Мне хочется верить, что это писалось скорее ради улыбки, чем трепета.
Возможно, стоит вкратце рассмотреть вопрос литературных влияний. Отчего-то стало
считаться доказанным, что рассказ написан под влиянием "Франкенштейн" - в чем я
сомневаюсь. Подход Уэста к воскрешению мертвецов (нетронутые тела недавно умерших
людей) радикально отличатся от подхода Виктора Франкенштейна (громадное составное
тело, собранное из разнородных частей) и обнаруживает лишь самое общее влияние
"Франкенштейна". В центре сюжета - настолько простая концепция, что для нее не
требуется искать никакого литературного первоисточника.
И все-таки "Герберт Уэст, реаниматор" имеет некоторую важность в свете постепенно
складывающейся у Лавкрафта вымышленной географии Новой Англии. Это первый рассказ,
где упоминается Мискатоникский университет, пускай само слово "Мискатоник" уже
фигурировало в "Картине в доме". Действие пяти из шести частей разворачивается в Новой
Англии, хотя в них не так много реалистичных описаний ландшафтов. Любопытно
упоминание в третьем эпизоде Болтона: это реальный город в восточно-центральном
Массачусетсе; но, насколько я могу судить, в то время он был не "фабричным городком", как
заявлено у Лавкрафта, а всего-навсего крохотной сельскохозяйственной общиной.
Поскольку в рассказе заявлено, что Аркхем расположен "неподалеку от" Болтона, здесь он
находится в центральном Массачусетсе, а не на побережье, как в позднейших рассказах.
Часто полагают (поскольку Лавкрафт в июне 1922 г. писал, что "после второго чека плата
стала мифом), что Лавкрафту так полностью и не заплатили за работу; однако в ноябре 1922
г. письмо к Сэмюелю Лавмену сообщает, что Хаутейн "выплатил последние долги" и даже
выдал Лавкрафту 10$ аванса за первые две части "Затаившегося страха".
Урывками работая "Гербертом Уэстом, реаниматором", Лавкрафт успел написать еще два
рассказа, и они - совершенно другое дело. "Музыка Эриха Цанна" [The Music of Erich Zann],
видимо, была написана в конце 1921 г. - вероятно, в декабре, так как у Лавкрафта в
хронологии его произведений она всегда стоит в списке последним рассказом года. Первое
из ее многочисленных появлений состоялось в "National Amateur" за март 1922 г.
"Музыка Эриха Цанна" заслуженно оставалась одним из самых любимых произведений
самого Лавкрафта - ее отличает сдержанность в описании сверхъестественных феноменов
(граничащая - редчайший случай в его творчестве - с неопределенностью), психологизм
изображения протагониста и несравненная рафинированность стилистики, которой
Лавкрафт редко достигал даже в последующие годы.
Главный герой, опять безымянный, снова "самым внимательным образом изучил карты
города", но так и не смог отыскать улицу д'Осейль, где некогда проживал как "нищий
исследователь метафизики" - и слышал музыку Эриха Цанна. Цанн - немой музыкант,
играющий на виоле в оркестрике дешевого театра, живет на чердаке пансиона, который
содержит "паралитик Бландо"; герой, который занимает комнату на пятом этаже, иногда
слышит, как Цанн играет странные дикие мелодии, которые нельзя отнести ни к одному
известному музыкальному стилю. Однажды ночью он поджидает Цанна в коридоре и просит
разрешения послушать его игру; Цанн соглашается, но играет вполне обыкновенную
музыку - которая, тем не менее, трогательна и, очевидно, сочинена им самим. Когда герой
просит Цанна сыграть что-нибудь более причудливое и даже принимается насвистывать
одну мелодию, Цанн в ужасе затыкает герою рот. Когда же рассказчик пытается выглянуть в
занавешенное окно чердака, Цанн не дает этого сделать, яростно оттаскивая его прочь.
