Премьера оказалась успешной: студенты обязались прийти на следующее собрание, назначенное на понедельник, и привести с собой новеньких. Митч и Матильда на обратном пути больше молчали.
Через несколько дней к Митчу пожаловал антиквар, продавший ему помещение под книжный магазин. На нем было пальто с воротником из искусственного меха, делавшим его похожим на поиздержавшегося мафиози, прикидывающегося модником; впечатление усугубляли смазанные маслом и зачесанные набок, чтобы скрыть плешь, волосы. Его физиономия, раньше лишенная какого-либо выражения, теперь кривилась при приветствии в непонятную гримасу. Он прошелся по магазину, насвистывая и приподнимая то плечи, то брови. Митч принял было это за нервный тик.
– Ищите что-то конкретное? – спросил он посетителя.
– Нет, – ответил антиквар, – так, прогуливаюсь. Хорошо здесь у вас, чистенько, очень чистенько. При мне здесь вроде бы было меньше места. Вы потрудились на славу.
– Книги занимают меньше места, чем антиквариат, – напомнил ему Митч, гадая о цели его визита.
– Ну как, вы разобрались, что там?
– Где? – спросил Митч.
– В помещении за кирпичной стеной.
– Если я правильно помню, эта история восходит к тому, кто здесь находился до вас.
– Именно так.
– Нет, – соврал Митч, – мне недосуг интересоваться тем, что вы сами назвали легендой.
– Странно как-то, – молвил антиквар.
Теперь его тик распространился на рот: верхняя губа то и дело наползала на кончик носа.
– Мне почудилось, что вы подолгу пропадаете в подвале, оттуда даже доносились звуки, похожие на удары киркой.
– Вы за мной шпионили?
– Нет, просто оказался поблизости.
– В заднем дворике?
– Я выношу туда мусор, – объяснил антиквар. – Я живу в доме позади вашего.
– Впервые слышу.
– Так мне послышались удары киркой по кирпичу?
– Вот сами ответили на свой вопрос.
– Еще более странно и достойно сожаления, – вздохнул антиквар.
Он возобновил прогулку между тумбами с книгами, все громче свистя при каждой остановке, когда делал вид, что интересуется той или иной обложкой. Он бы с успехом прошел пробы на роль мелкого мошенника в низкосортной киноподелке.
– Чего вы, собственно, хотите? – не выдержал Митч, никогда еще не сталкивавшийся с такой надоедливостью.
– Тоже не хочу продешевить, у вас передо мной должок. Видите ли, мне нужно место, чтобы складывать вещи, к которым я привязан, было бы непрактично искать его где-то далеко. Я мог бы снять у вас это помещение по сходной цене.
– Снять несуществующее помещение – это как-то странно.
– Давайте перестанем паясничать, кто были все те люди, собравшиеся у вас недавно вечером, и куда они подевались после закрытия магазина?
– Все-таки шпионите! Эти «люди», как вы сказали, – студенты, они пришли на сеанс чтения, состоявшийся прямо здесь, я сдвинул для этого тумбы.
– Представляю, какая была теснота! Как это увлекательно – сеанс чтения! Можно в следующий раз по-соседски к вам напроситься? – гнул свое антиквар, уже начавший изрядно действовать Митчу на нервы.
– Будь вы студентом, почему бы нет.
– Не надо говорить со мной таким тоном, а то я решу, что вы не хотите оказать мне услугу.
– Что конкретно вы хотите хранить?
– Разное старье. В моем возрасте становишься сентиментальным, у меня набралось много всякого, никак не решусь от всего этого избавиться.
– Согласен, перестанем друг с другом хитрить. Кому, как не вам, прекрасно известно о существовании этой комнаты, ведь вы ею пользовались. Как я понимаю, место, где сейчас находится ваш товар, больше вас не устраивает – не желаю знать, по каким причинам. Вот вы и решили, что подвал моего магазина послужил бы идеальным тайником. Сожалею, но вынужден вам отказать.
– Увидите, вам придется об этом пожалеть. Повторяю, мои окна выходят во дворик, если передумаете, вам будет достаточно свистнуть.
Антиквар подмигнул – вероятно, тоже тик – и удалился.
После его ухода Митч испытал странное неприятное чувство, не проходившее до самого вечера. Сначала он хотел посоветоваться с Матильдой, но в конце концов решил, что лучшим советчиком окажется Вернер.
Профессор музыки не ожидал увидеть после конца занятий Митча. Он усадил его на террасе кафе, и Митч поведал ему за пивом о посетителе, побывавшем днем в его книжном магазине.
– Прямо так и сказал: «Вы пожалеете»?
– Прямо так, – подтвердил Митч, рассматривая свои ладони, словно ища между линией жизни и линией удачи решение заботящей его проблемы.
Вернер допил свою кружку.
– Блеф! – заявил он, утерев рот тыльной стороной руки. – Его среди нас не было, он не в курсе дела… Знает только, что было собрание – собрания, насколько мне известно, пока еще не под запретом. Думаю, ваши опасения беспричинны. А как считает ваша подруга?
