– С Джесси и детьми все в порядке. Но, Джордж… о господи. Поверить не могу. Вот ведь хрень какая.
Он закрыл лицо руками и издал какой-то звук. Не рыдание, а смешок. Самый жуткий, черт возьми, смешок, какой мне доводилось слышать.
– В чем дело? Кто тебе звонил?
– Надо подумать, – ответил он, но обращался не ко мне, а к самому себе. – Надо решить, что делать…
Он оторвал руки от лица и стал снова похож на себя.
– Сегодня ты менеджером, Грэнни.
– Я? Я не могу быть менеджером! Ду здесь все разнесет к чертовой матери! Он снова идет на двухсотую, и…
– Все это уже не важно, ты что, не видишь? Сейчас не до этого.
– Что?..
– Так, заткнись и составляй заявочную карточку. А этот парень… – Он задумался, потом покачал головой. – Черт, да пусть играет, почему бы и нет? Поставь его пятым бэттером. Я и сам собирался это сделать.
– Конечно, он будет играть, – сказал я. – Кто же еще станет принимать подачи Дэнни?
– Да пошел этот Дэнни Дузен куда подальше! – рявкнул он.
– Кэп… Джои… Скажи, что случилось.
– Нет, – отрезал он. – Сначала надо все обдумать. Что я скажу ребятам. Да еще и репортерам! – Он с силой хлопнул себя по лбу, словно только что об этом вспомнил. – Этим зажравшимся, разжиревшим козлам! Вот черт! – Потом снова самому себе: – Ладно, пусть ребята отыграют. Они это заслужили. Может, и парень тоже. Черт подери, а вдруг он выбьет полный набор! – Он снова хохотнул, после чего заставил себя замолчать.
– Не понимаю.
– Поймешь. Ладно, вали отсюда. Заявляй кого захочешь. Хоть ставь игроков наугад. Это не имеет значения. Только убедись в том, что уведомил главу судейской бригады, что сегодня главный ты. По-моему, бригадиром у них Вендерс.
Я как во сне прошел по коридору в судейскую и сказал Вендерсу, что сегодня я заявляю состав и выступаю менеджером команды со своего места на третьей базе. Он спросил, что случилось с Джо, а я ответил, что тот приболел. Это еще мягко сказано.
Это стало моей первой игрой, где я выступал менеджером, пока не перешел в «Окленд атлетикс» в 1963 году. Игра выдалась короткой, потому что, как вам известно, если вы покопались в истории, Хай Вендерс удалил меня с поля в шестом иннинге. Да я не очень-то хорошо ее помню. В голове вертелось столько всего, что я был как во сне. Но у меня хватило здравого смысла сделать одно – осмотреть правую руку парня до того, как он вышел на поле. На указательном пальце у него не было ни пластыря, ни пореза. Однако мне даже не полегчало. Я видел перед собой красные глаза и перекошенный рот Джо Дипунно.
Для Дэнни Ду эта встреча стала его последней удачной игрой, и он так и не набрал двести побед. Он попытался вернуться в спорт в 1958 году, но безуспешно. Он утверждал, что у него перестало двоиться в глазах. Может, так оно и было, но он едва мог кинуть мяч в сторону базы. Дэнни не удалось попасть в Зал славы. Джо оказался кругом прав: тот парень и вправду высасывал удачу. Прямо как колдун какой-то.
Но в тот день Ду продемонстрировал пик своей формы – фастболы прыгали, крученые подачи щелкали, как кнуты. Первые четыре иннинга его вообще не могли достать. Махните битой и на скамейку, ребята, спасибо за игру. Он выбил шестерых, а прочие ответили лишь слабыми ударами от земли в пределах поля. Единственное, что не сложилось: Киндер ему не уступал. В конце третьего иннинга у нас был один неказистый удар Харрингтона, дабл с двумя аутами.
Наступает разгар пятого иннинга, так? Первый бэттер вылетает. Потом появляется Уолт Дропо, выбивает в дальний левый угол поля и взмывает, как летучая мышь. Болельщики видели, как Гарри Кин еще бежал за мячом, пока Дропо рвался ко второй базе, и поняли, что дело может кончиться внутренним хоумраном. Они начали скандировать. Сначала несколько голосов, потом еще и еще. Громче и громче. У меня по спине аж мурашки побежали.
– БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА!
Начали взлетать оранжевые плакаты. Люди вскакивали на ноги и поднимали их над головами. Не размахивали ими, как обычно, а просто держали. Никогда не видел ничего подобного.
– БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА! БЛО-КА-ДА!
Сначала я подумал, что тут нет ни малейших шансов. Дропо уже несся на всех парах к третьей базе. Но Кин бросился к мячу и классно отбросил его к Барбарино. А новичок тем временем стоит на третьей базе, выставив перчатку и обозначив цель, и Сай попадает прямиком в кармашек.
Толпа скандирует. Дропо скользит шипами вверх. Парню все равно, он встает на колени и перепрыгивает через них. Хай Вендерс находился где положено – по крайней мере, в тот раз, – над самой базой. Поднимается облако пыли, и из него взлетает вверх большой палец Вендерса.
– АУТ!
Мистер Кинг, болельщики помешались. И Уолт Дропо тоже. Он вскочил на ноги и заплясал, как припадочный эпилептик, танцующий хали-гали. Глазам своим поверить не мог.
