– Пожалуйста, не надо его оправдывать, Алекс, – перебила его Эмили. – Уж кто-кто, а он так точно не заслуживает вашего сочувствия. Даже без учета того, сколько гадостей он сделал уже мне… Ведь если любишь кого-то по-настоящему, то все другие для тебя просто не существуют, – бросила она яростным тоном, смахивая злые слезы с лица тыльной стороной ладони. Она не станет тратить свои слезы на этого мерзавца.
– Я тоже так думаю, – согласился с ней Алекс. – Вот мы и подошли к финишу. Хорошо. То есть ничего хорошего, если честно… Мне противно думать, Эмми, что именно из моих уст вы узнали всю правду. Меньше всего на свете мне хотелось огорчить вас. Как подумаю, так сердце разрывается. Простите меня, если сможете. Я презираю брата за все то зло, что он причинил вам. Именно так! Презираю.
– Разумеется, я не обижаюсь на вас, Алекс, – ответила она устало. Кажется, силы ее уже иссякли. – Тем более я же сама попросила вас рассказать мне всю правду.
– Буду надеяться, что вы на меня не в обиде, – прочувствованным тоном проговорил Алекс. – Кстати, книгу я вручаю вам. – Он знаком показал на книгу, невинно возлежащую на столе. – Забирайте ее с собой. Она должна находиться там, где была всегда, – в вашей фамильной библиотеке.
– Но эту книгу мой отец подарил вашей бабушке, а она, в свою очередь, завещала ее вам. Сейчас книга – ваша.
– Пожалуй, вы были бы правы, если бы все тут нормально складывалось. Но в нашем с вами случае… Пусть уж от греха подальше отправляется назад, во Францию. Кстати, так, между прочим… Из чистого любопытства, что ли… А вы знаете, где сейчас находится второй том? Полагаю, не в библиотеке вашего отца.
– Вы просто не видели его библиотеку, – возразила Эмили. – В ней же более двадцати тысяч томов. Пожалуй, пары дней Себастьяну было бы маловато, чтобы установить, что первый том в нашей библиотеке отсутствует.
– Вынужден вас снова огорчить, Эмми, – заметил Алекс сокрушенным тоном. – Но он рылся в ваших книжных фондах не день и не два. Вот и последняя его поездка во Францию… Отчаянная попытка, прежде чем книги покинут замок, еще раз убедиться в том, что он ничего не пропустил. Да и когда вы бывали в замке вместе, у него было достаточно времени на свои поиски.
– Вы правы, – задумчиво обронила Эмили. Она снова мысленно вернулась в то время, когда впервые увидела Себастьяна. А потом вдруг вспомнила, что книги о фруктах, стоявшие на полках библиотеки, все были выдвинуты со своих мест после так называемого взлома парадной двери замка. Получается, что он с самого начала проник в замок только затем, чтобы начать поиски нужной ему книги. Какое вероломство! И какая подлость.
– Что ж, в этой истории есть и кое-что хорошее, – проговорила она вслух, внутренне не переставая поражаться не только двуличности Себастьяна, но и собственной наивности. – Во всяком случае, теперь мы точно знаем, что книги он так и не нашел. Я сама займусь ее поисками, но уже после того, как в замке закончатся все ремонтные работы и библиотека отца снова вернется на свое место. А второй положительный момент – это то, что наконец я знаю всю правду. И теперь можно смело двигаться дальше.
– Эмили, вы действительно удивительная женщина! – воскликнул Алекс с нескрываемым восхищением в голосе.
– Нет, – вздохнула Эмили в ответ, и вздох непроизвольно перешел в зевок. – Ничего я не удивительная. На самом деле я весьма прагматичная особа. Но вот поди ж ты! Влюбилась и потеряла голову. Впервые в жизни доверилась собственным чувствам, а любовь оказалась ложной. К тому же… Есть вещи, касающиеся лично меня, о которых Себастьян тоже ничего не знает.
Алекс молча смотрел на Эмили, пока она решала, стоит ли ей продолжать. Но вот она решила и продолжила:
– Например, я так и не призналась ему до нашей свадьбы, что у нас не будет детей. Дело в том, что я бесплодна.
– Но разве Себастьян когда-нибудь заводил с вами речь о детях? Спрашивал у вас, сможете ли вы родить ему наследника? – Алекс старался говорить спокойно.
– Нет, таких вопросов он мне не задавал. Но это вовсе не отменяет этическую сторону проблемы уже с моей стороны. Я сама была обязана рассказать ему все, не так ли? Но просто мне было так тяжело вспоминать то время, когда все это случилось, – Эмили запнулась, стараясь подобрать нужные слова, – что я так и не решилась на откровенность.
– Понятно. Но тогда позвольте мне задать вам один вопрос. Откуда вы знаете, что бездетны? Если вам трудно или… неприятно отвечать на мой вопрос, не отвечайте. Я все пойму правильно.
Эмили налила себе еще немного бренди, уже для храбрости. Она понимала, что пришло время выплеснуть из себя эту давнюю и жуткую историю.
