Галя так и не заговорила с тем мальчиком из класса — ведь он наверняка не обратил бы на нее внимания или высмеял перед всеми. Не говорила она ни с одним из молодых людей, встречавшихся потом, а тех, кто подходил к ней сам, отшивала. Она же точно знала, что ее никто и никогда не полюбит, — а если кто-то и притворится, то только затем, чтобы бросить ради какой-нибудь красотки.
Белла после школы уехала к матери. Поступила в институт, куда ее «пристроили», чтобы жить как все, как положено. Все любимые книги со сказками и приключениями остались в Красных Садах. Тетрадки с захватывающими историями были сожжены в камине. Остался только страх, липкий и черный, как деготь, не отпускающий ни на секунду, ни на шаг.
«Черная дыра» — называла она его в письмах Гале с Ветой, даже когда они уже превратились в тетю Галю и Виолетту Иванну. Эта черная дыра почему-то росла внутри каждой из них — с той самой ночи и всю оставшуюся жизнь. Вместе с ней, медленно, но верно, росли и черные расколы в глазах — сперва точки, потом трещинки. Когда они стали заметными, пришлось научиться пользоваться цветными линзами.
«Лавка страха» продолжала работать, но башня в доме оставалась недоступной. Еще до отъезда дочери Беллин отец замуровал вход в башню — так, чтобы невозможно было попасть даже на лестницу, ведущую к ней. От греха подальше он закрыл и проход между башней и «Лавкой».
И никто не вспомнил о том, что яблоко — то самое красное яблоко, в которое перетекли мечты Беллы, Гали и Веты, — осталось запертым в башне. Никто, кроме Марры, разумеется. Она питалась им все эти годы, крепко держа трех подруг на паучьих нитях и потихоньку высасывая из яблока их жизни. Они давали ей дополнительную силу, вдобавок ко всем тем, кто читал книги из «Лавки», ко всем ходикам, — силу, которая понадобилась ей, чтобы дождаться своего часа.
Они не погибли, но по-настоящему, полностью живы больше не были. Марра продолжала поглощать их души по чуть-чуть, день за днем. И окончательно поглотила Беллу первой.
Глава 25. Ссора
Мы брели домой. Я плелся позади. Казалось, что кроссовки весят целую тонну, так тяжело было передвигать ноги. Зато ни Оскар, ни Агата не видели, что у меня мокрые глаза.
Виолетта Иванна предлагала переночевать у них, хотела напоить нас чаем, но я не мог больше находиться там ни минуты. Остальные, по-моему, тоже.
«Я не переживу, если ты будешь бояться, — говорила она мне всю жизнь. — Страх убивает. Главное — ничего не бойся». Я всегда думал — нет, знал, — что моя бабушка — самый смелый человек в мире. И что я должен быть таким же! А на самом деле…
В ночной тишине до меня долетало шушуканье Оскара с Агатой.
— Но почему она выглядит как ваша бабушка в шестнадцать, а не так, как когда она, ну, ты знаешь, умерла?
— Думаю, Марра принимает тот облик, какой был у ее жертвы, когда она впервые к ней присосалась. Обычно-то она сжирает человека за несколько дней, а не десятилетий, — Агата осеклась и замолчала.
Я был готов поспорить, что она думает о том, что ждет ее саму. Это не шло у меня из головы вместе с целым роем других мыслей. С кем прадедушка заключил сделку на ярмарке? Что это за яблоня такая, откуда она взялась? А если попробовать ее просто срубить или сжечь? Ничего не получится, как с нашим сегодняшним планом? Теперь вся затея казалась мне такой глупостью. Конечно, Марра почуяла, что с ее яблоками что-то происходит, и явилась к дереву! Если бы мы не пошли туда, если бы нам удалось уехать, как просила сестра, она была бы в безопасности. У нее были бы ее обычные зеленые глаза! Как у меня, у мамы и у бабушки. Ох, нет, ведь оказывается, всю мою жизнь бабушка носила цветные линзы, пряча черные трещины.
Мы молча зашли в дом. Он встретил нас темнотой и тишиной. Я подумал, что с того момента, как мы сюда приехали, еще не было ни одной нормальной ночи.
— Даже не знаю, что хуже, — пробормотал Оскар, — стать зомби за пару дней или жить до старости в постоянном страхе.
Агата мрачно хмыкнула.
— Вряд ли Марра предоставит нам выбор.
Я вдруг понял, что участь бабушки и Виолетты Иванны с тетей Галей может настигнуть мою сестру в любой момент. Да, для того чтобы вытянуть Агатину мечту полностью, Марре нужно снова подловить нас и установить с ней зрительный контакт. Но если она решит просто съесть то, что уже успело перейти в яблоко?! Я представил, что Агата начнет бояться всего того, что она так любит. Так никогда и не будет играть в группе, никогда не станет выступать, больше ни разу в жизни не притронется к барабанной установке. Никогда — какое жуткое слово.
Я должен остановить Марру. Другого выхода просто нет. На то, чтобы раздобыть неизвестно что и неизвестно где и принести это ей, оставалось меньше суток — а я понятия не имел, с чего начать!
— Вот еще что, — неуверенно начал я.
Оскар и Агата обернулись ко мне. У Оскара под глазами залегли темные круги, словно он не спал уже месяц. Сестра обхватила себя за плечи, как от холода, — и это когда от жары волосы прилипали ко лбу.
