– Я действительно читаю очень быстро. Иногда за одну ночь проглатываю целую книгу. Я вообще люблю читать. – Мальчик немного помолчал, а потом добавил смущенно: – Правда, я уже успел перечитать все более или менее стоящее, что есть в нашей деревенской библиотеке.
– Тогда запасись немного терпением. Вот закончится ремонт в замке, библиотека вернется на свое привычное место, и тогда станешь приходить в замок и брать любые книги, которые только захочется. Думаю, в отцовской библиотеке книг тебе хватит на долгие годы вперед, – улыбнулась в ответ Эмили.
– Спасибо, мадам, – поблагодарил ее Антон.
– А как дела у мамы? – спросила у него Эмили.
– Она передает вам привет. Если вам что-то нужно, сразу же звоните ей. Так она просила. Думаю, когда в замке закончатся все эти строительные работы, настроение у нее станет получше.
– И не только у нее. У всех нас. До свидания, Антон.
– До свидания, мадам Эмили.
Эмили вернулась в дом Жака и сварила себе кофе. Потом заглянула в погреба. Жак сидел на своем обычном месте за столом и упаковывал бутылки с вином. Жан, по своему обыкновению, работал с документами. Эмили не стала их беспокоить и пошла пить кофе в сад. Она решила не дергать Жака, пытаясь выудить из него всеми правдами и неправдами то, что он знает о судьбе дочери Софии. И одновременно она просто умирала от желания немедленно узнать все, что осталось недосказанным. А что, если потянуть за другую ниточку? Фридрих, отец Виктории, источник вдохновения для Софии, написавшей о нем такие красивые стихи, он ведь еще жив… То есть может быть жив, по прикидкам Жака.
В голове Эмили моментально созрел план, которым она не преминула поделиться с Жаком и Жаном за ланчем.
– А почему бы и нет? – согласился с ее доводами Жан. – А ты, папа, как смотришь на то, если Эмили отправится в Швейцарию, чтобы встретиться там с Фридрихом?
– Не знаю, что и сказать, – ответил Жак, и вид при этом у него был весьма растерянным.
– Но это же ничему не повредит, – продолжал настаивать на своем Жан. – Что плохого в том, если Эмили отдаст ему стихотворения Софии? По крайней мере, человек получит вполне осязаемые доказательства бессмертной любви дорогой его сердцу женщины к нему. Быть может, это хоть немного утешит его.
– Жак, вы мне дадите адрес Фридриха? – попросила Эмили у старика.
– Его еще надо поискать, Эмили. – Жак был по-прежнему не расположен к самой идее такого сближения. – Может, его уже нет в живых.
– Такое нельзя исключать. Но что мешает мне для начала просто написать ему письмо и все выяснить?
– И вы расскажете ему, что много-много лет тому назад я солгал, когда сообщил ему о смерти его маленькой дочери, да? – поинтересовался у нее Жак напряженным голосом.
Эмили бросила вопросительный взгляд на Жана. Дескать, нужна помощь.
– Папа, если Фридрих такой человек, как ты его нам обрисовал, то он все поймет правильно. Ведь ты скрыл от него правду о девочке исключительно для того, чтобы защитить ее.
– Думаешь, он смирится с тем, что его на всю жизнь лишили права знать, что у него есть дочь? – недоверчиво спросил у сына старик.
– Да, – ответил Жан, – смирится, потому что поймет, чего тебе это стоило. Папа, если тебе известно хоть что-то о том, где сейчас Виктория и что с ней стало, думаю, самое время тебе рассказать все нам. Эмили тоже имеет право знать. В конце концов, это же ее семья.
– Нет, ни за что, – Жак энергично тряхнул головой. – Ты не понимаешь, Жан, о чем просишь… Не понимаешь… Я…
Эмили положила свою руку на руку старика.
– Пожалуйста, Жак, не расстраивайтесь. Прошу вас! Если вы убеждены в том, что не можете говорить на эту тему, не говорите. Значит, у вас на то есть свои, особые причины. Только ответьте мне на один-единственный вопрос. Так вы знаете, где она?
Какое-то время Жак молчал, раздираемый сомнениями. Вся гамма мучительных переживаний немедленно отразилась на его лице.
– Да, я знаю, – признался он наконец. – Ну вот, я сказал вам и тем самым нарушил клятву, которую дал сам себе много лет тому назад никому и ничего не говорить. И что я за человек после этого? – Он покачал головой с отчаянием.
– Папа, но все это действительно случилось много лет тому назад, – возразил отцу Жан. – Сегодня никто не станет бросать в эту женщину камень или тем более судить ее. Своими откровениями ты никак не подвергнешь жизнь ее дочери угрозе.
– Все, хватит! – Жак стукнул кулаком по столу, затем поднялся на ноги и схватил свою палку. – Ты не понимаешь. Мне надо подумать… Надо подумать.
Жан и Эмили растерянно наблюдали за тем, как Жак заторопился к дверям, чтобы выйти на улицу.
– Не стоило нам так давить на него, – сказала Эмили виновато. – По-моему, Жак очень сильно расстроился.
– Но кто знает, вдруг ему полегчает, если он сбросит со своей души этот груз? Раскроет тайну, которую держал в себе столько лет… Все! – Жан энергично поднялся из-за стола. – Мне надо работать. У вас есть чем занять себя после обеда?
