— Ты не согласен? — настойчиво спросила она.
— Это зависит, по-моему, от того, чего ты ждешь от жизни, — уклончиво ответил он. — Лично для меня погоня за удовольствиями, развлечениями, острыми ощущениями подобна наркотику. Рано или поздно его действие кончается. И что дальше? Проблемы, которых ты старался избежать, никуда не делись.
— Как здесь темно! — Джинджер решила свернуть с темы, которая оказалась довольно скользкой. Ей как-то не хотелось думать о серьезных проблемах, о том, что ждет ее впереди. Совсем скоро жизнь ее вернется в привычную колею, а сейчас… — Может, выйдем отсюда и немного порезвимся?
— Что ты имеешь в виду, Джинджер? — На этот раз он посмотрел на нее. Его голубые глаза сверкнули в полумраке.
— Давай слепим снеговика! — предложила она. — Когда я уеду, будешь смотреть на него и вспоминать обо мне. — Интересно, подумала она, а буду ли я вспоминать о нем? Тут Джинджер поняла, что ей совсем не хочется вспоминать. Ей хочется быть с ним! Вставать и видеть его, слышать его голос, разговаривать с ним и… обнимать его. — Впрочем, что это я? Очевидно, я и так тебе надоела. — Она повернулась и вышла из-под навеса на сияющее зимнее солнце.
Она не ожидала, что он пойдет за ней. Она поняла, что он все же вышел, только когда его голос произнес из-за ее плеча:
— Ладно. Давай слепим себе память. Снеговика. — Он поравнялся с ней, теперь они шли бок о бок. — Только снеговик не очень-то похож на тебя. Слишком круглый и толстый.
Джинджер надула губы.
— Издеваться не обязательно. Я знаю, ты считаешь меня надоедливой пустышкой.
— Когда я так говорил? — Он приподнял ее лицо за подбородок и посмотрел ей в глаза. — Разве я так говорил?
— О, твои взгляды были красноречивее всяких слов!
— Ну а теперь кто из нас склонен к огульным обвинениям?
Она нерешительно посмотрела на него.
— Снег ждет, миледи! — Он широко, театрально поклонился, все так же не сводя с нее глаз, и она нерешительно улыбнулась. — Разумеется, придется срезать у нашего снеговика, вернее снежной бабы, лишний жир…
— Интересно, как мы слепим плоскую и костлявую снежную бабу?
— Плоскую и костлявую? — Мэтт негромко рассмеялся. Она ощутила, как внутри нее нарастает теплая волна. — Насколько я помню, тебя нельзя назвать ни плоской, ни костлявой.
Он встал на колени и стал подгребать к себе снег, чтобы сделать подножие для их снежной бабы. Джинджер присоединилась к нему. Довольно часто их руки соприкасались. Она не отдергивала руки, притворяясь, будто не замечает случайных прикосновений.
— Думаю, сходство будет небольшим, но ты вряд ли будешь в обиде, — сказал он, когда они закончили лепить постамент и перешли непосредственно к телу.
— Постараюсь, — пообещала Джинджер. Даже когда он лепит глупую снежную бабу, он так сосредоточен, что у нее мурашки бегают по спине. Интересно, а в постели он так же сосредоточен? — А ты будешь думать обо мне, глядя на нее? — спросила она небрежно.
Он искоса посмотрел на нее. На этот раз она неизвестно почему почувствовала прилив небывалой смелости и выдержала его взгляд. Он первый отвел глаза в сторону.
— Почему ты думаешь, что для того, чтобы вспоминать о тебе, мне нужна снежная баба? По правде говоря, у меня отличная память.
— Она у тебя идет рука об руку с чувством благопристойности?
Он негромко рассмеялся, и она почувствовала, что дрожит.
— И память, и чувство благопристойности не идут у меня ни в какое сравнение с любознательностью. Поэтому позволь задать тебе нескромный вопрос: что за игру ты затеяла?
— Кто, я? — Джинджер удивленно захлопала ресницами. — Какую игру?
— Не строй из себя невинного ангелочка. — Он схватил ее за руку и наклонился так, что лицо его оказалось вровень с ее головой. — Для дамы, которая жадно ищет развлечений, ты слишком прозрачна. Я могу прочитать твои мысли, словно ты шестнадцатилетняя девчонка.
— И что же ты читаешь на моем прозрачном лице? — спросила Джинджер. Щеки у нее пылали.
— То же, что прочитает любой мужчина, когда женщина пожирает его взглядом. — На улице, под неправдоподобно ярким зимним солнцем, глаза его казались такими же синими, как небо над их головами. Она поневоле залюбовалась его мужественными чертами. — Ты еще с обеда буквально ешь меня глазами. Думаешь, я ничего не замечаю?
— Нет! — запротестовала Джинджер, однако под его настойчивым взглядом пристыженно опустила голову.
Мэтт торжествующе рассмеялся.
— Врушка!
Несколько мгновений — ей показалось, что прошла вечность, — они пристально смотрели друг на друга. Сердце готово было выскочить у нее из груди. Губы их находились на опасно близком расстоянии друг от друга. Джинджер показалось: еще немного — и она упадет в обморок, как героиня викторианского романа. При одной мысли, что сейчас он ее поцелует, она вся напряглась, сердце стучало молотом у нее в груди, в голове шумело. Сейчас… сейчас его чувственные губы прикоснутся к ней…
— Мне хочется знать, почему ты меня обманываешь. — Он выпрямился и отошел.
