астроенный совсем не так воинственно, был несколько смущен горячностью приятеля и, видимо, не знал, как ему поступить (ибо Кит хранил свое обычное спокойствие и миролюбие), но в эту минуту на лестнице вдруг послышался громкий голос одинокого джентльмена.
— Разве это не ко мне пришли? — крикнул он.
— К вам, сэр, — подтвердил Ричард. — Совершенно верно, сэр.
— Так где же он? — взревел одинокий джентльмен.
— Он здесь, сэр, — ответил мистер Свивеллер. — Молодой человек, вас просят подняться наверх, вы разве не слышите? Оглохли, что ли?
Кит решил не вдаваться в дальнейшие пререкания и, взбежав по ступенькам, оставил обоих Блистательных Аполлонов молча глазеть друг на друга.
— Что я вам говорил? — сказал мистер Чакстер. — Ну, как вам это покажется?
Мистер Свивеллер, будучи по натуре малым добродушным, не усмотрел в поведении Кита особого злодейства и поэтому смолчал, не зная, что ответить приятелю.
Его вывел из затруднения приход мистера Самсона и мисс Салли, при виде которых мистер Чакстер удалился с должной поспешностью.
Мистер Брасс и его очаровательная сестрица должно быть, обсуждали какой-то интересный и важный вопрос за своим скромным завтраком. В таких случаях они появлялись в конторе на полчаса позднее обычного, сияя улыбками, словно интриги и злоумышления вносили мир в их душу и озаряли светом их труженический путь. На сей раз и братец и сестрица явились в особенно радужном настроении; физиономия у мисс Салли была елейная, а мистер Брасс потирал руки с чрезвычайно игривым и беззаботным видом.
— Ну-с, мистер Ричард, — начал Брасс, — какое у нас сегодня самочувствие? Хорошее, бодрое, сэр? А, мистер Ричард?
— Ничего, сэр, — ответил Дик.
— Вот и чудесно! — сказал Брасс. — Ха-ха! Будем веселиться, мистер Ричард; что нам мешает веселиться? Мир, в котором мы живем, сэр, прекрасен, просто прекрасен! В нем попадаются дурные люди, мистер Ричард, но не будь дурных людей, не было бы и хороших стражей закона. Ха-ха! Получены какие-нибудь письма с утренней почтой? А, мистер Ричард?
Мистер Свивеллер ответил отрицательно.
— Ха! — воскликнул Брасс. — Это не суть важно. Если сегодня мало дел, значит завтра привалит больше. Довольство малым услаждает наше существование, мистер Ричард. Кто-нибудь заходил?
— Только мой друг, — ответил Дик. — «Пусть нас друзья…
— …не забывают, — быстро подхватил Брасс. — Пусть льется за столом вино». Ха-ха! Ведь, кажется, так говорится в песне? Славная песенка, мистер Ричард, совершенно в моем духе. Одобряю чувства, которые в ней воспеваются. Ха-ха! А ваш друг — тот самый молодой человек, что служит в конторе Уизердена, не так ли?.. Да… «Пусть нас друзья..,» И больше никого не было, мистер Ричард?
— Приходили к жильцу, — ответил мистер Свивеллер.
— Ах, вот как! — воскликнул Брасс. — Приходили к жильцу? Ха-ха! «Пусть нас друзья не забывают, пусть льется…» Значит, приходили к жильцу, а, мистер Ричард?
— Да, — сказал Дик, несколько озадаченный игривостью своего патрона. — И сейчас у него.
— И сейчас у него! — повторил Брасс. — Ха-ха! Желаем счастья им, веселья, и тру-ля-ля, и тру-ля-ля! Да, мистер Ричард? Ха-ха!
— Разумеется, — ответил Дик.
— А кто, — Продолжал Брасс, перебирая бумаги на столе, — кто посетил нашего жильца — надеюсь, не дама? А, мистер Ричард? Строгие нравы улицы Бевис-Маркс, сэр… «Когда прелестница склоняется к безумствам…»[80] и прочее, тому подобное. А, мистер Ричард?
— Другой молодой человек, тоже от Уиэердена — во всяком случае, имеет к нему какое-то касательство. Его зовут Кит.
— Кит? — воскликнул Брасс. — Странное имя… Кит, кит, рыба-кит. Да, мистер Ричард? Ха-ха! Значит, у него в гостях Кит? Так-с!
Дик взглянул на мисс Салли, удивляясь, что ей мешает пресечь болтовню Самсона, но поскольку она не собиралась делать это и, судя по ее физиономии, слушала его с молчаливым одобрением, он решил, что братец с сестрицей только что надули кого-то и готовятся получить по счету.
— Мистер Ричард, — сказал Брасс, беря со стола письмо, — не будете ли вы так любезны отнести вот это на Пикем-Рай? Ответа не требуется, но письмо важное и его надо вручить лично. Обратный проезд запишите за счет конторы. Контору жалеть нечего, дери с нее сколько можно — вот девиз писца. А, мистер Ричард? Ха-ха!
Мистер Свивеллер с торжественной медлительностью стащил с себя спортивную куртку, облачился в полуфрак, снял шляпу с вешалки, сунул письмо в карман и удалился. Немедленно вслед за его уходом поднялась с места и мисс Салли; она сладко улыбнулась брату (он кивнул ей, щелкнув себя пальцем по носу) и тоже покинула контору.
