— Хрыстыною мэнэ зваты, — пропела она на одной ноте, как на клиросе.
— Простите, это вас зять ударил топором? — удивился Юра.
— А я ничого нэ помятаю, — речитативом проговорила Христина. — Вин мэнэ вдарыв, я ничего нэ помятаю.
Христина уставилась в никуда, всем своим видом изображая жертву, у которой отшибло память. Но Тамара поймала ее птичий, остренький, все секущий глаз. При определенных условиях из нее бы получилась неплохая характерная актриса. Тамара хотела задать ей еще несколько вопросов, но поняла, что это бесполезно. Христина не собиралась выходить из образа.
Тамара обернулась к Аидии.
— Вот тут в письме сказано, что вы хотели отравить мужа, но он отдал пищу собаке и собака отравилась.
— А дэ та собака? — спросила Лидка и с неподдельным удивлением посмотрела на Тамару.
— Я не знаю, — сказала Тамара. — Я у вас спрашиваю.
— А дэ та собака? — снова спросила Лидка с той же интонацией.
Было ясно, что в этом доме больше ничего не добьешься.
Тамара поднялась.
— А какую роль сыграла машина? — спросил Юра. Его как автомобилиста больше всего волновала машина. — Он ее выиграл?
— Ну а як же. У газети писалы. Газеты ж не брешуть. Це ж пресса.
— Продав та прогуляв, — отозвалась Христина. Видимо, не могла смолчать. Это была ее болевая точка.
— Вы хотите, чтобы его выпустили? — спросила Тамара.
Женщины промолчали. Они боялись: если Петька выпустят, он вернется и «дорубает» их обеих.
— Нэ знаю, — сказала Лидка. — Як суд порешит, хай так и будэ.
Председатель колхоза оказался на месте. Он удивился, что журналистка приехала из самой Москвы по такому пустому и ясному делу.
— Как вы считаете, его правильно осудили? — спросила Тамара.
Абсолютно правильно. — Председатель говорил по-русски. — Его жена абсолютно довела до такого состояния, но страна у нас большая. Поезжай в любой конец и спокойно трудись. А если каждый начнет хвататься за топор, так это ж топоров не хватит.
— А что за история с машиной? — спросил Юра.
— Та он ее не выигрывал. В часть к ним пришел корреспондент, спросил: какие новости в боевой и политической подготовке? Петько возьми да и скажи, что он выиграл «Москвич». А сам ни Боже мой.
— Наврал? — удивился Юра.
— Ну да.
— Зачем?
— Дурак, — сказал председатель. — Теперь за дурость свою сидит.
— А корреспондент не перепроверил? — удивилась Тамара.
— Он не подумал, что Петько брешет. Хиба ж такое брешут? Вин поверив, та и всэ.
— А откуда вы знаете?
— Так суд же был выездной. Показательный. Весь поселок присутствовал, и корреспондент тот был. Как свидетель.
— Петько хороший был работник? — спросила Тамара.
— Сначала, как пришел из армии, то хорошо работал. А потом опустился, бриться перестал, спал в хлеву вместе со скотом. Я его спрашую: что с тобой? А он мне: не могу так больше жить. Помогите. Я вызвал их з Лидкою вместе, говорю: вы оба молодые, не поганые, чего вам не жить? А она: буду с ним жить, если отдаст деньги за полмашины, которые он прогулял. Я тоди ее выгнал, а ему говорю: ты мне за свою жену больше не разговаривай, а то обматерю. Та шо мы за них гутарим? Пойдемте, я покажу вам, яки у нас парники, яки у нас доярки. А який Вадим…
— Вадим — это кто? — спросила Тамара.
— Бык. Такого и в Испании немае. Его б в корриду, он бы всех тореадоров к такой матери пораскидал.
— В другой раз, — улыбнулась Тамара. — Нам еще надо в городской суд успеть. Дело просмотреть.
— Зачем? — удивился председатель. — Все ж ясно.
— Мы должны отреагировать на письмо, — объяснила Тамара.
— А кто писал? Петько.
— Надо ж, всю Москву взбулгачил. Сел за свою дурость и сиди. И не отрывай людей от дела.
Во дворе правления колхоза околачивался мужик — правдолюбец. Или просто сплетник. Или то и другое, потому что бывает трудно провести грань между правдой и сплетней. Несмотря на жару, он был одет в черные суконные штаны и пиджак.
Сплетник подошел к Тамаре и, тыча ей в бок прямыми жесткими пальцами, торопясь, будто боялся, что его не дослушают, сообщил, что Лидка курва и Петька она не любила. Это знает весь поселок. Она вышла за Петька замуж назло Ваську, с которым гуляла «з самых лет».
— А самые — это сколько? — спросила Тамара.
Мужик не ответил. Он торопился довести мысль до конца. Видимо, привык, что его не дослушивают, и приспособился не останавливаться.
Васько обещал жениться на Лидке, но передумал и уехал в город. В городе девушки с завивкой и маникюром. Что ему Лидка. Тогда Лидка вышла за Петька. Назло Ваську, который оказался не человек, а пройдысвит. Однако после свадьбы Васько снова возник. Старая любовь не ржавела. Петько ушел в армию и там ввел корреспондента в «оману».
— В заблуждение, — перевел Юра.
— Зачем? — спросила Тамара.
Сплетник торопливо объяснил, что Самусенки, то есть Лидка и теща, жадные до того, что за копейку зайца догонят. А тут целый «автомобиль». Петько рассчитывал купить Лидкину любовь. Петько с машиной — это уже совсем другое дело, чем один Петько. Когда же он вернулся без «автомобиля», теща спросила: «Зятю, а дэ ж твоя машина?» Они уже привыкли к своей мечте, а Петько их будто бы обокрал. Они его затравили, и Петько тещу порубал. Васько испугался и исчез. А сейчас, когда Петька посадили за решетку, он у Лидки живет. Стационарно.