Джинджер смотрела в одну точку как зачарованная. Она пыталась собраться с мыслями, но это ей не удавалось.
— Понятия не имею, о чем ты, — слабым голосом произнесла Джинджер. Ох, знает она, прекрасно знает, о чем он! Она хочет его. Она хочет, чтобы он тоже захотел ее. Раньше она просто не понимала, что дело настолько очевидно. Несмотря на то что она вращается в высшем свете и нескончаемая вереница молодых людей стремится к ее обществу, ей до сих пор было практически незнакомо это чувство — настоящее желание мужчины, желание того, чтобы ее заметили и тоже возжелали. Это как играть в совершенно новую игру, правила которой ей неизвестны.
— Может, продолжим наш интересный разговор внутри?
— А как же снежная баба? Мы ее еще не закончили, — прошептала она.
— Думаю, она может и подождать. А ты как считаешь? Как я сказал, любознательность всегда была моей слабостью и мне интересно, куда же она меня заведет.
Он направился к хижине, на ходу стряхивая с головы снег. Он не остановился и не оглянулся посмотреть, идет ли она за ним. Конечно, беспомощно подумала она, он знает, что я иду за ним. Он распахнул дверь и обернулся, пропуская ее вперед. Джинджер заторопилась. Торопливо сняла перчатки и шапочку, избегая смотреть ему в глаза.
Повернувшись к нему спиной, она расстегнула молнию на комбинезоне, с трудом стянула его. Она чувствовала себя стриптизершей на сцене, хотя под комбинезоном было еще много одежды. Она слышала, что Мэтт у нее за спиной тоже раздевается. Его жадный, ненасытный взгляд, казалось, прожигает ее насквозь. У нее по спине побежали мурашки.
— Итак, — сказал он, когда она наконец набралась смелости и повернулась к нему, — ты по-прежнему будешь все отрицать или собираешься сказать мне, что происходит?
— Я выпила бы еще вина.
— Для храбрости? — Он рассмеялся. — Сиди здесь. Я сейчас. — Через минуту он вернулся, держа в руках по бокалу, и опустился рядом с ней на диван, прогнувшийся под его тяжестью. — Посмотри-ка на меня. Давай поговорим. Скажи, о чем ты сейчас думаешь? Я могу быть очень внимательным слушателем. — Он пытливо глядел на нее.
Джинджер жадно глотнула вина, надеясь, что к ней вернется недавняя безоглядная храбрость.
— Ты будешь скучать по мне, дорогая? — произнес он, растягивая слова. — Хочешь, чтобы я подарил тебе пару незабываемых ночей, чтобы было о чем вспомнить? Дома, в большом городе, ты будешь ворочаться без сна в своей холодной постели? Ты будешь думать обо мне? Ты закроешь глаза, станешь ласкать свое тело и вспоминать несколько потрясающих мгновений, которые я тебе подарю?
— Это жестоко! — Джинджер чуть не подавилась от возмущения. Но от его слов по всему ее телу словно побежал ток.
— Но ведь я жестокий человек! Именно это, наверное, тебя и заводит? Я совершенно не похож на тех хорошеньких мальчиков, с которыми ты привыкла иметь дело.
Слова его, произнесенные ласковым, вкрадчивым голосом, произвели на нее такое же действие, как если бы он прикоснулся к ней оголенным проводом. И он это знает. Она уверена: желание крупными буквами написано у нее на лице!
— Потому ты и затеяла свою невинную игру? — Мэтт наклонился к ней и намотал на руку прядь ее волос. На его загорелом лице играла улыбка. — Разве я не уделял тебе внимания все время, пока ты здесь? Теперь, когда ты более или менее готова уехать, ты хочешь, чтобы я тебя заметил? Заметил по-настоящему?
— Я… — Рот у Джинджер словно наполнился ватой.
— Не думаю, что твой отец это одобрит, — прошептал он, выпуская ее волосы.
— Моего отца здесь нет!
— А! — Губы его скривились в понимающей улыбке. — Его здесь нет, вот в чем дело. — Он осушил свой бокал и выпрямился. — Тогда скажи, что будет потом. Тебе известны правила игры, а мне нет.
Джинджер глубоко вздохнула.
— Не стесняйся. — Он сложил руки на коленях и склонил голову набок, словно приготовившись внимательно слушать.
— Это смешно! — выпалила она, вздернув подбородок.
— Желание, вожделение… не бывает смешным. — Он посерьезнел. — Хочешь, чтобы я взял командование на себя?
Говорит, словно одолжение ей делает! Джинджер попыталась вызвать у себя праведный гнев, но вместо этого обнаружила: она не имеет ничего против того, чтобы он взял командование на себя.
Он резко встал и, подойдя к окну, задернул шторы. Комната погрузилась в полутьму. Свет исходил только от двух маленьких настольных ламп, которые он включил перед тем, как снова сесть, на этот раз на стул.
— Раздевайся.
— Что?!
— Раздевайся, — повторил он. — И не стесняйся. В конце концов, я уже видел тебя голой, хотя и говорят, что обнаженное тело спящей женщины производит совершенно другое впечатление, чем вид обнаженного тела бодрствующей и в высшей степени возбужденной женщины.
— Ты что, хочешь смотреть, как я раздеваюсь? — Она была потрясена.
Он ухмыльнулся.
— В твоих устах мое желание кажется чем-то неестественным. Только не рассказывай, что ты занимаешься любовью под одеялом, чтобы мужчина не мог наслаждаться видом твоего тела.