– Можно спросить, почему?
– Спросить можно, но я предпочитаю об этом не думать. Лучше расскажите мне про свой день, надеюсь, он лучше моего.
Митч заказал текилу, и официант убежал.
– Любите текилу?
– Нет, текила пригодилась бы мне вчера.
– Что произошло у вас вчера? – спросила Анна.
– Я увидел кое-кого, причинившего мне много мучений. Думал, смогу провести под прошлым черту, быть безразличным, а вышло наоборот.
– Женщина?
Митч молча покачал головой.
– Мне не свойственно злиться, но вот увидел его – и теперь хожу злой, мне не нравится это состояние.
– А как отреагировал он?
– То ли он меня не видел, то ли не узнал.
– Старая любовная история?
– Ничего похожего, – улыбнулся Митч.
– Чем же он вам насолил?
– Долго рассказывать, вам будет скучно.
Анна подалась к нему. Она читала на его лице, как трудно ему далось это признание. Он сказал, что ему не свойственно злиться, и она сразу ему поверила.
– Значит так, вы разбудили во мне любопытство. Не могу спросить, чем вы занимаетесь, потому что знаю ответ, а если вы спросите об этом меня, то получится не очень оригинально. Можно ничего не говорить, молчание меня не пугает.
– А у вас в жизни есть кто-нибудь, кого вы никогда не простите?
– Был, – ответила она, – но я отплатила ему той же монетой. Теперь мы с ним квиты.
– Думаете, месть успокаивает?
– Нет. Вернее, может быть. В том, чтобы отомстить за себя, нет ничего почетного, но иногда не давать себя в обиду – вопрос выживания. Девчонки слишком часто познают эту науку уже в старшей школе.
Она растопырила пальцы и с наслаждением потянулась, как будто признание пошло ей на пользу.
– Какой вы были в юности?
– Какой странный вопрос! Мне еще никогда его не задавали! – засмеялась она. – Почему вы спрашиваете?
– Потому что я не мастер вести разговор, вы уже, безусловно, это заметили. Даже подумали, наверное, что я вами не интересуюсь. Ничего подобного! Полагаю, если хочешь кого-то узнать, то лучше начать с начала. Книгу же читаешь с первой страницы.
– Согласна, – сказала она. – Я обожала футбол, была похожа на мальчишку, поэтому меня приняли в команду. Я бегала быстрее мальчишек и гораздо чаще их забивала голы. За это меня поставили в нападение. Вратари не могли отразить мои удары, мне нравилась их посрамлять. Я выработала непобедимую технику. Прежде чем нанести удар, я издавала хриплый крик, как делают теннисистки, меня это подстегивало, а вратарь подпрыгивал – и получал мяч в сетку. Но потом у меня стала расти грудь, и с мечтой о карьере в мужской команде пришлось расстаться.
Митч отправил мысли к дальним берегам, чтобы не смотреть на грудь Анны.
– Вас прогнали из-за груди? – спросил он, глядя на плохую копию картины Мондриана на стене у Анны за спиной.
– Я сама хлопнула дверью. Природа брала свое, мои товарищи по игре росли, развивалась их мускулатура, вместе с ней росла выносливость, и я больше не могла тягаться с ним на поле. Я стала откровенно плохо играть.
– А потом?
– Потом я со свирепой энергией устремилась во взрослость, но это уже следующая глава.
– Зачем вам понадобилась свирепая энергия?
– Чтобы покинуть отчий дом.
– Вы не ладили с родителями?
– Когда как, но чаще – нет. Я отказывалась делать то, чего они от меня ждали. У меня была своя мечта, и я хотела ее осуществить.
– И как, получилось?
– Почти, для этого я и вернулась.
– Куда вы уезжали?
– Очень-очень далеко… Что-то я разболталась, вы засыпали меня вопросами.
Митч подумал, что искусство вести разговор сложнее, чем он предполагал: существует некое количество задаваемых вопросов, которого лучше не превышать. То ли дело книги, они так чудесны своей доступностью!
– А вы? Вы претворили в жизнь вашу мечту? – спросила его Анна.
– Как раз сейчас я над этим работаю. – Видя, что озадачил Анну, он поспешил поправиться. – Я имел в виду не этот момент с вами, хотя очень его ценю… Можно такое говорить?
– Можно, – разрешила она. – Что же вы имели в виду?
– В общем… Я тоже вернулся из долгого путешествия.
– Где же вы были?
– В тюрьме, – сказал Митч.
14«Конквистадор»
– Вы кого-то убили? – спросила Анна.
– Польщен, что первым делом вам пришло в голову это. По-вашему, я похож на убийцу?
– Не думаю, что, чтобы им стать, надо иметь какой-то особенный облик.
– Мне жаль вас разочаровывать, но преступления мне не по душе.
– Хватит тянуть кота за хвост! Вы скажете, что натворили?
– Я только и делаю, что говорю, но вы задаете слишком много вопросов, – парировал Митч.
– Вы действительно хотите играть в эту игру?
– Когда я был студентом, мой однокурсник однажды явился на занятия с распухшим носом. Все решили, что он подрался, защищая свою честь, вокруг него уже сияла ослепительная аура. Болван не выдержал и признался, что получил по лицу ручкой мотоцикла, когда менял колесо. Аура тут же исчезла, как и запасное колесо.
