рассказы & хочет прочитать мои.
Ниже я чуть больше расскажу о Керке и Крейне, так как с ними Лавкрафт будет
встречаться во время своего нью-йоркского периода; сейчас же отмечу краткую встречу с
Уильямом Соммером, акварелистом и графиком, Уильямом Лескейзом, позднее ставшим
международно-признанным архитектором, Эдвардом Лэйзаром (которого Лавкрафт
позднее снова встретит в Нью-Йорке и который впоследствии станет известен, как
многолетний редактор "American Book-Price Current") и другими из круга Крейна. Крейн как
раз начал публиковать свои стихи в журналах, хотя его первая книга, "White Buildings",
выйдет только в 1926 г. Однако Лавкрафт должен был прочесть "Пастораль" Крейна (в "Dial"
за октябрь 1921 г.), поскольку написал на нее пародию, озаглавленную "Plaster-All".
Занятный шарж на то, что Лавкрафт считал бесформенным модернистским верлибром, это
стихотворение на самом деле стало своего рода импрессионистским - не сказать
"имаджинистским"! - рассказом об его поездке в Кливленд:
Here it was,
That in the light of an interpreter,
Soon I met and succeeded
In surrounding myself
With a few of the Intelligentsia
That Cleveland affords,
Loveman, Sommer, Lescaze, Hatfield, Guenther...
But Loveman
Left the fold early - pity, yes!
Любопытно упоминание второстепенного композитора Гордона Хэтфильда - судя по
всему, он стал первым открытым гомосексуалистом, увиденным Лавкрафтом. Его реакция -
записанная примерно полтора года спустя, - была вполне предсказуема:
Уж будьте уверены, я его помню! Боже, Боже! как он обычно сидел по-турецки на полу в
"Elgin's" - белая матросская бескозырка элегантно зажата подмышкой, спортивная рубашка
распахнута на шее, - одухотворенно взирая вверх на Самуилуса и разглагольствуя об
искусстве и гармонии жизни! Боюсь, я показался ему очень грубым, глупым, скучным,
маскулинным типом..
"Я не знал, расцеловать это или придушить!", - смертельными врагами. напишет он в
другом письме. Интересно, что он называет Хэтфильда и Крейна смертельными врагами.
Очевидно, Лавкрафт либо не знал, что Крейн - гомосексуалист (как и Лавмен), либо никогда
не придавал этому значения - вероятно, первое.
Другим новым знакомым Лавкрафта, пускай только по переписке, стал Кларк Эштон Смит.
Лавмен и Смит давно переписывались, и Лавмен показал Лавкрафту рисунки и скетчи
Смита, а Гальпин с Керком презентовали Лавкрафту экземпляры первых стихотворных
сборников Смита - соответственно "The Star-Treader and Other Poems" (1912) и "Odes and
Sonnets" (1918). Лавкрафт был настолько в восторге и от изобразительного, и от
литературного материала, что тотчас написал Смиту восторженное письмо - незадолго до
своего отъезда из Кливленда. Это почти неумеренно льстящее письмо положило начало
пятнадцатилетней переписке, которая закончится только со смертью Лавкрафта.
Судьба Кларка Эштона Смита (1893-1961) сложилась крайне неудачно, поскольку его
работы действительно были необычны и ни на что не похожи. Первые два сборника его
стихотворений - за которыми последовали еще несколько, включая "Ebony and Crystal"
(1922), "Sandalwood" (1925) и "Dark Chateau" (1951), - были в духе fin de siecle, чем-то
напоминая Суинберна и Джорджа Стерлинга, но с характерной интонацией самого Смита. В
19 лет после публикации первой книги Смит - уроженец Калифорнии, рожденный в Лонг-
Вэлли и большую часть жизни проживший в Оберне, - был провозглашен местными
обозревателями новым Китсом или Шелли. Возможно, их дифирамбы были недалеки от
истины. Вот, к примеру, начало "The Star-Treader":
A voice cried to me in a dawn of dreams,
Saying, "Make haste: the webs of death and birth
Are brushed away, and all the threads of earth
Wear to the breaking; spaceward gleams
Thine ancient pathway of the suns,
Whose flame is part of thee;
And the deep gulfs abide coevally
Whose darkness runs
Through all thy spirit's mystery..."
