Она хотела спуститься в кухню, но он задержал ее на верхней ступеньке лестницы.
– Не будем больше притворяться, Анна, я знаю, что инспектор тебя шантажирует.
– Как же тебе этого не знать, ты ведь подслушивал за дверью холодильной камеры. Я сказала тебе, что меня ждет ответственный день?
– Да, только что.
– Тогда почему тянешь время? Ступай в душ!
Удивленный Митч поймал на лету полотенце, которое она ему бросила, и ушел в ванную.
Ровно через 53 минуты она затормозила перед его книжным магазином во втором ряду и потянулась к ручке пассажирской дверцы, нетерпеливо ожидая, пока он вылезет.
– Жду тебя в ресторане в семнадцать ноль-ноль. Уверена, он будет пунктуален.
– Кто? – спросил Митч с тротуара, подавшись к окну грузовичка.
– Не забудь: семнадцать часов, – повторила Анна.
– Но…
– Я тоже тебя люблю, но вынуждена проститься. До скорого!
– Почему ты такая странная?
– Все странные, ты не находишь? Видел бы ты себя сегодня утром!
– Ответ тоже странный, – буркнул Митч.
– В семнадцать часов, – опять повторила Анна и со скрежетом включила передачу.
Он проводил взглядом удаляющийся грузовичок, гадая, что у Анны на уме; понять, о чем она думает, было труднейшей задачей даже для него – особенно для него.
В семнадцать часов Митч вошел в ресторан; впервые все столы были накрыты, и, если бы не тишина в кухне, можно было бы подумать, что уже этим вечером ресторан открывается.
– Что скажешь? – спросила Анна, она ждала реакции Митча, вертя завязки своего фартука, как всегда бывало, когда она нервничала.
– Скажу, что это… полный успех, – рассеянно отозвался он.
– Я тоже так думаю. Стол номер четыре! – приказала она, сияя, указывая на стол, за который решила его усадить.
Митч побрел туда, готовый попробовать блюдо, хотя у него не было никакого аппетита. Анна села напротив него, положила локти на стол и уставилась на стенные часы, барабаня по столу пальцами. Через семь минут перед рестораном затормозил черный седан.
– Я ошиблась, – сказала она, вставая. – Он опоздал.
Инспектор толкнул дверь ресторана и направился к Анне. Она ждала неподвижно, прямая и горделивая, с храбрым взглядом.
– В вечер смерти прокурора я была с Митчем! – выпалила она. – Распространяйте какие хотите слухи, расследуйте что хотите, я своих показаний не изменю.
Инспектор проигнорировал ее, прошел мимо и сел за стол номер четыре, к Митчу.
– Приношу вам мои извинения. Сегодня днем мы задержали виновного.
Есть дела, которые расследуют месяцами, но это потребовало всего одного дня. И какого дня, присовокупил инспектор, превратившийся в совсем другого человека и теперь с регулярностью метронома кивавший головой.
– Этим утром в комиссариат принесли письмо. Обычно мы не обращаем внимания на анонимные доносы… – начал он объяснять.
– Неужели? – перебил его Митч.
Инспектор кашлянул и продолжил с еще большим замешательством, чем сначала:
– В этом письме содержалось достаточно точное указание, чтобы я немедленно отправился к судье и добился ордера на срочный обыск.
– Что за указание? – осторожно осведомилась Анна, садясь между ними.
– Оно касалось человека, который назавтра после смерти Салинаса направил меня по вашему следу, – ответил он, глядя на Митча. – Мы обнаружили орудие убийства под кустом в садике, примыкающем к его собственному дому, в рыхлой, недавно разрытой земле.
– Орудие? Я думала, что Салинаса отравили, – подала голос Анна.
– Это кожаный мешочек с кожаным ремешком, внутри которого мы нашли две ампулы и пипетку. Понадобился всего час изучения в лаборатории, чтобы определить, что это за яд: отвар чрезвычайно ядовитого гриба, вот что это такое! В шесть раз опаснее бледной поганки.
– У меня на кухне запрещено готовить из грибов, никогда не знаешь наверняка, что лежит в корзинке, которую приносишь с рынка, – сказала на всякий случай Анна.
– Яд был не в съеденном Салинасом блюде, а в его стакане с портвейном.
– Кто же убийца? – спросил Митч неуверенным голосом.
– Статистика неумолима: в семидесяти процентах случаев убийца принадлежит к окружению потерпевшего. В этот раз это просто его сосед – банкир.
– Он убил Салинаса из-за соседской ссоры? – удивилась Анна.
– В этом деле вопрос не в том, «зачем», а в том, «кто», – ответил инспектор, не скрывая огорчения, повернулся к Митчу и от расстройства чуть было не похлопал его по руке.
