– Русские нам жизнь испоганили… смертность от оспы девяносто процентов… работали как рабы, охотясь на тюленей… глупость Сьюарда… Сраные япошки забрали моего отца в двадцать два года, сослали в лагерь для перемещенных лиц на… А потом по нам шандарахнули ядерной бомбой американцы. Можешь в такое поверить? – спрашивает Ворон. В музыке временное затишье, и внезапно до нее доносятся полные фразы. – Японцы твердят: они единственные, кого разбомбили. Но у каждой ядерной державы была своя группа аборигенов, на чьей территории они испытывали ядерные боеголовки. В Америке они сбрасывали бомбы на алеутов. Амчитка. По моему отцу, – с гордой улыбкой продолжает Ворон, – вмазали дважды: первый раз в Нагасаки, он тогда ослеп, а второй раз в семьдесят втором, когда американцы сбросили ядерную бомбу на нашу родину.
«Класс! – думает И.В. – Выходит, мой новый парень – мутант. Что ж, это кое-что объясняет».
– Я родился несколько месяцев спустя, – продолжает Ворон, чтобы уж окончательно расставить все точки над i.
– А как ты связался с этими правосами?
– Порвал с нашими традициями и в конце концов оказался в Солдотне, работал там на буровых, – говорит Ворон так, будто И.В. полагается знать, где, собственно, эта Солдотна. – Вот там-то я запил, оттуда у меня и вот это. – Он указывает на татуировку у себя на лбу. – Там же я научился заниматься любовью с женщиной – это единственное, что я умею лучше, чем охотиться с гарпуном.
И.В. не может не думать, что трахаться и гарпунить в сознании Ворона – сходные виды деятельности. Но каким бы неотесанным он ни был, она ничего не может поделать с тем, что в его присутствии ее слишком уж разбирает.
– Работал и на рыболовецких судах, подрабатывал на стороне. Мы бывало возвращались с сорокавосьмичасового открытия сезона на палтуса – это было еще в те дни, когда имелись ограничения по рыбной ловле, – натягивали спаскомбинезоны, распихивали по карманам пиво и прыгали в воду, а там просто дрейфовали и пили всю ночь напролет. Однажды я напился так, что попросту отрубился. Очнулся на следующий день или пару дней спустя, уже даже не помню. И оказалось, я плаваю в своем скафандре посреди залива Кука – совсем один. Остальные ребята с моего корабля просто-напросто обо мне забыли.
«Надо же, как удобно», – думает И.В.
– Дрейфовал так пару дней. Очень хотелось пить. В конце концов меня выбросило на берег на Кодьяке. К тому времени у меня уже была белая горячка и еще много чего другого. Но меня вымыло возле русской православной церкви, они нашли меня, взяли к себе, привели в порядок. Вот тогда я и понял, что западная, американская жизнь едва меня не прикончила.
«Ну вот, сейчас будет проповедь».
– И я понял, что выжить нам поможет только вера, только желание жить простой жизнью. Никакого спиртного. Никакого телевизора. Никакой дряни.
– А что ты тут делаешь?
К столу подходит официант. Глаза у него расширены от страха, движения нерешительные. Он идет не принять заказ, он идет, чтобы передать дурные вести.
– Прошу прощения, сэр. Вас спрашивают по радио.
– Кто это? – рычит Ворон.
Официант только оглядывается, будто даже произнести на людях это боится.
– Это очень важно, – только и говорит он.
С тяжелым вздохом Ворон запихивает в рот последний кусок моллюска. Потом встает, и не успевает еще И.В. хоть как-то среагировать, целует ее в щеку.
– Милая, на меня работка свалилась или вроде того. Подожди меня здесь, ладно?
– Здесь?!!
– Никто тут тебя не тронет, – говорит Ворон в равной степени официанту, и залу, и И.В.
51
Издалека Плот кажется жутковато веселым. Десяток прожекторов и как минимум столько же лазеров, установленных на высоченных судовых надстройках «Интерпрайза», гуляют по облакам, будто на голливудской премьере. Вблизи Плот уже не такой яркий и четкий. От огромного скопления лодок и лодочек исходит мутное облако желтоватого света, стирающего контрасты.
Несколько лоскутов Плота горит. Это не уютный костер в ночи, а высокое беспорядочное пламя, из которого ползет черный дым, как это бывает, когда выгорает большое количество бензина.
– Наверное, банды воюют, – размышляет вслух Элиот.
– Источники энергии, – гадает Хиро.
– Развлечение, – говорит Рыбий Глаз. – На треклятом Плоту нет кабельного канала.
Прежде чем они действительно вступают в Ад, Элиот откручивает крышку топливного бака и опускает в него измерительный стержень, проверяя запасы топлива. Вынув стержень, он не говорит ничего, но вид у него не особенно радостный.
– Погасите свет, – говорит он, когда до Плота еще несколько миль. – Помните, нас уже рассматривают в бинокли несколько сотен, а то и тысяч человек, притом вооруженных и голодных.
