Агата резко выдохнула, взмахнула палочками и начала играть. Но вместо уже привычных мне гулких ударов барабанов и металлического звона тарелок установка вдруг издала шипение. Зал словно заполонили змеи. Звуки лились отовсюду, и вдруг я понял, что это вовсе не шипение. В нем явственно различался чей-то шепоток.
— Ничего у тебя не получится, — зазвучало вкрадчиво, будто с ухмылкой. — Ты никому не нужна.
Шепот оттолкнулся эхом от стен, множась и повторяясь.
— И никто тебя не услышит.
Из установки вдруг стали медленно вылезать тени, похожие на черный дым. Агата дернулась, будто хотела вскочить, но приросла к месту.
— Они забудут, — прошептали тени, вырастая все длиннее, нависая над сестрой.
Они замерли, выгнувшись над ней, а потом резко бросились вниз. Черный дым полился Агате в уши, нос, рот, клубясь и заполняя все собой.
— Агата! — заорал я.
Сестра захрипела, ее глаза остекленели. Зал вдруг пошел рябью, как сломанный телевизор, и превратился в улицу городка. Барабанная установка собралась воедино и трансформировалась в столб — самый обычный столб, на который клеят объявления. На нем висела какая-то старая, пыльная бумажка.
«ПРОПАЛА» большими, когда-то красными буквами, а ниже… фотография Агаты. «15 лет, рост средний, волосы длинные светлые, глаза зеленые». На нижней части объявления бахромой свисал написанный много раз номер телефона. Ни одна из ленточек оторвана не была. Текст был полустертым.
Послышался смех, и мимо столба с объявлением, даже не взглянув на него, прошел Оскар, а рядом с ним — те Хвостатые девчонки, которых мы видели во дворе больницы. Все трое жевали чипсы, хихикали и улыбались друг другу. Они исчезли, и вместо них около столба вдруг появились мама и… я сам. Мама достала из сумки листок, я вытащил из кармана клей и намазал им объявление о пропаже Агаты. Мама прилепила листок ровно поверх него, закрыв его полностью. Мы радостно улыбнулись друг другу, мама обняла меня за плечи, и мы пошли дальше по улице. Я шагнул ближе, уставившись на свеженаклеенный листок: «Продается ударная установка. Срочно, дешево, за ненадобностью».
— Сейчас все закончится, — отовсюду одновременно полился ласковый, умиротворяющий и очень знакомый голос.
С другой стороны улицы на нас смотрела Марра. Точнее, она не сводила голодного взгляда с моей сестры. В руке у нее было красное яблоко.
— Прекрати это! — Я закрыл собой Агату.
— Ну надо же. Видишь чужие страхи? Прямо как я. — Рот Марры расплылся в хищной улыбке, обнажив острые зубы. — Я с тобой не ошиблась.
Я почувствовал влажный холод футболки, прилипшей к спине. Что это значит?!
— Сможешь дать то, что мне нужно, хороший мальчик.
Рука Марры вдруг принялась вытягиваться вперед. Остальное тело не двигалось с места, а рука росла и росла в длину, как у игрушки-тянучки.
— Нам нужно дружить. — Рука доползла до меня и ухватила за футболку. — Так будет лучше.
Цепкие пальцы оторвали меня от Агаты. Я упал в темноту. Но вместо асфальта щеки и ладони защекотала трава. Я приподнялся на локтях — вокруг был сад соседок. Агата неподвижно висела в воздухе. Позади нее, за деревом, я уловил краем глаза какое-то движение, но тут же повернулся к Марре. Она держала перед сестрой красное яблоко. Из глаз сестры вдруг потянулись полупрозрачные лучи и принялись втягиваться в яблоко. Оно засияло. Мечта Агаты уходила в него!
— Нет! — Я бросился на Марру, выставив перед собой меч.
Она обернулась ко мне, взмахнула рукой. Правую сторону головы обожгло ударом, я согнулся пополам. Меч рвануло из руки. Марра выпрямилась, поворачиваясь к Агате, но подскочивший Оскар уже надел на нее наушники и включил музыку. Глаза сестры закрылись, и она беззвучно рухнула в траву.
Марра зарычала, как разъяренный зверь, и развернулась ко мне. Я попятился, но поскользнулся на траве и упал на спину. Вытянувшаяся когтистая рука сдавила грудь, прижимая меня к земле. Марра согнулась надо мной. Черные глаза оказались совсем близко. Они завораживали, как водопад или обрыв, когда смотришь вниз и потихонечку, сам не замечая, двигаешься к краю. Не смотри, не смотри, не смотри — но я уже не мог оторваться.
— Вот что, щенок, — шепот Марры раздался словно внутри моей головы. — Ты принесешь мою вещь, спрятанную в «Лавке».
— Дневник прадедушкин, а не твой! — прохрипел я.
По ее лицу пробежало недоумение и вновь сменилось злобой.
— Очень умно. Я говорю о том, что принадлежит мне.
Я изо всех сил постарался не показывать удивления. Ей действительно что-то нужно, но это не дневник. И она уверена, что я знаю, о чем идет речь.
— Ты принесешь мою вещь. В обмен на это. — Марра покачала перед моим носом красным яблоком. Оно светилось. — Твоя сестра такая вкусная. Мне будет достаточно секунды. Один взгляд — и от нее останется пустая оболочка.
Ее лицо снова показалось странно знакомым.
— Но так и быть. Пока я придержу ее яблочко. — Марра издала мягкий смешок.
Я стиснул зубы.
— Откуда мне знать, что ты не соврешь?
Она расхохоталась.
— Как будто у тебя есть выбор!