— Давайте поспим, — сказал я совершенно не то, что собирался. — Утром во всем разберемся.
Не дожидаясь ответа, я протопал по лестнице в свою комнату, еле стянув одежду, упал в кровать и мгновенно вырубился.
Утром у меня болели даже те места, о которых я и не знал, что они в принципе могут болеть. Стоило подняться, как в голове тут же взорвалась молния. Глаза и горло горели. Я с трудом сполз с кровати и потянулся к шортам.
Жара усилилась. Солнце било сквозь оконное стекло, паркетные доски обжигали ступни. Комната стала раскаленной.
— О черт, — я повертел перед собой рваную половую тряпку, в которую превратились мои шорты после вчерашней вылазки.
Несколько минут я копался в коробке с вещами, пытаясь найти другую одежду. Ничего не отыскав, я со стоном влез в джинсы, в которых приехал сюда. Настроения это уж точно не улучшило.
Когда я спустился в кухню, оказалось, что мы забыли убрать молоко и оно скисло от жары. Я потянулся за хлопьями и уронил коробку, рассыпав содержимое по полу. Если день не задается, то сразу во всем.
За завтраком стояла непривычная тишина. Оскар еле держал глаза открытыми — на диване в гостиной спать было не очень-то уютно. Он заварил себе и Агате кофе. Я опустил в кружку чайный пакетик и смотрел, как кипяток окрашивается коричневым. Чего-то не хватало. Как будто отсутствовало что-то важное, что всегда было здесь. Я долго не мог понять, в чем дело, а потом меня вдруг словно окатило холодной водой. Агата не отстукивала ритм. У нее в руках не было барабанных палочек.
Я глотнул из кружки — чай обжег губы и горло, — выдохнул и принялся рассказывать о вещи, которую требует Марра.
Когда я закончил, за столом как будто стало еще тише. Оскар застыл с надкушенным бутербродом в руке. А вот Агата отсутствие барабанного боя тут же компенсировала криком:
— Ты издеваешься, гремлин?! Адское чудовище требует от тебя принести какую-то вещь, и мы узнаем об этом только сейчас?!
— Я был слегка занят осознанием, что это адское чудовище сожрало нашу бабушку и носит на себе ее лицо! — огрызнулся я, нервно делая себе бутерброд. — А ты нет?
Агата молча ткнула ножом в хлеб с таким видом, как будто представляла вместо хлеба кое-что другое.
— Кстати, как ты поняла, что соседки знают, что происходит? — Оскар попытался перевести тему.
— Когда мы были в гостях и они показывали фотки, тетя Галя рассказывала, что они втроем никогда не расставались, — буркнула Агата. — А значит, если Марра нападала на бабушку, они точно должны были быть в курсе.
Это было очень умно, хоть вслух я этого признавать не собирался.
— Чего хочет Марра? — Сестра шмякнула бутерброд на тарелку и прищурилась. — Что это за вещь?
— Понятия не имею, — честно ответил я. — Одно ясно: это не прадедушкин дневник — на него ей плевать.
Я похлопал по обложке дневника, лежавшего рядом на столе.
— Она сказала, что эта штука принадлежит ей. И что если я не принесу… твое яблоко у Марры… ты понимаешь, что она с тобой сделает. — Я покрутил в руках кружку, глядя, как в ней плещется чай. — А если выполню ее требование, она тебя не тронет.
— Так мы ей и поверили, — мрачно припечатала сестра.
Я промолчал. Точно так же, как о других словах Марры — о том, что она со мной не ошиблась и что нам нужно дружить. О том, что я видел глазами Агаты — так, как может только Марра.
— Погодите, — задумчиво протянул Оскар. — Мы спрашиваем, что нужно Марре. Но не спрашиваем, зачем ей эта вещь.
— Как зачем — сожрать весь город, — отмахнулась Агата.
Я уцепился за слова Оскара.
— Нет. Она и так может это сделать.
Оскар закивал, отхлебывая из кружки кофе.
— Вот именно, город!
Мы с сестрой непонимающе переглянулись, а он продолжил:
— Представь, ты — Марра…
— Нет уж, спасибо! — огрызнулась Агата, но Оскар ее не слушал.
— Ненасытная, всемогущая. Что ты выберешь — сидеть годами в одном крошечном городке, где рано или поздно закончатся люди?
— Наш прадед запер ее, — неуверенно протянула Агата.
— Вот именно! Когда выберешься из заточения, разве ты не отправишься как можно дальше от того проклятого места, где тебя держали?! Ведь люди приезжают в «Лавку страха» со всего мира, и к ним тянутся ее нити.
У меня перед глазами мелькнула картинка: Марра пожирает город за городом, страну за страной.
— Готов поспорить, она не просто так шла в комплекте с магазином ужастиков, — у Оскара загорелись глаза. — Она к нему привязана.
— И яблоня, — мрачно произнесла Агата, — должна быть посажена рядом с домом, где живет Марра.
— И автомат, — подхватил я. — Выходит…
— Что-то не дает Марре покинуть Красные Сады, — заключил Оскар.
— Погодите-ка! — я принялся листать дневник прадедушки. — Вот! — я ткнул пальцем в оборванную строчку:
Как и поклялся, храню у себ…
— Уверен, это про вещь, которую ищет Марра! Прадедушка спрятал ее, — я постучал по дневнику.