Затем Цанн уговаривает рассказчика переехать на этаж ниже - чтобы он больше не мог
слушать его музыку. Но однажды ночью, подойдя к двери Цанна, рассказчик слышит, как
"пронзительное звучание виолы перерастает в хаотичную какофонию звуков", а затем
слышит "ужасные, нечленораздельные крики, которые мог издавать лишь немой, - такие
рождаются лишь в мгновения глубочайшего страха или душевной муки". Герой требует,
чтобы его впустили, и перепуганный Цанн открывает дверь, затем с помощью кое-как
нацарапанной записки обещает, подготовит "полный отчет на немецком обо всех чудесах и
кошмарах, что одолевают его". Цанн пишет целый час, как вдруг из-за оконной занавески
доносится странный звук: "...это был отнюдь отвратительный звук - скорее, необычайно
низкая и бесконечно далекая музыкальная нота.. " Цанн немедленно бросает писать, хватает
виолу и с каким-то демоническим неистовством принимается играть: "Он пытался создать
шум - словно, чтобы отогнать или заглушить что-то..." Оконное стекло разбивается, свеча
гаснет, комната погружается во мрак; внезапный порыв ветра подхватывает исписанные
листки и выносит их в окно. Пытаясь спасти их, рассказчик бросает свой первый - и
последний взгляд из чердачного окна:
И все же, когда я выглянул из того высочайшего из чердачных окон, выглянул, пока свечи, а
обезумевшая виола воем вторила ночному ветру, то не увидел под собой ни городского
простора, ни дружелюбных огоньков на знакомых улицах, но лишь безграничный мрак
космоса; невообразимого космоса, оживленного движением и музыкой и лишенного малейшего
сходства с Землей.
Пытаясь бежать прочь, рассказчик налетает на Цанна - безумный музыкант механически
продолжает играть, хотя кажется мертвым. Только выбежав из дома, герой обнаруживает,
что с миром все по-прежнему нормально: "И я помню, что совершенно не было ветра и
светила луна, и мигали все городские огни". С тех пор он больше не может отыскать улицу
д'Осейль.
Позднее Лавкрафт считал, что "Музыка Эриха Цанна" своего рода ценна со знаком минус:
она лишена серьезных изъянов - в особенности чрезмерной склонности к объяснениям и
крайней цветистости, - которые (как раньше, так и позже) не раз портили его работы. Он
почти машинально заявлял, что это номер два среди его любимых работ (после "Сияния
извне"), но позднее признавался, что это "из-за того, что она не так плоха, как большая часть
прочего. Я люблю ее за то, чего в ней нет, больше, чем за то, что в ней есть". Речь, конечно, о
крайне туманной природе упоминаемого ужаса. Что именно Цанн пытался "отогнать"?
Почему рассказчик увидел пустое пространство, "оживленное движением и музыкой", - и
что это должно означать? Некоторые находят неопределенность такого рода
выразительной, поскольку она оставляет простор для воображения; другие находят ее
невыразительной, поскольку оно оставляет слишком большой простор для воображения, и
возникает подозрение, что автор сам полностью не представлял, что в действительности
скрывалось за сверхъестественными событиями рассказа. Боюсь, я в последнем лагере.
Думаю, Лавкрафт позднее был прискорбно прав, полагая, что чтение бульварной
литературы невольно и коварно испортило ему стиль - его рассказы стали слишком
наигранными и полными лишних пояснений; но в случае "Музыки Эриха Цанна" я не могу
отделаться от ощущения, что он промахнулся в противоположном направлении.
Заслуживает внимания место действия рассказа. Действительно ли это Париж? Так всегда
предполагалось, но Лавкрафт нигде не пишет об этом недвусмысленно, и улица д'Осейль -
единственное место, упоминаемое в истории. Одно любопытное доказательство (если это
можно так назвать) принадлежит французскому критику Жаку Бержье, который заявлял,
что переписывался с Лавкрафтом в последние годы его жизни и специально спросил, как и
когда Лавкрафт видел Париж, чтобы воссоздать в рассказе убедительную атмосферу, - на
что Лавкрафт якобы ответил "Во сне, с По". Но, откровенно говоря, есть причины
сомневаться, что Бержье вообще переписывался с Лавкрафтом, и, возможно, вся история
является апокрифом. В любом случае, вскоре по окончании рассказа Лавкрафт заявляет: "В
целом, это не сон, хотя мне часто грезились крутые улочки, подобные улице д'Осейль".
Слова "осейль" [Auseil] нет во французском языке (как и имени "Цанн" - в немецком), но
существует правдоподобное предположение, что название улицы должно означать au seuil
("на пороге") - т.е., что комната Цанна (и его музыка) - на пороге между реальным и
нереальным. Лавкрафт знал французский язык очень поверхностно, но мог выдумать
подобный элементарный "неологизм".
Другой рассказ того периода - "Гипнос" [Hypnos], вероятно, написанный в марте 1922 г. Это
курьезная, но довольно серьезная история, которая не получила внимания, которого
заслуживала - возможно, из-за того, что сам Лавкрафт со временем начал испытывать к ней
антипатию. Недавно обнаруженная машинописная копия рассказа имеет посвящение "To S.
L.", хотя не ясно, каким образом Сэмюель Лавмен участвовал в его замысле или создании.