать все сначала. Впоследствии я узнал, что Фридрих еще до начала войны помогал многим избежать отправки в концлагеря, переправлял таких людей по своим каналам за границу. А уже после войны все эти люди тоже захотели отблагодарить его за доброе участие в их судьбе. Они-то и помогли ему начать новую жизнь. Вы не поверите, но Фридрих обосновался в Базеле и стал часовых дел мастером. – Жак издал короткий смешок. – А в свободное время заделался мирским проповедником. Какое-то время мы с ним переписывались. В своих письмах он все наставлял меня, учил тому, как важно уметь прощать других. Я горжусь, что у меня есть такой друг. Я часто повторял Эдуарду, что ему следовало бы встретиться с Фридрихом, наладить с ним отношения. У них ведь много общего. Каждый на своем месте боролся, делал все, что в его силах, чтобы эти страшные, разрушительные времена поскорее закончились. Я полагал, что они, общаясь друг с другом, смогли бы хоть как-то сгладить горечь потери женщины, которую оба так любили. Но, – Жак тяжело вздохнул, – этого не случилось.
– А что сегодня ты слышал о Фридрихе? – спросил Жан.
– Изредка он пишет мне. Но вот уже больше года я ничего не слышал о нем. Может, болен. Как и я сам. – Жак слегка пожал плечами. – Знаю только, что он так и не женился. Ведь единственной любовью всей его жизни была София. И другие женщины ему были просто не нужны.
– А что же мой отец? – Для Эмили было особенно болезненно услышать о том, как повел себя ее отец во всей этой истории. – Не могу поверить, что он вот так взял и отбросил от себя ребенка своей сестры. Ведь он был таким добрым, сердечным человеком. А тут взял и умыл руки.
– Вы правы, Эмили, – начал Жак медленно. – Ваш отец действительно был добрым человеком, имел любящее сердце. Беда лишь в том, что сестра, которую он обожал всю свою жизнь, превратилась для него в идола. Сама мысль о том, что какой-то мужчина посмел посягнуть на ее чистоту и невинность, не говоря уже о том, что этим мужчиной оказался немецкий офицер, была для него невыносима. Как мог он изо дня в день взирать на дитя, живое напоминание о том, что натворила его любимая сестра? И потом, это чувство вины, которое снедало его постоянно, что он не сумел защитить Софию, спасти ее… Не надо винить отца, Эмили. Вам трудно понять, как все это было тогда…
– Папа! – Жан бросил озабоченный взгляд на усталое лицо отца. – Думаю, на сегодня с нас уже хватит воспоминаний. Утром Эмили задаст тебе еще вопросы, если они у нее будут. А пока – отдыхать. Идем? – Он подал отцу руку.
Жак с трудом поднялся с кресла и оглянулся на Эмили, чтобы сказать ей то, что только что пришло ему на ум.
– Эдуард пожертвовал всем во имя своей родины. Он – настоящий француз, и вы можете гордиться своим отцом. Но война, Эмили, изменила всех нас. Мы все стали другими.
Жан повел отца наверх, в его спальню, а Эмили осталась сидеть возле камина, задумчиво глядя на огонь.
– Ну как вы? – спросил у нее Жан, спустившись через какое-то время вниз.
– Ужасная история. Я в шоке. Надо еще как следует переварить все, о чем рассказал ваш отец.
– Да. Страшно подумать, что все эти события случились всего лишь каких-то пятьдесят пять лет тому назад.
– А ведь ваш отец, Жан, точно знает, где именно сейчас находится ребенок Софии и Фридриха. Уверена в этом на все сто, – добавила Эмили.
– Возможно, – согласился с ней Жан. – Но если он молчит, значит, на то у него есть свои, особые причины. Вам придется уважить его волю, коль скоро он продолжает хранить в секрете место нахождения Виктории.
– Понимаю. Прошлое есть прошлое. Остается лишь надеяться, что все мы извлекли из него свои уроки. Мир стал совсем иным.
