Северной Америки; видимо, знал современные языки лучше, чем Лавкрафт; и мог иметь
больше "международных связей", чем Лавкрафт (если только под ними не подразумевались
просто коллег по самиздату из Великобритании и Британского Содружества). Даже
пресловутые "личные проблемы", вероятно, были вотчиной Мортона, так как среди его
опубликованных работ был, по крайней мере, один совместный труд о половой морали. В
любом случае, трудно вообразить тогдашнего Лавкрафта, занимающегося какими-то
личными проблемами, кроме своих собственных.
Были и другие - вероятно, несерьезные или не обдумываемые всерьез - перспективы
получить работу. В начале 1920 г. Лавкрафт был привлечен к проверк работ по арифметике
для средней школы Хьюздейла. Хьюздейл входил в состав Джонстона (центральный Род-
Айленд), и школьному совету срочно требовался заместитель учителя математики; в
результате семейных связей эта работа была предложена одной из тетушек Лавкрафта
(вероятно, Лилиан), а сам Лавкрафт - призван ей на помощь. Сам он в школу не ходил -
только правил тетради, которые приносила его тетушка.
Продолжалась эта работа совсем недолго; но, возможно, в результате этого опыта
Лавкрафт в начале 1920 г. задумался о следующем:
На днях я задавался вопросом, а не смогу ли я когда-нибудь, под гнетом нужды, занять
должность в вечерней школе. О дневной школе, разумеется, речи не идет - ведь я редко могу
выдержать более двух дней подряд. Если мне простят довольно частые прогулы, я, наверное,
сумею вытерпеть вечерние часы - но вообрази меня, пытающегося держать в узде целую
комнату начинающих гангстеров! Такое ощущение, что любой путь к прибыльной
деятельности закрыт для полной нервной развалины!
Это один из самых жалостных пассажей в ранних письмах Лавкрафта. Как Лавкрафт мог
воображать, что на вечерние курсы наймут человека, не окончившего школу, который
склонен к "довольно частым прогулам", просто непостижимо. Любопытно, не является ли
замечание о "начинающих гангстерах" воспоминанием о Любительском Пресс-Клубе
Провиденса, где собирались, видимо, вполне нормальные (хотя и из низшего класса)
учеников вечерних школ из Северного Провиденса.
В разгар всей этой деятельности, любительской и профессиональной, началась, наконец,
карьера Лавкрафта как профессионального писателя; естественно, этот шанс был
предоставлен ему связями в самиздате. В сентябре 1921 г. Джордж Джулиан Хаутейн
(который женился на коллеге по самиздату, Э. Дороти Мак-Лафлин) загорелся идеей
выпускать веселый и слегка непристойный юмористический журнал под названием "Home
Brew". К этому делу он привлек своих многочисленных товарищей по самиздату и для
первых выпусков сумел получить вещи Джеймса Ф. Мортона, Рейнхарта Кляйнера и других.
По какой-то странной причине он пожелал, чтобы Лавкрафт написал многосерийный
страшный рассказ, хотя такая вещь внешне дисгармонировала с общим юмористическим
тоном журнала. Лавкрафту была предложена королевская сумма в 5.00$ за каждую часть из
2000 слов (по ? цента за слово). "Ты не сделаешь их слишком паршивыми", - так, по словам
Лавкрафта, сказал ему Хаутейн. Первый номер журнала вышел своевременно, в феврале
1922 г.; он стоил 25 центов и имел подзаголовок "Утолитель Жажды для Влюбленных в
Личную Свободу" - явный намек на определенный элемент сексуальной дерзости в
литературном содержании и иллюстрациях. Редакторами были "миссус и мистер Джордж
Джулиан Хаутейн". Рекламка на обложке - "Вернется ли Мертвый к Жизни?" - относилось к
рассказу Лавкрафта, который был озаглавлен "Герберт Уэст, реаниматор" [Herbert West -
Reanimator], но у Хаутейна печатался как "Жуткие истории" [Grewsome Stories] ( grewsome в
то время было допустимым вариантом написания слова gruesome). На обложке другого
выпуска будет объявлено, что автор "Жутких историй" "Лучше, чем Эдгар Аллен [!] По!"
