Пахло чем-то невероятным: старыми книгами, пыльной мебелью, тысячей разных духов и чуть уловимо – чем-то еще, напомнившим Твену кексы, которые его отец приносил домой из булочной в районе Вердигри.
– Пахнет временем, – шепнула Кинта так тихо, что Твен едва расслышал. Все ее шипы исчезли, на миг сгладились от восхищения.
Она не ошиблась. Почему-то смесь всех этих запахов напоминала Твену, как они с Зандом смеялись жарким летним днем; как он смычком касался струн своей скрипки, чтобы сыграть новую песню. Так пахнет то, что ушло и больше не вернется. Боль резанула Твена острой бритвой.
– Пахнет утратами, – сказал Твен, прижав ладонь к животу, словно так мог помешать невидимой бритве вонзиться еще глубже.
– А еще воспоминаниями, – добавила Кинта. Теперь ее голос дрожал, словно запах воспоминаний ей вдыхать совсем не хотелось.
Твен толком не понимал, зачем это делает, – возможно, его тело знало лучше, чем голова, – но его побитые, израненные пальцы переплелись с Кинтиными, накрыв ее ладонь. Держа ее за руку, он вдруг почувствовал себя менее уязвимым.
– Что ты делаешь? – Кинта зло на него взглянула. – Ты каждого встречного за руку берешь?
– Только хорошеньких встречных. – Твен подмигнул ей, снова пытаясь включить свое обаяние.
Кинта закатила глаза, но руку не вырвала. Пожалуй, это было удивительнее всего.
Рука об руку они переступили порог лавки «Вермиллион».
Их приветствовала широкая круглая комната. С потолка свисали серебряные фонари филигранной работы с панелями из пурпурного и синего стекла. Внутри фонарей мерцали свечи, отчего на стенах плясали цветные тени. На полу лежали толстые плетеные коврики, комнату заполонила разномастная мебель, а на ней стояли и валялись старые письма (многие по-прежнему в конвертах), всевозможные украшения, бутылочки с дохлыми насекомыми, детские игрушки и тысяча других вещей.
– Эй, здесь есть кто-нибудь? – позвала Кинта, выпустив руку Твена. Тот сразу почувствовал перемену, когда пальчики Кинты обхватили пузырек, висевший у нее на шее. В лице девушки читались надежда и тревога.
Долгая минута прошла в молчании: молодые люди ждали.
– Нас не касается? – наконец предположил Твен, просто чтобы прервать молчание.
Кинта фыркнула.
Отчасти из любопытства, отчасти чтобы чем-то занять опустевшую руку, Твен провел пальцами по толстому слою пыли на ближайшем к нему столе. Пальцы скользнули по альбому, по трем миниатюрам в овальных рамах и по серебряному зеркалу, которое давным-давно потускнело. Зеркало со звоном упало на пол, и Кинта зыркнула на Твена:
– Не разбей ничего.
– А даже если разобью, кто узнает? В этой лавке хаос.
Не дав Кинте ответить, из глубины комнаты раздался голос:
– А вот и вы!
Голос был немолодой, но, как казалось, слишком беззаботный, чтобы звучать среди странных товаров этой лавки.
– Кто здесь? – Твен поднял серебряное зеркало.
Кинта изогнула бровь:
– Самолюбованием думаешь сразить?
– Типа того. Никогда не знаешь, кто может…
Не успел он закончить, как в дверях между двумя книжными шкафами появилась старуха. Твен мог бы поклясться, что секундой ранее никакого дверного проема меж теми шкафами не было.
Женщина шагнула к ним с Кинтой:
– Вот и вы двое. Я тут уже несколько часов и начала беспокоиться.
Женщина двигалась не как старуха, но ее длинные седые волосы были убраны в пучок, а белое, как бумага, лицо изрезали глубокие морщины. Блузку с высоким воротом женщина заправила в брюки. Блестя серыми глазами, он протянула руку Кинте, и та опасливо протянула ей свою.
– Я очень рада видеть тебя, Кинта, – сказала старуха. Крепко пожав девушке руку, она повернулась к Твену. – Ты друга привела. Никогда не думала, что встречу здесь тебя, Твен, но вот, встретила. Жизнь – она странная, а друзья – страннее. – На миг в глазах у старухи блеснуло что-то похожее на слезы.
Твена потрясло, что старуха знает их имена. Он попытался перехватить взгляд Кинты, но та смотрела старухе через плечо так, будто увидела призрака.
– Откуда это у вас? – спросила Кинта, еще крепче стиснув пузырек у себя на шее. Девушка шагнула к черно-белой фотографии, которая висела рядом с только что появившимся книжным шкафом. Твен – следом.
На фотографии красивая женщина держала за руку темноволосую девочку лет десяти. Женщина и девочка стояли у большой полосатой палатки. Женщина была в серебристом платье с блестками, на шее у нее висел пузырек. Улыбалась она заразительно.
– Это ты? – тихо спросил девушку Твен, показывая на запечатленную на фото малышку. Разумеется, это была Кинта. Судя по фото, мрачный взгляд сохранился у нее с детства.
Кинта кивнула, проведя пальцами по фотографии:
– Ее сделали незадолго до маминой смерти. Как она здесь оказалась?
– Это не единственная тайна моей лавки, – весело сообщила старуха, подходя к ним сзади. – Может, однажды я расскажу тебе, как познакомилась с твоей мамой. Но сегодня – день открытий. Солнце уже село. Вам лучше взяться за дело.