– Согласен. Но для моего отца, как и для многих его сверстников, живших в то тяжелое время, эту правду не так-то легко принять. Мы – люди другого поколения. Для нас все те ужасные события – уже история, но для тех, кто пережил все ужасы войны, это по-прежнему их жизнь, и они не могут смотреть на те давние события отстраненным взглядом, не проявляя при этом никаких эмоций. А сейчас, думаю, – Жан ласково погладил руку Эмили, – нам пора последовать примеру отца и тоже отправиться спать.
На удивление, Эмили заснула тотчас же, как только ее голова коснулась подушки. Но на следующее утро она проснулась засветло. Быстро оделась и спустилась вниз, чтобы поехать в замок. Ей хотелось побыть там немного одной, пока не придут строители. Она надеялась обрести в стенах своего любимого дома тот душевный покой, который был ей сейчас так нужен. Приехав в замок, она первым делам направилась во внутренний садик, пересекла лужайку и остановилась перед небольшим крестом, который, как сказал ей Жак, установил Фридрих на могиле брата, когда вернулся сюда спустя год после окончания войны. А она ведь долгие годы была уверена, что здесь похоронен кто-то из их домашних любимцев, кот или собака. Она невольно содрогнулась при мысли о том, что стоит рядом с останками Фалька. Невозможно даже вообразить себе, что на фоне такой потрясающей красоты вокруг когда-то разыгрывались такие кровавые и жестокие события. Насилие и ненависть были повсюду.
Как жаль, что Себастьян и особенно Алекс не услышали, что Жак рассказывал об их смелой и мужественной бабушке. Все ее подвиги остались незамеченными и не удостоились никаких наград. Она даже не могла поделиться воспоминаниями со своими близкими. Но все равно Констанция была замечательной женщиной, хоть и оставшейся безвестной, впрочем, как и многие другие в то время. А вот ее два внука – это уже совсем другая история. Один снедаем лютой завистью к другому…
Вот такая странная ирония судьбы в том, что касается прошлого ее новой семьи. Наверняка чувствовала эту иронию и сама Констанция.
Будучи единственным ребенком в семье, Эмили даже и понятия не имела о том, что такое соперничество между братьями или сестрами. Но, выслушав вчера вечером историю, рассказанную Жаком, она поняла, сколь тяжелыми последствиями может иногда обернуться такая борьба за право быть лучшим и первым.
Она тряхнула головой, словно пытаясь отогнать от себя все эти невеселые мысли, – не больше одной трудной проблемы в день, пошутила она про себя, и вернулась в замок. Снова вспомнила ту крохотную комнатенку в подземелье, которую они когда-то обнаружили вместе с Себастьяном, когда тот впервые наведался в замок. В этом погребе София действительно превратилась в самую настоящую узницу. Тут она родила дочь, а потом умерла сама. Можно только представить, через какие страдания, и физические, и душевные, пришлось пройти ее несчастной тете. От одной только мысли об этом у Эмили навернулись слезы на глаза. Но одновременно с этим она снова и снова повторяла себе, какой же счастливой на фоне всех этих кошмаров была ее собственная жизнь. Она уже вышла из замка и уже приготовилась уехать, как тут заметила Антона, который спешил на велосипеде ей навстречу. Но вот он подъехал, спрыгнул с велосипеда и застенчиво улыбнулся.
– Привет, Антон. Как дела? – поинтересовалась у него Эмили.
– Все хорошо. Спасибо, мадам. Мама велела мне отдать вам вот это. – С этими словами Антон достал из корзинки, привязанной к передней раме, книгу и протянул ее Эмили. – Спасибо, что дали мне ее почитать. Очень понравилось.
– Уже успел прочитать? – уважительным голосом спросила у него Эмили. – Так быстро. Фантастика, да и только. Я, помнится, читала книгу несколько месяцев.