– Вы загремели в тюрьму за проколотое колесо?
– Я устраивал в подвале своего магазина сеансы чтения для студентов.
– Разве это преступление?
– Преступлением считалась торговля запрещенными книгами. Я бы мог отделаться штрафом или закрытием магазина в административном порядке, но прокурору нужен был карьерный трамплин, вот он и превратил мое дело в назидание для других.
– Что еще за запрещенные книги? – спросила Анна, уверенная, что ее разыгрывают.
– Те, в которых были отступления от нормы, продиктованной власть предержащими, – романы, покушавшиеся на их убеждения, на их представление об обществе. Кто угодно мог донести на любое произведение, сочтя его неподобающим, достаточно было заполнить формуляр, чтобы книгу изъяли из библиотек. Та, которую вы у меня купили, была как раз из таких; наверняка я колебался, расставаться ли с ней. Надеюсь, вы были искрении, говоря, что она вам понравилась.
– Вы серьезно?
Ана поняла по его взгляду, что он не шутит. Она заказала еще водки, выпила рюмку залпом и поставила ее на стол с видом пирата, решившего капитулировать.
– Припоминаю, я тогда сказала вам, что мне нужно доброжелательное сопровождение в пути. Мне не пришло в голову, что вы превратили меня в свою сообщницу.
– Под запретом была продажа, а не чтение.
– Кто придумал такой абсурдный закон?
– Настоящая загадка не в этом, а в том, как люди согласились на его применение. Мне понадобилось время, чтобы понять, что со мной произошло, а времени у меня было хоть отбавляй. Тиранам нужно тираническое государство, для достижения своих целей они дают множеству людей мелкие задания, которые не кажутся тем предосудительными. Каждый берется за свое задание со знанием дела в расчете на вознаграждение, премию, продвижение по службе. Полицейские, пришедшие меня арестовать, просто делали свою работу, они задержали правонарушителя, и их сон потом ничто не тревожило. То же самое относится к секретарю суда, к присяжным, к судье, к водителю автобуса, доставившему меня в тюрьму. Вот так и утверждаются авторитарные режимы – дробя ответственность, чтобы никто не отдавал себе отчет, что служит винтиком гнусного механизма.
– А прокурор?
– Этот объяснил бы вам, что обеспечил торжество закона и что моя судьба не помешала ему преспокойно вернуться домой и уснуть в вечер того дня, когда он вынес мне приговор.
Анна странно на него поглядывала, она уже долго молчала, и Митчу стало в конце концов не по себе.
– Вам что-то не понравилось в том, что я наговорил? – спросил он.
– Ничего подобного, просто задумалась.
– Если вам неприятно общество бывшего заключенного, не беспокойтесь, я вполне это понимаю.
– Я ничуть не беспокоюсь, говорю же, я не вижу в вас преступника.
– Почему вы так говорите?
– Я на минуту поставила себя на ваше место.
– Ну и как?
– Сколько времени вы провели в тюрьме?
– Пять лет.
– Пять лет за книги?!
Она повысила голос, за соседними столиками даже оглянулись на ее крик.
– Вряд ли я устояла бы, чтобы с ним не поквитаться, – перешла она почти на шепот.
– Правда? – удивился Митч.
– Правда! – подтвердила она с обезоруживающей искренностью.
– Кто вам сказал, что я устоял? Вы голодны?
– Страшно проголодалась! – призналась Анна.
Митч протянул ей меню, но она положила его на стол, даже не взглянув, и предложила пойти еще куда-нибудь.
Ресторан, куда она его привела, резко отличался от любимых заведений Матильды. Сюда ходили в основном завсегдатаи, знавшие официантов по именам. Через большие окна внутрь проникал синеватый вечерний свет, отражавшийся в обрамленных старинными шторами зеркалах. Вся атмосфера отдавала Мадридом былых времен. Обстановка в «Конквистадоре» была веселая, кухня в стиле фьюжн. Анна пришла в восторг от спаржи по рецепту дворца Аранхуэс. Здешняя еда была далека от скучной классики «Трех кузенов», и Анна решила, что здесь Хосе развернулся в полную силу.
– Невероятно! – Митч с наслаждением зажмурился и вытер губы. – Как называется мое блюдо?
– Запеченный поросенок, – ответила Анна отсутствующим тоном.
– У вас претензии к запеченным поросятам?
– Шеф, священнодействующий на кухне, был моим близким другом.
– Вы больше не дружите? – спросил Митч, для которого эта трапеза походила необычностью на «Ужин на траве» под сумеречным небом.
– Это было в прошлой жизни.
– Понимаю, вы привели меня ужинать к вашему бывшему.
– Ничего вы не понимаете, мы с ним были сообщниками, но нам обоим не хватило отваги.
– Кому больше, ему или вам?
– Обоим; это сложнее, чем вы способны представить.
– Я ничего и не пытаюсь представлять. Раз это так сложно, зачем было сюда приходить?
– Предпочитаете сменить тему? Мы не знаем друг друга, но у меня нет никакого желания вас обманывать.
– Вы уже многое знаете обо мне, а я о вас не знаю почти ничего. Попытайтесь увидеть во мне такого же доброжелательного собеседника, какими были для вас Аомамэ и Фукаэри.