Твен подумал, что, возможно, сумеет продать перья гагарки и звездный свет здесь. Но прежде чем он успел показать старухе свои сокровища, Кинта скользнула за дверь между книжными шкафами. Она внимательно вглядывалась в ряд фотографий, которые висели в коридоре, освещенном одной свечой в серебряном подсвечнике, стоящем на столике.
– Ну же, иди за ней! – велела старуха. – Я буду здесь, у стойки, когда вы найдете то, что ищете.
Старуха легонько подтолкнула Твена, и тот, споткнувшись, влетел в коридор за Кинтой. За спиной у него со стуком захлопнулась дверца книжного шкафа.
Глава 6Кинта
Кинта подпрыгнула.
– Что ты наделал?! – обернувшись, набросилась на Твена Кинта.
– Ничего, – быстро ответил Твен. – Это та старуха. Она затолкнула меня сюда и захлопнула дверь. Думаю, она хочет, чтобы мы что-то нашли. Но она не…
– Нам нельзя здесь застрять, – перебила Кинта, в голосе которой появились истеричные нотки. – Должен быть какой-то выход!
Протолкнувшись мимо Твена, девушка обвела пальцами периметр двери, нащупывая ручку… поручень… рычаг для упора… Что-нибудь. Хоть что-нибудь. Не попалось ничего. Пальцы скользили по гладкому дереву и камню. Кинта толкнула плечом стену – стена не дрогнула. Сердце у Кинты трепетало, как пламя свечи, едва освещавшей узкий коридор.
Нет. Она не может здесь застрять. Она себе не позволит.
Стены сжимались вокруг Кинты, и она забарабанила в дверь. Коридор был длинный, но девушке претило любое замкнутое пространство. Ей следовало выбираться. Немедленно.
Кинта всегда боялась где-то застрять, но после смерти ее матери Небесный Цирк распался. Никто из разбегающихся артистов – даже друзья ее матери – не пожелал взять Кинту с собой. Наутро после смерти матери, проснувшись в цирковом фургончике, Кинта решила спасать себя сама. Она собрала самые нужные вещи и ушла из распадающегося цирка, не оглядываясь. Кинта стала десятилетней сиротой с пузырьком лунной тени, парой монет в кармане и без единого друга в Североне. Зато она была полна решимости выжить. Ведь она родилась для великих дел!
За те первые месяцы Кинта здорово научилась воровать и выживать. Она выяснила, что многие особняки Вердигри бόльшую часть времени пустуют, и, используя трюки, которым научилась у циркачей, залезала в окна погреться.
Все шло замечательно, пока однажды вечером Кинта не застряла в тесном подполе одного из домов Вердигри. Она провела там два дня, пока наконец не сумела выбраться. С тех пор любое ощущение того, что она где-то застряла, пугало ее до паники.
Кинта глубоко и судорожно вдохнула, возвращая себя в настоящее. Так. Вот коридор. Свеча. Дверь.
Она не застряла. Она выберется. Нужно распахнуть дверь, пробиться за порог и выбраться из коридора, пока он слишком не сузился. Кинта снова забарабанила в дверь, еще настойчивее.
– Кинта! – Твен схватил ее за кулаки, не давая колотить в дверь. – Ты поранилась? Что случилось?
Вырвавшись из тисков Твена, Кинта сделала пару неуверенных шагов по коридору. Девушка совсем забыла, что он еще здесь. Она жадно глотнула воздух.
– Ты в порядке? – Твен подошел к ней с большой опаской.
Она в порядке? Кинта не знала, как на это ответить. Почему ей так тяжело дышать? Разве тело не должно знать, как втягивать воздух в легкие? Почему изо рта вырываются судорожные всхлипы?
На плечо легла рука, снова приводя в чувство.
– Вдыхай на четыре счета, – мягко посоветовал Твен. – Потом задержи дыхание на четыре счета. Потом выдыхай на четыре счета.
Следуя указаниям Твена, Кинта подстроила дыхание под его счет. Один-два-три-четыре. Один-два-три-четыре. Один-два-три-четыре.
Когда всхлипы стихли и дыхание почти нормализовалось, Кинта нервно засмеялась. В свете свечи она перехватила взгляд Твена. Его глаза цвета морской волны сейчас казались темнее, как омытый дождем океан.
– Спасибо, – наконец проговорила Кинта, вновь обретя дар речи. – Мне… мне не очень уютно в темном замкнутом пространстве. – Это признание далось ей нелегко, так как подразумевало, что едва знакомому человеку придется открыть нечто невероятное о себе.
– Входить в страшные темные комнаты случается каждому из нас. – На лицо Твена легла тень, и в то мгновение Кинте отчаянно захотелось узнать, в какие темные комнаты входит он. Вот только спрашивать было некогда.
– Куда мы пойдем? – Кинта убрала за уши часть своих буйных кудрей. Руки у нее по-прежнему слегка дрожали, когда она разглядывала длинный, тянущийся перед ними коридор. С ней все будет хорошо. Она в лавке, которую искала почти всю жизнь. Пора выяснить, что здесь скрыто.
Губы Твена тронула едва заметная улыбка.
– Ну, как ты столь любезно выяснила, дверь, через которую мы вошли, заперта. Старуха сказала, что будет ждать нас у стойки при входе, когда мы «найдем то, что ищем».
– Что это значит?
– Понятия не имею! – отозвался Твен радостнее, чем стоило бы. – Есть только один вариант выяснить. Мы должны разведать, что и как.