– Есть. Ступайте к себе в погреба. А я пока займусь наведением порядка здесь.
После ухода Жана Эмили убрала со стола, перемыла посуду. Потом взяла свой мобильник и обнаружила на нем массу звонков, оставшихся без ответа. Все от Себастьяна. Что ж, теперь уже ее очередь держать паузу, демонстрируя свое нежелание разговаривать с ним. История, рассказанная накануне Жаком, произвела на нее не только глубокое впечатление. Она заставила ее на многое посмотреть иначе. Подлое поведение Себастьяна по отношению к своему младшему брату вызывало возмущение и даже презрение. Эмили невольно почувствовала, как стремительно нарастает ее неприятие собственного мужа.
Ей вдруг захотелось поскорее на свежий воздух. Она решила прогуляться по виноградникам, проветрить немного мозги, ибо в голове царила полнейшая сумятица. И вдруг ее словно током ударило. Она остановилась, как вкопанная, пытаясь осмыслить догадку, которая только что пришла ей в голову.
Жак рассказывал, в каком отчаянии была Констанция в момент разлуки с малышкой. Ведь она ухаживала за девочкой с самых первых минут после ее рождения. Эмили отлично понимала, почему Констанция не решилась увезти Викторию с собой в Англию. Ведь в те далекие годы о всяких генетических тестах, подтверждающих степень родства, никто и понятия не имел. А следовательно, у мужа Констанции были бы все основания сомневаться. И неважно, сколько раз она стала бы клясться ему, что Виктория – это не ее родная дочь.
Виктория…
Эмили рухнула как подкошенная на землю прямо посреди виноградников. Что, если Констанция все же рассказала мужу по возвращении в Йоркшир об одной маленькой девочке из сиротского приюта? И Лоренс, видя, как убивается жена по этой малышке, согласился отправиться вместе с женой во Францию, чтобы удочерить девочку?
Как-то раз Себастьян упомянул ей имя матери, это она точно помнит. Но что это было за имя? Эмили стала лихорадочно вспоминать, прокручивать в памяти всякие подходящие варианты… Ничего не получалось. Тогда она схватила свой мобильник и на какую-то долю секунды замешкалась, решая, кому из братьев позвонить.
И все же первый звонок она сделала мужу. Включился только речевой ящик. Тогда она позвонила Алексу. Тот откликнулся незамедлительно.
– Алекс? Это я, Эмили.
– Эмили? Рад вас слышать. Как там у вас дела?
– Все нормально. Спасибо. – Эмили не терпелось перейти сразу же к сути. – Алекс, а как звали вашу маму?
– Виктория. А почему вы спрашиваете?
Эмилия в ужасе прикрыла рот рукой.
– Я… Это долгая история. Обещаю, Алекс, я все вам объясню, когда вернусь. Большое спасибо. И до свидания.
Эмили нажала на кнопку отключения мобильника и, сидя на земле, продолжила обдумывать полученную информацию.
Итак, мать Себастьяна и Алекса звали Викторией.
А это значит… О боже. Мозг работал лихорадочно. Это значит, что она вышла замуж за своего двоюродного брата. Самый настоящий инцест!
– Не-е-ет! – взвыла она, вскидывая голову к небу. Потом упала на спину, прижавшись всем телом к твердой, каменистой почве, и попыталась начать думать рационально.
Что, если перед смертью Констанция призналась Себастьяну, что Виктория ей не родная дочь? Что она удочерила девочку… И что в венах этой девочки течет кровь де ла Мартиньеров. Вполне возможно, Констанция упомянула внуку и о той книге про французские фрукты, и о стихах Софии, которая, возможно, была его родной прабабушкой. Сделала ли это Констанция намеренно, оставив двум братьям доказательство того, что они могут на что-то там претендовать?
Вот Себастьян и занялся скрупулезным изучением всего того, что имело отношение к семейству де ла Мартиньеров. А когда он узнал о смерти Валерии де ла Мартиньер, то тут же решил, что может тоже пристроиться в очередь из потенциальных наследников.
Впрочем, как сказал Жак, доказать свои права на наследство, будучи незаконнорожденным, дело чрезвычайно трудное с юридической точки зрения. Трудное и весьма затратное. А потому гораздо проще и удобнее взять и жениться на единственной законной наследнице. А потом на каком-то этапе их супружества попытаться уговорить ее перевести все банковские счета и документы на владение замком на оба их имени.
Эмили невольно содрогнулась, и в первую очередь потому, что ее поразил собственный холодный прагматизм, с которым она анализировала все факты возможной двуличности собственного мужа. Вроде бы пасьянс почти сложился, вот только никаких доказательств у нее нет. Может ли она обвинять Себастьяна в том, что тот сознательно женился на своей двоюродной сестре?
Эмили лежала на земле, поражаясь собственной наивности. Но допустим, есть и какие-то иные объяснения, а она тут напридумывала себе всякие чудовищные сценарии в духе Макиавелли. А на самом деле Себастьян ни в чем не виноват и ничего такого не замышлял. Но что-то же толкнуло ее на такой скоропалительный брак с человеком, о котором она практически ничего не знала. Что?