– Вы стали жертвой интриги, начавшейся уже давно. Порой единственные сыновья имеют чрезмерную власть над своими матерями, это не правило, но такое случается. Так было и с ним. Его власть над матерью приобрела нездоровый характер. Нам придется вернуться на пять лет назад. Как-то раз мать Рони поздно возвращается домой и признается, что была в читательском клубе, членом которого состоит. В следующий раз Рони незаметно провожает мать до книжного магазина – вашего. Вы оказались в неудачном месте в неудачное время. Она входит к вам вместе с сотней студентов. Но стоит Рони подойти к вашей витрине, как гаснет свет и он никого не может разглядеть в щелях между планками металлической шторы. Он прячется и ждет. Через два часа мадам Ательтоу выходит под руку с мужчиной, что ее сыну совершенно не по нраву. Назавтра он подвергает ее допросу, она взрывается и сознается, что никогда не любила его отца. Лучше бы она этого не делала… Пылая гневом, неспособный ее вразумить, Рони решает положить конец этим ее отношениям и считает единственным способом сделать это уничтожение читательского клуба. Видимо, мадам Ательтоу принадлежала к числу ваших близких знакомых, потому что сын находит у нее ключ от вашего магазина и код от сигнализации, который она записала на футляре для ключа. Очень неосторожно с ее стороны, но проблема не в этом, то есть как раз в этом: как-то ночью Рони проникает в ваш книжный магазин, похищает запрещенную по действующим в то время законам книгу и отдает ее своему соседу, могущественному прокурору, который будет вашим обвинителем. Дальнейшее вы знаете: вас арестовывают и приговаривают к тюремному заключению.
Митч принял удар с максимальным мужеством и переглянулся с Анной, та ласково ему улыбнулась.
– По какой причине Рони убил Салинаса по прошествии стольких лет? – осведомился Митч.
– Снова из-за вас.
– Из-за меня?
– Да, можете считать это одержимостью. Рони Ательтоу узнает о вашем освобождении, когда видит, что вы шпионите за прокурором перед его домом. Его сильно беспокоит то, что вы расхаживаете под его окнами, и еще сильнее то, что он находит в записной книжке матери дату и час любовного свидания, назначенного в вашем магазине. Он посещает прокурора и требует опять вас посадить. Салинас его спроваживает – он ничего против вас не имеет, да и времена изменились. Тогда Рони решает взять дело в свои руки и отравляет своего соседа, виновного, на его взгляд, в отказе плясать под его дудку. Таково, по крайней мере, наше предположение. Совершив преступление, он назавтра вызывает полицию и клевещет на вас – рецидивиста, залезшего на частную территорию потерпевшего, не имея алиби, предоставленного потом мадам. – Инспектор повернулся к Анне. – У вас не было ни малейшего шанса выпутаться.
– Вы так считаете? – вмешалась Анна.
– Рони сознался в доносах, но свою вину в убийстве упорно отрицает. Теперь, когда в его саду найдено орудие убийства, шансов не остается уже у него.
Инспектор встал, немного подтянул рукава пиджака, чтобы показать свои красивые запонки, и направился к двери. Прежде чем выйти, он оглянулся, полюбовался залом и пообещал Анне как-нибудь зайти и оценить ее кухню. Пожелав ей удачи, он сел в машину.
28Искусство готовки грибов
На протяжении всей следующей недели Митч и Анна словом не обмолвились о визите инспектора. Анна была занята подготовкой к открытию ресторана. Она наняла на работу кухонного рабочего и официантку и каждый вечер дрессировала их в обеденном зале, где сидел один-единственный клиент – Митч, игравший роль морской свинки.
На девятый день, в конце рабочего дня, он помог работнику вытереть посуду и перехватил Анну в холодильной камере. Та осторожно, боясь оступиться, несла над головой большой ящик с помидорами.
– Как тебе удалась эта хитрость? – спросил он, забирая у нее ящик.
– Гаспачо? Я его запорола.
– Перестань, Анна.
– Рони? – Она изобразила простодушие. – Спасибо Вернеру.
– Вернеру?
– У тебя не возникло вопроса, почему он с ходу признался и тут же взял свои слова назад?
– Я подумал, что он тоже не горазд врать.
– Неверная мысль, он отменный лгун. Согласись, мне не пришлось долго его прессовать. Что меня по-настоящему удивило, так это то, каким облегчением, даже чрезмерным, стало для него опровержение собственных слов. Можно было подумать, что он сыграл сценку только для того, чтобы навести нас на некий след. Правильнее сказать, «их» сценку, потому что мадам Ательтоу тоже в ней участвовала, рассказывая нам свою историю под видом извинения за то, что соврала тебе. Она подозревала, что натворил по отношению к тебе Рони из-за нее; нет, не подозревала, а знала; если хочешь знать мое мнение, она сказала об этом Вернеру. Мать не может выдать своего сына, мужчина, который ее любит, тоже его не выдаст – во всяком случае, напрямую. Другое дело, если отыщется кто-то другой, чтобы решить их проблему…
– Как Рони сумел приготовить отраву?
– Искусство готовки грибов? Почерпнул в книгах, как еще? – ответила Анна с широкой улыбкой. – Действительно ли он виновен в убийстве Салинаса? Может, да, может, нет, но он точно виновен в том, что отправил тебя на пять лет в тюрьму, в желании, чтобы ты просидел там всю оставшуюся жизнь, и в отравлении жизни своей матери – тут уж можно не сомневаться. Правосудие свершится своим чередом. А сейчас, если можно перейти к другой теме, то я ужасно тебя хочу.