– Мне было тринадцать лет, – начала она и сразу же почувствовала, как участилось сердцебиение от одной только мысли, что она наконец решилась заговорить на до сих пор запретную для нее тему. – Я заболела… Сильно заболела. Отец в это время находился в Гасси, в нашем замке, а я была при маме, в Париже. Моя мама, как всегда, была всецело занята своей бурной светской жизнью. Кто-то из нашей прислуги сообщил ей, что, кажется, я серьезно заболела и надо пригласить доктора. Вечером, собираясь на очередной прием или еще куда, мама мимоходом заглянула ко мне в спальню. Я лежала в постели. Она пощупала мой лоб и сказала, что не видит ничего страшного. Дескать, к утру все должно пройти. После чего отбыла на какой-то парадный ужин. Но все получилось не так, как она предполагала. – Эмили отхлебнула немного бренди из своего бокала. – В последующие дни мое состояние резко ухудшилось. В конце концов мама была просто вынуждена послать за врачом. Явился кто-то из числа ее старых приятелей. Он диагностировал у меня обычное пищевое отравление. Прописал таблетки и уехал. А спустя день после его визита я потеряла сознание. Мамы, как всегда, дома не было… «Скорую» мне вызывала служанка. Меня забрали в больницу. И уже там выяснилось, что у меня полным ходом идет воспаление тазовых органов. Хочу быть справедливой по отношению к тому врачу, который осматривал меня дома. Заболевание крайне редкое и уж тем более не характерное для девочек моего возраста. Вот он и не сумел поставить правильный диагноз. Самое печальное в другом. На ранних стадиях это заболевание лечится вполне успешно. Но если болезнь запущена, то есть если воспалением затронуты уже все органы таза, тогда последствия могут быть самыми фатальными. В результате, – Эмили тяжко вздохнула, – врачи сказали мне, что я никогда не смогу иметь детей.
– Боже, Эмми. Как это, должно быть, ужасно, – Алекс посмотрел на нее глазами, полными сострадания.
– Алекс! – Эмили уставилась на деверя долгим взглядом, сама поражаясь своей собственной внезапной откровенности. – Вы – первый человек, с которым я поделилась этой своей тайной. До сего дня я вообще не могла начинать разговаривать об этом. Я просто… – У нее затряслись плечи, она обхватила голову руками и зарыдала во весь голос.
– Эмми! Эмили… дорогая моя… Мне так жаль… так жаль…
Он крепко обнял сидящую на диване женщину и одной рукой притянул к себе. А Эмили, уткнувшись в теплую грудь Алекса, продолжала рыдать. Он ничего не говорил ей, не пытался утешить словами. Просто осторожно гладил рукой по ее волосам. Но вот постепенно рыдания сменились спорадическими всхлипами, из распухшего носа полилась вода.
– Какой бы я там ни была дочерью, плохой ли, хорошей ли, но как моя собственная мать могла проигнорировать мое тогдашнее состояние? Не заметить, насколько серьезно я больна… Почему она ничего не заметила?
– Трудно сказать почему. Не знаю, Эмми… Но мне очень жаль. Очень.
Не говоря больше ни слова, Алекс вложил ей в руки свой носовой платок.
– Простите, что-то совсем расклеилась, – шмыгнула она носом. – Это совсем на меня не похоже.
– Именно что похоже, – мягко возразил ей Алекс. – Эта боль… она сидит у вас внутри, а потому хорошо, что вы заговорили об этом, дали выход своим эмоциям. Это действительно очень хорошо. Надо выговориться, и тогда сразу же полегчает, вот увидите.
– Конечно, когда тебе в тринадцать лет сообщают, что ты не сможешь иметь детей, то новость эта воспринимается совсем иначе, чем с возрастом. Тогда я рассуждала приблизительно так: «Ну и что такого? Подумаешь! Не имеет значения». Но имеет, Алекс. Еще как имеет! – воскликнула Эмили. – И чем старше я становилась, тем все больше понимала это. Получается, что свою главную обязанность – оставить после себя потомство, ради чего люди и приходят в этот мир, я выполнить не могу.
– Точно уверены в том, что не можете? – поинтересовался он тихо.
– Если вы сейчас имеете в виду все эти достижения и чудеса современной медицины, которая приходит на помощь женщинам, не могущим родить ребенка, то в моем случаи все бесполезно, – ответила Эмили твердо. – Мой организм попросту не вырабатывает яйцеклетки. Да и матка у меня слабая. Я даже не смогу выносить в себе оплодотворенные яйцеклетки другой женщины.
– Но ведь всегда можно усыновить или удочерить кого-то, – осторожно предложил Алекс.
– Конечно, можно. – Эмили громко высморкалась. – Вы правы.
– Собственно, я озвучил лишь то, что пришло мне в голову первым. Дело в том, что я и сам подумываю о том, чтобы взять себе на воспитание ребенка. Потому что… Отвечу откровенностью на откровенность, я тоже стерилен. В подробности того, как и почему, вдаваться не стану. – Алекс коротко усмехнулся. – Вроде бы «аппарат» работает безотказно, но после той аварии все мои выстрелы получаются холостыми. А вот детишек я люблю и не прочь обзавестись парочкой. А если честно, – он иронично рассмеялся, – то из нас с вами получилась бы неплохая парочка, а?
– Пожалуй. – Эмили все еще покоилась в его объятиях. Ей было так тепло и уютно, что не хотелось даже шевелиться. Но вот она выпрямилась и села, а потом повернулась к Алексу.
– Совсем скоро я покину этот дом, уеду к себе на родину. Но прежде я хочу попросить у вас прощения, Алекс, за то, что поначалу сомневалась в вас и не вполне доверяла вам. А вы между тем самый лучший и самый мужественный человек из всех, кого я знаю.