Где-то далеко за моей спиной, в параллельной вселенной, послышался звук распахивающейся двери. На траву перед домом лег желтый квадрат загоревшегося света окна, а следом раздались два пронзительных старушечьих вскрика.
— Завтра в полночь. В башне. — Марра выпустила меня и растворилась в воздухе.
Я поднялся на ноги, тяжело дыша. Виолетта Иванна и тетя Галя семенили по саду в нашу сторону, что-то выкрикивая. Я пошарил руками по сторонам и похолодел, несмотря на жару. Меча нигде не было. Марра забрала его с собой.
— О черт, у нас проблемы, — выдавил я.
— Еще какие… — донесся до меня глухой голос Оскара.
Я рванулся к нему. Агата лежала в траве, глядя в небо. В слабом свете фонариков я увидел то, о чем говорил Оскар. Зеленые глаза сестры раскололи черные точки.
Глава 23. Невозможное
Тетя Галя и Виолетта Иванна повели нас к себе. Они что-то говорили и спрашивали, но я шел на автомате и слышал все как сквозь туман. Теперь стало ясно — глаза у человека раскалываются, когда его мечта вытекает сквозь них в яблоко Марры. Мы быстро прервали процесс, и поэтому в глазах сестры успели появиться только точки, но теперь… Марре ничего не стоит подловить ее в любой момент — установить зрительный контакт и вытянуть все остальное. Получается, от превращения в ходячего мертвеца Агату удерживает всего один взгляд и один укус уже подготовленного яблока. Все стало до ужаса реальным. Я незаметно вытер взмокшие ладони о футболку.
— Как ты себя чувствуешь? — голос Оскара звучал как из-под воды. Он заглядывал в лицо сестры.
— Странно, — тихо произнесла Агата. — Но зомби становиться неохота.
— Этого не случится, — горячо заверил ее Оскар.
Если я добуду то-не-знаю-что, нужное Марре, мысленно дополнил я. И если она не врет — во что я ни за что не поверю. Что же делать?! Кто может дать совет?! Была бы тут бабушка… она бы, наверное, знала, что делать.
— …Объяснить! — я уловил обрывок тети-Галиной речи. Глянул по сторонам и только теперь понял, что мы уже пришли в разношерстную гостиную соседок и я сижу между Агатой и Оскаром на диване.
Сами соседки сидели напротив, и лица у них были заспанные и недовольные. Тетя Галя возмущенно запахнула поплотнее полы махрового халата. Виолетта Иванна тут же повторила ее жест и поправила свой халат — шелковый, с цветами и птицами — и нервно забегала взглядом по нашим лицам. Волосы у нее были накручены на пластмассовые валики. Я как раз думал, как же неудобно спать с такой штукой на голове, когда Агата вдруг сложила руки на груди и потребовала:
— А может, это вы нам объясните?
Соседки ошарашенно замигали. Я переглянулся с Оскаром — он был в таком же шоке, как и я. Может, Марра сделала что-то с ее мозгами? Я открыл рот, еще не придумав, что соврать, но сестра снова опередила меня.
— Расскажете про то, что происходит в городе. — Агата поднялась с дивана, подошла к шкафу и бесцеремонно отодвинула стекло на одной из полок. — Про то, что вы знаете — и молчите.
Она взяла с полки большую книгу и вернулась обратно, не сводя с соседок пронзительного взгляда.
— Про Марру.
Оскар вздрогнул. Агата бросила свою добычу на столик, и я понял, что это не книга, а старый фотоальбом в бархатном переплете. Я поднял глаза на соседок. Вид у них был все такой же изумленный, но теперь еще и напуганный.
— Что ты мелешь, девочка, — забормотала тетя Галя, но получилось совсем неубедительно.
Виолетта Иванна сидела молча, бледная и с прямой спиной. Я перевел взгляд на Агату. Она смотрела на меня очень серьезно.
— Ты так и не понял, почему Марра кажется тебе знакомой?
Не дожидаясь ответа, она принялась быстро листать альбом. Тетя Галя протестующе булькнула, но ее никто не слушал. Агата наконец остановилась и разгладила разворот альбома. Кивнула, как будто лишний раз убедилась в том, что и так знала. И повернула альбом ко мне.
На страницах были бережно вклеены черно-белые фотографии трех девушек. Девушки открыто смеялись, позировали в обнимку, держали букеты, пытались втроем устроиться на одном велосипеде. В кокетливо улыбающейся девушке с лентой в кудрях легко угадывалась Виолетта Иванна. Насупленная, с двумя короткими косичками, походила на тетю Галю. А третья…
— Нет, — я отшатнулся. — Не может быть.
Сквозь наползающий туман я видел пристальный взгляд Агаты, слышал, как резко втянул воздух Оскар, но все это было как будто не по-настоящему.
Я узнал ее сразу и безошибочно. Я ведь уже видел ее молодой на снимках — дома, много раз, когда она пускалась в воспоминания. Вот только здесь она была младше и выглядела счастливее — как будто на более поздних фотографиях на ней появилась едва заметная тень, а здесь ее еще не было.
Теперь я понял, почему Марра казалась знакомой, и вместе с тем, почему я ее не узнал. Марра взяла ее облик из того времени, когда она еще жила здесь. Но при этом все очертания исказились, выдавая зло. Шея неестественно вытянулась. Пальцы истончились, стали длинными и костлявыми, с когтями вместо ногтей. Улыбка потеряла свое тепло, зато нечеловечески расширилась, а зубы заострились. Но самым главным, конечно, были глаза. Из зеленых и полных жизни они превратились в бездонные черные кратеры.