С моей точки зрения, ранние стихотворения Смита превосходят "космическую" поэзию
Джорджа Стерлинга (1869-1926), хотя Смит явно учился на его "The Testimony of the Suns"
(1903) и "A Wine of Wizardry" (1909). Проблема Смита - или, скорее, с признанием его
выдающимся поэтом, - в том, что традиционная оценка фантастической поэзии не слишком
глубока или серьезна; более того, современные поклонники (или критики) weird fiction,
похоже, не в ладах с поэзией, так что огромное число стихов Смита игнорируется именно
теми читателями, от которых стоило бы ждать восторгов и поддержки. И хотя Смит написал
несколько белых стихов, большинство его работ отличается правильным размером и очень
возвышенным, полным метафор стилем, предельно контрастирующим с плоской, пошлой и
(с моей точки зрения) совершенно прозаичной стилистикой "поэтов", которые, вслед за
скучным примером Уильяма Карлоса Уильямса и Эзры Паунда, сейчас вошли в моду. Стоит
ли удивляться, что поэзия Смита, сперва восторженно принятая на Западном Побережье, не
пользовалась успехом - и остается одним из утраченных сокровищ литературы ХХ века?
Смит не спас дело, в конце 20-х и начале 30-х годов штампуя один за другим довольно
посредственные рассказы в жанре фэнтези и научной фантастики - отчасти (возможно, по
большей части) вдохновленные Лавкрафтом или, по крайней мере, написанных с его
одобрения. Эта масса работ в какой-то степени отличается довольно развитым вкусом, но по
мне несравнимо хуже его стихов; но на этом я остановлюсь позже. Если Смит и писал
хорошую прозу - это были стихи в прозе, которые Лавкрафт с восхищением читал в
сборнике "Ebony and Crystal". Они производят огромное впечатление, и не будет сильным
преувеличением утверждать, что Смит - лучший английский автор стихов в прозе; однако
эта форма слишком сложна для восприятия, чтобы иметь множество последователей или
часто привлекать внимание критиков.
Что же до изобразительных работ Смита - я нахожу их весьма любительскими и грубыми, и
понятия не имею, почему Лавкрафт так их расхваливал. Смит был художником-самоучкой -
и этого нельзя не заметить; его работы напоминают о примитивизме и иногда кажутся
поразительно потусторонними, но большая их часть (написанная пером и чернилами,
пастелью и маслом) сильна образами, но технически очень отстала. Чуть интереснее его
маленькие скульптуры и статуэтки. Однако Лавкрафт, не переставая, восхищался Смитом,
как новым Блейком, который способен, как написать великое произведение, так и
проиллюстрировать его.
В действительности, Смит списался с Джорджем Стерлингом до публикации своей первой
книги, и их объемистая совместная переписка - полная тщательных разборов Стерлингом
ранних произведений Смита, - заслуживает того, чтобы однажды быть опубликованной; но
сейчас даже Стерлинга не слишком известен, так что подобный проект не выглядит
вероятным. Смит в то время жил в Оберне со своими престарелыми и неуклонно
угасающими родителями. Его образ жизни был довольно светским и декадентским: он
любил вино и женщин (хотя и не женился, пока ему не исполнилось шестдесят) и осыпал
неистовыми насмешками невежественных жителей пригорода, который не хотели признать
его гений. Он вел колонку в "Auburn Journal", полную колких - но не слишком
запоминающихся - афоризмов. Неудачная писательская карьера и сложная семейная жизнь
держали его в бедности большую часть жизни: его коттедж за Оберном не имел
водопровода, и случались времена, когда ему приходилось браться за сбор фруктов и другую
черную работу. Но литература оставалась главным объектом его привязанности - по
крайней мере, до середины 1930-х годов. За два года до встречи с Лавкрафтом он написал
свою самую длинную и талантливую поэму "Пожиратель гашиша или Апокалипсис зла" [The
Hashish-Eater; or, The Apocalypse of Evil] (включенную в "Ebony and Crystal"). Ничего
удивительного, что Лавкрафт придет в восторг от этого 600-строчного буйства космической
фантазии:
Bow down: I am the emperor of dreams;
I crown me with the million-colored sun
Of secret worlds incredible, and take
Their trailing skies for vestment when I soar,
Throned on the mounting zenith, and illume
The spaceward-flown horizon infinite.
Как замечает Лавкрафт: "Великолепие Пожирателя гашиша не поддается описанию...". Он,
чем сможет, поможет рекламе Смита с помощью рецензии на его "Ebony and Crystal" в
журнале "L'Alouette" за январь 1924 г. - фактически это вообще единственная "официальная"
рецензия на книгу, написанная Лавкрафтом.
Однако в данное время ум Лавкрафта в первую очередь занимали выгоды и радости