На левом предплечье у парня красовалась царапина, так, ничего особенного, просто ссадина, однако этого оказалось достаточно, чтобы старина Бони Дадиер – наш врач – вышел на поле и заклеил ее лейкопластырем. Так что парень получил-таки свой пластырь, но теперь на законных основаниях. Во время этой медицинской процедуры болельщики продолжали стоять, размахивая плакатами с надписью
«ДОРОГА ЗАКРЫТА»А парень, кажется, ничего не замечал. Он был где-то на другой планете. Он вел себя так все время, пока играл за «Титанов». Просто снова нацепил маску, вернулся на базу и принял стойку. Дело прежде всего. Вышел Бубба Филипс, подал Латропу на первую базу, и пятый иннинг закончился.
Когда парень вышел в начале следующего иннинга и выбил на три страйка, болельщики вскочили на ноги и устроили ему овацию. На этот раз он ее заметил и приложил пальцы к козырьку бейсболки, когда возвращался на скамейку. Он сделал это в первый и последний раз. Не потому, что задирал нос, а потому… ну, я об этом уже говорил. Витал на другой планете.
Ну ладно, разгар шестого иннинга. Пятьдесят с лишним лет прошло, а меня до сих пор зло разбирает, как подумаю об этом. Первым выходит Киндер и подает на третью базу, как и полагается питчеру. Потом появляется Луис Апарисио, Маленький Луи. Ду замахивается и выстреливает. Апарисио пуляет мяч по широкой дуге вверх в сторону третьей базы. Это мой сектор, и я все видел. Парень отбрасывает маску и летит за мячом, откинув голову и раскрыв перчатку. Вендерс – за ним, но не так близко, как следовало бы. Ему казалось, что у парня нет никаких шансов. Вот тут-то судья и прокололся.
Парень сбежал с травяного поля на дорожку вдоль низенькой стенки между полем и трибуной. Вытянул шею и уставился вверх. Пара десятков людей в первых и вторых рядах тоже смотрели вверх, и почти все размахивали руками. Вот в этом я болельщиков не понимаю и никогда не пойму. Это же просто мячик, Господи Боже! Продавался он тогда по семьдесят пять центов за штуку. Но когда зрители видят его в воздухе, они бросаются за ним, как голодные за хлебом. Нет бы сдать чуть назад и позволить игроку – за которого они же болеют – попытаться взять мяч в разгар напряженной игры.
Я все видел, говорю же вам, видел четко и ясно. Мяч опускался на игровое поле рядом со стенкой. Парень явно мог взять его. И тут какой-то длиннорукий урод в футболке «Титанов», которые продают у входа на стадион, потянулся вперед и задел мяч, так что тот отскочил от краешка перчатки Билли и упал на землю.
Я был настолько уверен, что Вендерс отправит Апарисио в аут – присутствовало явное вмешательство, – что сначала не поверил своим глазам, когда судья показал Билли возвращаться на базу, а Апарисио – выходить на исходную. Когда до меня дошло, я побежал вдоль линии, размахивая руками. Болельщики начали подбадривать меня криками и освистывать Вендерса, что не прибавляет тебе веса, когда оспариваешь решение судьи, но я настолько разъярился, что плевать хотел на это. Меня бы не остановил даже Махатма Ганди, если бы полуголым вышел на поле и начал призывать всех к всеобщему миру.
– Вмешательство! – заорал я. – Ясно как божий день, как дважды два!
– Он был на трибуне, а значит, мяч ничей, – отвечает Вендерс. – Возвращайся к себе в гнездышко, и продолжим игру.
Парень никак не отреагировал, он болтал со своим дружком Ду. Это нормально. Мне было наплевать, что он не реагировал. Единственное, чего я хотел в тот момент, – разорвать Вендерса на части. Вообще-то я человек не конфликтный – за все годы, что я был менеджером в Главной лиге, меня всего дважды удаляли из игры, – но в тот день я разошелся так, что по сравнению со мной инквизиторы показались бы пацифистами.
– Ты не заметил этого, Хай! Ты отстал! Ты не увидел вмешательства!
– Я не отстал и все видел. Иди на свое место, Грэнни. Я не шучу.
– Если ты не видел, как этот длиннорукий су… – (Тут женщина во втором ряду прикрыла руками уши сыну и надула губы, словно говоря мне: «Как ты смеешь выражаться?!») – длиннорукий сукин сын вытянул свою клешню и задел мяч, то ты отстал, черт тебя раздери!
Парень в футболке принялся трясти головой – кто, я? да не я! – а на физиономии у него расплылась тупая смущенная ухмылка. Вендерс заметил ее, понял, что она значит, и отвернулся.
– Все, хватит, – говорит он мне таким непререкаемым тоном, как будто еще слово – и я отправлюсь в раздевалку пить пиво. – Ты высказался. Теперь или заткнись, или слушай остаток игры по радио. Выбирай.
Я вернулся на свое место. Апарисио снова вышел на исходную, мерзко ухмыляясь. Он все понял, конечно же, понял. И выжал из ситуации максимум. Он никогда не выбивал много хоумранов, но когда Ду подал неудачный чендж-ап, Маленький Луи высоко выбил его широкой изящной дугой в самый дальний край поля. Игравший по центру Носатый Нортон даже не обернулся.
Апарисио обежал базы, невозмутимый, как заходящий в док трансатлантический лайнер, а в это время болельщики орали на него, поливали грязью его родню и изрыгали проклятия на голову Хая Вендерса. Вендерс как будто этого не слышал – главное качество для судьи. Он вытащил из кармана куртки новый мяч и осмотрел его на предмет дефектов. При виде этого я окончательно съехал с катушек. Бросился к домашней базе и принялся трясти кулаками перед его лицом.