Лавкрафт получает определенное мазохистское удовольствие от жалоб на то, что он
унизился до уровня литературного поденщика. Следующие несколько месяцев он снова и
снова издает стоны, подобные этому:
Плюс это откровенно нехудожественно. Писать на заказ, тащить одного персонажа через
цепь надуманных эпизодов - грубое нарушение всей той спонтанности и уникальности
впечатления, которыми должно должно отличаться действие короткого рассказа. Это
опускает несчастного автора от искусства до банального уровня механической, лишенной
воображения поденщины. Тем не менее, когда нужны деньги, долой щепетильность - так что
я принял работу!
Создается впечатление, что Лавкрафт получал-таки удовольствие от этого литературного
"нищенства".
Несмотря на то, что шесть частей "Герберта Уэста, реаниматора" явно были написаны не за
один присест (первые две части были закончены к началу октября; четвертая - в начале
марта; шестая была закончена не позднее середины июня, а, возможно, раньше),
повествование все же сохраняет своего рода цельность, и Лавкрафт, похоже, с самого начала
замышлял его как единое целое: в финальном эпизоде все трупы, неудачно воскрешенные
Гербертом Уэстом, возвращаются, чтобы жестоко расправиться с ним. Кроме того, в рассказе
постепенно нарастает напряжения - это отнюдь не худшая из работ Лавкрафта. Формат
"сериала" неизбежно повлек за собой легко заметную структурная слабость: необходимость
кратко пересказывать содержание предыдущих серий в начале каждой новой и потребность
в "страшной" развязке в конце каждой серии. Правда, возникает вопрос, так ли уж
необходимы были краткие пересказы сюжета - и почему Лавкрафт просто не заставил
Хаутейна давать вступительные пояснения (синопсисы) к каждому эпизоду? В
действительности
вступления
были,
но
они
представляли
собой
совершенно
бессмысленные дифирамбы или тизеры, написанный Хаутейном с целью разжечь
читательский интерес. Лавкрафт - видимо, наученный горьким опытом, - должно быть,
проинструктировал Хаутейна давать вступительные пояснения к "Затаившемуся страху",
второму сериалу Лавкрафта для "Home Brew", тем самым освободить автора от этого
бремени.
В "Герберте Уэсте, реаниматоре" рассказ идет от первого лица - безымянного друга и
коллеги доктора Герберта Уэста; они с Уэстом вместе закончили Медицинскую школу
Мискатоникского Университета в Аркхеме и позже вместе переживали различные
приключения в качестве практикующих врачей. Еще в университете Уэст разработал свою
необычную теорию о возможности оживлять мертвецов:
Его взгляды... вращались вокруг в сущности механистической природы жизни - и касались
способов перезапустить органическую машину под названием человек с помощью
управляемой химической реакции после угасания естественных процессов... Разделяя мнение
Геккеля, что вся жизнь сводится к химическим и физическим процессам, а так называемая
"душа" есть миф, мой друг верил, что искусственное оживление умерших зависит лишь от
состояния тканей; и коль скоро реальное разложение не началось, труп, сохранивший
внутренние органы, с помощью верно подобранных средств еще можно вернуть в состояние,
известное как жизнь.
Вряд ли даже самые интеллектуальные читатели "Home Brew" ожидали увидеть
упоминание Эрнста Геккеля в подобном контексте. Конечно, занятно, что в приведенной
цитате в действительности выражены философские воззрения самого Лавкрафта (что
упоминалось в эссе "В защиту Дагона" и т.п.); еще занятнее то, что ниже рассказчик
признается, что сам все еще "сохранял смутные инстинктивные остатки примитивной веры
моих праотцев". Лавкрафт явно немного подтрунивал - как над собственной философией,
так и над наивной верой среднего обывателя в существование души.
Вряд ли кто-то сочтет "Герберта Уэста, реаниматора" изысканным шедевром, однако он
по-своему весьма страшен и увлекателен. По моему мнению, этот рассказ, начатый не как
пародия, стал ею с течением времени. Другими словами, первоначально Лавкрафт пытался
писать свой "жуткий" рассказ более-менее серьезно, однако (по мере того, как до него все
сильней доходила абсурдность этого предприятия) оставил эти попытки и обратил историю
в самопародию - чем она, по сути, все время и была. Взгляните на этот отрывок из пятой
части:
Я не в силах описать эту сцену... я упал бы в обморок, если бы попытался, ибо дух безумия
витал в комнате, заваленной рассортированными частями трупов, с осклизлым полом,
почти по щиколотку залитым кровью и засыпанном обрезками человеческой плоти, где в
дальнем углу, полном черных теней, над тусклым дрожанием голубовато-зеленого пламени
росло, пузырилось и выпекалось гнусное месиво из тканей рептилии.