— А сейчас он где? — удивилась Тамара.
— Та е, е… Петьку трэба було б его порубаты, а нэ тэщу. Що тэща? Вот и маешь… тэща жива-здорова, Лидка з Васьком, а Петько в тюрьми.
— Вам его жалко? — спросила Тамара.
— А як же. Одиннадцать самых кращих рокив собаци под хвист. З-за цией курвы, Господи прости.
К сплетнику подошла женщина в ситцевом сарафане, взяла его за шиворот и повела, как подростка. Он послушно заперебирал ногами. Видимо, эта коллизия была для него привычной.
Тамара догадалась, что, помимо восстановления истины, правдолюбец хотел немножко заработать. Но у него не получилось.
В Днепропетровск возвращались молча. Тамара устала. Хотелось есть. Юра задумчиво смотрел вперед. Они окунулись в чужую беду, и она, казалось, пристала к их коже, одежде. Невозможно было стряхнуть. В общем, картина выстраивалась: Васько, как поняла Тамара, был «пройдысвит», а по-русски — прохвост. Он пользовался оголтелой любовью соседской девочки, которая любила его с шестнадцати, а то и с пятнадцати лет. Но рассчитывал жениться на дочери Онассиса. В конце концов удалось же русскому парню жениться на молодой миллионерше, а он чем хуже. Но с миллионершами в Днепропетровске не густо, Васько вернулся в поселок. А возможно, старая любовь не ржавела, как сказал правдолюбец. Лидка попала в колесо. Она хотела выскочить из колеса, выбросив Петька. Но Петька не так легко оказалось выбросить. Он выложил на стол свои козыри: машина. Он ее сам выдумал. Но из неправды получается еще одна неправда. Петько тоже оказался в колесе и попытался выскочить из него, разрубив топором. И выскочил в тюрьму.
— И тут любовь, — сказала Тамара. — Ищите женщину.
— Ищите водку, — уточнил Юра.
— С чего вы взяли?
— Лидка ж не дала им закусить. Сказала: у меня не столовая. Они со Славиком выпили на голодный желудок. Он окосел и схватился за топор. Да и наследственность неважная.
— С чего вы взяли?
— Папаша умер от водки. Корову продали, два ящика купили. Сын алкоголика, сам пьяница. Что от него можно ждать?
— Не в этом дело, — возразила Тамара.
— Ив этом тоже. Девяносто пять процентов преступлений совершаются на пьяную голову.
Юра остановил «джорика» возле магазинчика. Вышел, скоро вернулся, держа в руках хлеб, брынзу и два пакета сливок.
Они стали есть молча. Тамара никогда в жизни не ела такого вкусного серого хлеба, такой свежей, пахнущей молоком брынзы. Вообще, брынза — ее любимая еда. Она крошила брынзу в супы, в овощи, в макароны. Было непостижимо, что Юра угадал. А с другой стороны — постижимо. Ему было не все равно. Он вникал в Тамару, все учитывал и предчувствовал. Если бы хоть кто-нибудь учитывал Петька, такого бы не случилось. Но он как таковой никому не был нужен. Сначала Лидка свела счеты с Вась-ком при помощи Петька. Потом равнодушный отчим, у которого своя семья. А может быть — сначала равнодушный отчим. Далее равнодушный корреспондент, которому плевать и на свою работу, и на газету. Он обязан был хотя бы посмотреть лотерейный билет. Но не посмотрел. Председатель колхоза, которому не хотелось копаться в жадности Самусенков, у него своих дел полно. Любила его только мать, но она не имела права голоса. И маленькая сестра. Петько попал в колесо равнодушия. Сколько их, невидимых соучастников преступления, но их не судят. Не дают срок. Они даже не догадываются, что они — соучастники.
— Дошел… — проговорил Юра. Видимо, Петько не выходил у него из головы.
— Довели, — поправила Тамара. — Один бы он до этого не дошел.
— Интеллигентские штучки.
— Что? — не поняла Тамара.
— Я их ненавижу, — тихо и определенно сказал Юра. — Недавно шел по мосту, а навстречу компания из Петьков и Славиков. Иду и не знаю: столкнут они меня или нет. А плавать я не умею.
Тамара мысленно представила себе хрупкого провинившегося Ангела на узком мосту. Внизу, как в пропасти, поблескивает вода. А навстречу — неуправляемые, расхристанные, безумные. Чтобы столкнуть, не надо особых усилий. Просто пройти, не сворачивая. Чуть двинуть плечом, как зачеркнуть человека.
Подъехали к зданию городского суда.
— Я в машине вас подожду, — сказал Юра. — Я устал. Надоел мне ваш солдат.
— Он скорее ваш, — возразила Тамара и вышла из «джорика».
Судья смотрел в стол. Его настораживал и оскорблял тот факт, что представитель печати перепроверяет его работу. Стало быть, не доверяет.
Тамара листала пухлое дело. В деле была заметка «Радость солдата». По поводу отравленной собаки — ни слова. Видимо, этот факт имел значение только для Петька. Да и где та собака? О Ваське тоже ни слова. Тамара прочитала приговор. Солдат был осужден по статье «за предумышленное убийство». Он действовал не в состоянии аффекта, а вполне обдуманно. Петько ушел от Лидки к себе домой. Там взял топор и вернулся обратно, неся его за пазухой. Дорога — через весь поселок. Петько мог и протрезветь и передумать. Но он туго замыслил убить Лидку. Однако, когда он вошел в дом