Вик уже обходит яхту, гася огни. Его метод прост: он бьет лампочки молотком. Рыбий Глаз остается стоять на месте, только проникнувшись внезапно уважением, внимательно слушает Элиота, а тот продолжает:
– Снимайте всю ярко-оранжевую одежду, пусть даже это означает, что мы замерзнем. С настоящего момента все лежат на палубе и не высовываются, даже не разговаривают без крайней необходимости. Вик, вы с винтовкой останетесь посреди корабля и будете ждать, когда нас осветят прожектором. Как только луч пройдет по яхте, расстреляйте прожектор. Это касается и фонариков с мелких судов. Хиро, ваша задача – патрулировать планшир. Просто обходите яхту по кругу везде, где пловец мог бы забраться через перила на борт, и если такое случится, обрубайте ему руки. Ищите все, что похоже на крюк или кошку. Рыбий Глаз, если какой-либо плавучий объект подойдет к нам ближе чем на сотню футов, топите его. Если увидите людей с антеннами в головах, попытайтесь сперва снять антенны, потому что они способны переговариваться друг с другом.
– У них что, антенны из голов торчат? – переспрашивает Хиро.
– Да, местная разновидность горгулий, – отвечает Элиот.
– Кто они?
– Откуда мне, черт побери, знать! Я просто видел их пару раз, но с большого расстояния. Итак, я собираюсь повести как можно ближе, потом ляжем на правый борт и пойдем против часовой стрелки вокруг Плота в поисках кого-нибудь, кто согласится продать нам топливо. Если случится наихудшее и мы окажемся на самом Плоту, будем держаться вместе, наймем себе проводника, потому что, если мы попытаемся пройти по Плоту без помощи того, кто разбирается в этой паутине, можем попасть в переплет.
– И что это может быть за переплет? – интересуется Рыбий Глаз.
– Скажем, повиснем в прогнившей, осклизлой грузовой сети между двух расходящихся кораблей, а под нами не будет ничего, кроме ледяной воды, полной чумных крыс, токсичных отходов и касаток. Еще вопросы есть?
– Ага, – отзывается Рыбий Глаз. – Можно мне к маме?
Отлично. Если Рыбий Глаз напуган, то и Хиро тоже.
– Помните, что случилось с пиратом по имени Брюс Ли, – предостерегает их Элиот. – Он был хорошо вооружен и уверен в себе. Однажды он подошел к спасательному плоту с беженцами в поисках добычи и подох, так и не успев понять, что с ним произошло. Так вот, там полно людей, желающих проделать с нами то же самое.
– Разве у них тут нет какой-нибудь полиции или еще чего-то такого? – спрашивает Вик. – Я слышал, что есть.
Иными словами, Вик посмотрел множество фильмов о Плоте на Таймс-сквер.
– Обитатели «Интерпрайза» действуют по методу «Божьего гнева», – отвечает Элиот. – По краю полетной палубы «Интерпрайза» установлены крупнокалиберные пушки. Модели Гатлинга. Вроде «Разума», только пули у них покрупнее. Изначально они предназначались для перехвата противокорабельных ракет. Снаряд летит со скоростью метеорита и попадает в цель с ней же. Если на Плоту кто-то создает проблемы, по ним стреляют из пушек. Но мелкого убийства или даже восстания недостаточно, чтобы привлечь внимание крутых парней. А вот если это дуэль на ракетах двух конкурирующих пиратских организаций – тогда другое дело.
Внезапно яхту пришпиливает свет прожектора, такого большого и мощного, что всем приходится отвернуться.
Потом снова воцаряется тьма: это, свистя, пролетела над водой пуля из винтовки Вика.
– Недурной выстрел, Вик, – говорит Рыбий Глаз.
– Похоже, там лодка наркоторговцев, – говорит Вик, глядя в свой магический глаз. – На ней пятеро. Направляется к нам. – Он снова стреляет. – Поправка: четверо. – Ба-а-бах! – Поправка: больше к нам не направляется. – Ба-а-бах! В океане в паре сотен футов вырастает огненный шар. – Поправка: никакой лодки.
Рыбий Глаз со смехом хлопает себя по коленке.
– Вы все это снимаете, Хиро?
– Нет, – отзывается тот. – Плохо получится.
– О! – Рыбий Глаз, похоже, захвачен врасплох, словно это все меняет.
– Это первая волна, – говорит Элиот. – Богатые пираты, ищущие легкой наживы. Но им есть что терять, поэтому их нетрудно отпугнуть.
– Еще одно судно класса яхты, – рапортует Вик, – но оно уже поворачивает прочь.
На фоне низкого фырканья большого дизеля их яхты они слышат пронзительный вой навесных моторов.
– Вторая волна, – говорит Элиот. – Эти в пираты еще не пробились, поэтому гораздо проворнее. Будьте настороже.
– У этой штуки миллиметровая волна, – говорит Рыбий Глаз, и, обернувшись к нему, Хиро видит, что его лицо подкрашено снизу зеленоватым свечением монитора «Разума». – Я этих ребят вижу, будто белый день на дворе, мать твою.
Сделав несколько выстрелов, Вик рывком выдергивает из винтовки обойму, вставляет новую.
Мимо, подпрыгивая на волнах, проносится надувная моторка, атакуя яхту огнями слабых фонарей. Рыбий Глаз выпускает пару коротких очередей из «Разума», взметая в холодный ночной воздух облака горячего пара, но промахивается.
– Побереги заряды, – говорит Элиот. – Из «узи» они в нас не попадут, пока немного не сбросят скорость. А ты даже с радаром не достанешь.
С другой стороны проносится вторая моторка, ближе, чем первая. Вик и Рыбий Глаз огонь не открывают. Слышно, как, описав круг, моторка возвращается восвояси.