Оставшись в одиночестве, Самсон Брасс распахнул настежь дверь, уселся за стол как раз напротив нее, так чтобы держать под наблюдением лестницу и прихожую, и начал бойко, с величайшим усердием писать, одновременно напевая отнюдь не мелодичным голосом какие-то обрывки музыкальных фраз, которые, по-видимому, имели непосредственное отношение к союзу церкви и государства, ибо они представляли собой мешанину из вечерних псалмов и гимна «Боже храни короля».
И так стряпчий с улицы Бевис-Маркс сидел, писал и напевал себе под нос довольно долго, лишь изредка отрываясь от своего занятия, чтобы прислушаться с вороватым видом, не идет ли кто, и после каждой такой паузы принимался напевать все громче и громче, а водить пером все медленнее и медленнее. Наконец дверь в комнате жильца отворилась и снова захлопнулась, и кто-то стад спускаться по лестнице. Тогда он бросил писать и запел во весь голос, не выпуская пера из рук, покачивая головой из стороны в сторону и улыбаясь ангельской улыбкой, с видом человека, совершенно упоенного музыкой.
К этому трогательному зрелищу ступеньки и сладкие звуки и привели Кита, после чего мистер Брасс пение свое прекратил, но улыбаться не бросил и, усиленно закивав головой, помахал пером в воздухе.
— Кит! — сказал мистер Брасс приятнейшим голосом. — Ну, как поживаешь?
Кит, несколько оробевший в присутствии этого новоявленного благожелателя, ответил как полагается и взялся за ручку двери, но мистер Брасс негромко подозвал его к себе.
— Не уходи, Кит, прошу тебя, — проговорил стряпчий таинственным и в то же время деловым тоном. — Вернись, будь так любезен. Ах! Боже мой, боже! — продолжал он, поднимаясь с табуретки и становясь спиной к камину. — Смотрю я на тебя, Кит, и вспоминаю одно нежное личико, милее которого мне и видеть не приходилось. Ты ведь прибегал туда раза два, когда мы описывали у них имущество. Ах, Кит, дорогой Кит! Людям нашего ремесла частенько приходится выполнять такие тяжелые обязанности, что ты нам не завидуй, — нечему тут завидовать.
— Я не завидую, сэр, — сказал Кит, — хотя не мне судить о вашем ремесле.
— В чем состоит наше единственное утешение, Кит? — продолжал стряпчий, в глубокой задумчивости глядя на него. — В том, что если мы не в силах предотвратить бурю, то все же смягчаем ее, так сказать, умеряем ее порывы, гибельные для стриженых овечек. «Вот уж правда, стриженые овечки! — подумал Кит. — Наголо остриженные!» — но вслух он ничего не сказал.
— По тому делу, Кит, о котором я сейчас упомянул, мне пришлось выдержать бой с мистером Квилпом, чтобы добиться для них кое-каких послаблений (ведь мистер Квилп — человек суровый). Я мог лишиться клиента, но вид страждущей добродетели вдохновил меня, и победа осталась за мной.
«А он, верно, не такой уж плохой человек», — подумал простодушный Кит, глядя, как стряпчий жует губами, словно борясь с нахлынувшими на него чувствами.
— Я уважаю тебя, Кит, — взволнованно проговорил Брасс. — Я помню, как ты себя вел в те дни, и с тех пор уважаю тебя, хотя положение ты занимаешь невысокое и живешь в бедности. Но я смотрю не на жилет — мне важно сердце. Клетчатый жилет — это решетка, а сердце — пташка, что томится за ней. Но сколько есть таких пташек, которые постоянно — чуть что, меняют оперение и клюют своих ближних, просовывая клювик между прутьями!
Восприняв этот поэтический образ, как прямой намек на свой собственный клетчатый жилет, Кит окончательно растрогался, чему немало способствовали также выражение лица и голос мистера Брасса, ибо он разглагольствовал с видом кроткого, отрешившегося от земной суеты пустынника, и ему не хватало только вервия на его рыжем сюртуке да черепа на камине, чтобы окончательно закрепиться на этом поприще.
— Н-да, — протянул Самсон, улыбаясь мягкой улыбкой добрячка, снисходящего к слабостям — своим, а может быть, и чужим. — Однако мы с тобой отвлеклись. Вот, будь любезен, возьми это. — И он показал на две монеты по полукроне каждая, которые лежали на столе.
Кит взглянул на них, потом на Самсона и замялся.
— Это тебе, — сказал Брасс.
— От кого?
— От кого, неважно, — ответил стряпчий. — Ну, допустим, от меня. У нас наверху живут чудаковатые друзья, Кит, и лишние вопросы, лишние разговоры совсем не нужны. Ты ведь сам все понимаешь. Бери деньги, и дело с концом, и, между нами говоря, они, по-моему, не последние, — ты еще не раз будешь кое-что получать здесь. До свидания, Кит, до свидания!
Рассыпаясь в благодарностях и не переставая упрекать себя за то, что дурно думал о человеке, который, как выяснилось при первом же разговоре с ним, совсем того не заслуживал, Кит взял деньги со стола и поспешил домой. А мистер Брасс так и остался проветриваться у горящего камина и сразу же возобновил свои вокальные упражнения и ангельские улыбки.
— Можно войти? — спросила мисс Салли, выглянув из за двери.
— Прошу, прошу! — крикнул ей братец.
— Кхэ? — вопросительно кашлянула мисс Брасс.
— Да, — ответил Самсон. — Могу доложить, что дело идет на лад.
Глава LVII
Предчувствия мистера Чакстера и гнев, которые они пробуждали в нем, имели под собой некоторые основания. Он оказался прав — дружба, зародившаяся между одиноким джентльменом и мистером Гарлендом, не только не охлаждалась, но день ото дня крепла и расцветала. Они часто виделись и по