– С ней я еще этого не обсуждал.
– Понятно, – бросил Вернер; в отличие от него, Митч мало что понимал. – Тем вечером она была на высоте, настоящее открытие! Как спелись эти две! У вас с ней все хорошо?
– Полагаю, да, – ответил Митч, хотя не был в этом уверен.
Вернер позволил ему расплатиться и встал, предвкушая, как вскоре снова будет играть на гитаре у него в книжном магазине.
Матильда и Митч продолжали видеться два-три раза в неделю. После собраний клуба, проходивших все успешнее, они ночевали у нее. Митч уходил утром, до ее пробуждения или пока она изображала спящую. Они больше не ужинали вдвоем, не посещали джаз-клуб и прочие места, которые она теперь держала в секрете.
Матильда с ранней юности отдавала предпочтение непредсказуемым, взбалмошным, пылким молодым людям – необязательно увлеченным ею самой. На ее счету было уже несколько романов с никчемными субъектами, впору было задуматься о закономерности. Взять хотя бы ее связь с разведенным мужчиной, больше привязанным к автомобилям, чем раньше к жене, брак с которой продлился шесть лет. За ним последовал музыкант, не выносивший спиртного, а когда она решила перейти к безупречной гигиене жизни, в ее жизни появился учитель йоги с прекрасной фигурой, тративший, увы, больше времени на медитацию, чем на то, чтобы позволять ей пользоваться его физическим совершенством.
В Митче ее многое восхищало: он отличался от ее прежних мужчин, с ним ей не было скучно, его юмор и нежность придавали жизни привкус неожиданного путешествия, которому, правда, не хватало доли буйства. Парадоксальным образом он походил на те книги, достоинства которых она расхваливала студентам, виртуозно объясняя, что достаточно пробежать несколько страниц, чтобы привязаться к ее персонажу, проникнуться им и не думать ни о чем другом, кроме удовольствия новой встречи в вечерней тиши.
Она с самого начала знала, что их связь не будет длительной, что только усиливало ее желание поскорее прыгнуть с ним в постель.
Однажды утром, через полтора месяца после первого собрания клуба – их набралась уже дюжина, – в книжный магазин нагрянула полиция. На Митча надели наручники; инспектор сообщил ему, что он вправе хранить молчание и что все, что он теперь скажет, может быть использовано против него. Сидя на стуле, Митч наблюдал за тщательным обыском. Как ни старались полицейские все разворошить, сбросить с полок, раскидать книги по полу, перевернуть тумбы, распотрошить коробки из его закутка, он и бровью не вел. Обыск закончился, а никто из полицейских так и не удосужился приподнять край пыльного коврика в складском закутке. Спуск в подвал через люк во дворе ничего им не дал, не считая нескольких устаревших школьных учебников из времен до реформы образования в старом книжном шкафу. Никому не пришло в голову, что достаточно надавить на стенку этого шкафа, чтобы попасть на место страшного преступления. В результате трехчасового хаоса удалось разжиться всего-то двумя книгами из-под прилавка: «Портретом Дориана Грея» и эссе «Происхождение других» Тони Моррисон, сорвавшими аплодисменты полутора сотен студентов на третьем собрании клуба. Митч навсегда запомнил тот вечер с его потрясающей атмосферой и до того пылкими дебатами, что Матильде пришлось залезть на стойку, чтобы наорать на спорящих и восстановить порядок; мадам Ательтоу тогда даже потеряла голос. Немного погодя Вернер заиграл мелодии фламенко, да так виртуозно, что удостоился трех вызовов на бис. То был незабываемый вечер, положивший начало движению сопротивления, которого так желал Митч.
Его затолкали в фургон. Всю дорогу он думал только о том, как навести порядок в магазине. Если придется ночевать в участке, он займется этим завтра.
Но не тут-то было. Прокурор, к которому попало дело, некий Салинас, увидел в нем трамплин для своей карьеры. Он провел следствие чуть ли не бегом, суд начался уже через две недели после ареста. На счастье Митча, место проведения подрывных сборищ обнаружено не было, и предъявленные ему обвинения ограничивались незаконной продажей нескольких книжек.
Довод предоставления книг в аренду, использованный защитником, не произвел впечатления на присяжных. Напротив, они разглядели в этой уловке отягчающее обстоятельство, хитрость, подтверждавшую преднамеренность, желание посмеяться над законом и обойти его. Более того, то была насмешка над ценностями, обеспечивающими стабильность общества, доказывал обвинитель Салинас. Подсудимый раскручивал не только антиобщественные, но и непристойные писания. Разве в его магазине не конфисковали, среди других запрещенных книг, скандальные произведения Этвуд?
Нет, последнее не соответствует действительности, протестовала защита.
Однако эти наименования фигурируют в списке, не уступал обвинитель, утверждавший, что этот книготорговец, пренебрегший долгом своего ремесла, состоящим в просвещении населения и в повышении его благосостояния, вообразил себя превыше всех законов и сознательно впал в анархизм.