взамен одного из своих собственных. В своих поздних рассказах Лавкрафт трансформирует
это клише в нечто куда более мрачное.
Упоминания Лавкрафтом Мейчена как "величайшего из живущих авторов" не были
полным преувеличением - по крайней мере, в свете пожизненной репутации Мейчена. В
1923 г. Мартин Секкер выпустил собрание его сочинений в девяти томах; на следующий
год Кнопф выпустил ограниченным тиражом изысканно напечатанный сборник стихов
Мейчена в прозе, "Украшения из нефрита"; первое издание "Холма снов" приносило
невероятные суммы на рынке редких книг. Мейчен, определенно, был выдающейся
фигурой, и мрак неизвестности, в который погрузились его работы - отчасти из-за
предубеждения против мистической литературы, которое продолжает господствовать в
академических кругах, а отчасти из-за того, что, подобно слишком многим авторам, Мейчен
слишком много написал и в последние годы жизни скатился до безобидного пустословия, -
совершенно незаслужен. Он не в меньшей степени, чем Оскар Уайльд или Уолтер Патер,
помог сделать Желтые Девяностые тем, чем они были; и хотя даже лучшие его работы
подпорчены нудным многословием, аморфностью и даже определенной халтрностью, они
остаются значительным вкладом в литературу того времени. В куда меньшей степени, чем
Лавкрафт, но Мейчен продолжает собирать преданную группу почитателей, которые с
помощью малотиражных изданий до известной степени спасают его работы от полного
забвения; он - из числа тех многих злосчастных авторов, о которых приходится время от
времени напоминать.
Знакомством с Мейченом Лавкрафт, похоже, обязан Фрэнку Лонгу, так как однажды он
упоминает, что перечитывает "твои книги Мейчена". Я не вижу никакого влияния Мейчена
на творчество Лавкрафта вплоть 1926 г., однако произведения уэльсца явно пленили
воображение Лавкрафта и в итоге в переиначенном, но по-прежнему узнаваемом виде
воплотились в некоторых из числа его наиболее известных работ.
Отметим, что Лавкрафт ничего не написал со времени "Затаившегося страха" (ноябрь
1922 г.); а затем, в течение двух-трех месяцев, один за другим написал целых три рассказа -
"Крысы в стенах", "Неименуемое" и "Праздник". Все три представляют значительный
интерес, а первый из них - вне всякого сомнения, величайший рассказ раннего периода
Лавкрафта.
Сюжет "Крыс в стенах" ["The Rats in the Wall"] обманчиво прост. Виргинец британского
происхождения, Уолтер Делапор, решает провести последние годы жизни в
восстановленном родовом поместье в Южной Англии, Эксхэм Прайэри, чье основание
теряется в немыслимой древности, во временах, предшествовавших даже римскому
завоеванию Англии в I веке н.э. Делапор не жалеет денег на реставрацию и гордо
переезжает в свои родовые владения 16 июля 1923 г. Он возвращается к старинному
написанию своей фамилии - де ла Поэр, вопреки тому, что это семейство с 1261 года, со
времен первого барона Эксхэма пользуется очень дурной репутацией среди местного
населения - за убийства, похищения, колдовство и прочие преступления. С домом и
семейством связывают "драматичное предание о крысах - о пронырливых полчищах
нечистых грызунов, что лавиной вырвались из замка спустя три месяца после трагедии,
которая обрекла его на запустение - о тощих, грязных, алчных полчищах, что сметали все
на своем пути, пожрав кур, кошек, собак, поросят, овец и даже двух злополучных крестьян,
прежде чем их ярость утихла".
Все это кажется обычными страшными байками, и де ла Поэр не обращает на них
внимания. Однако вскоре после его переезда в Эксхэм Прайэри начинают твориться
странные вещи; он и его коты словно бы слышат в стенах замка крысиную возню, хотя по
причине многовековой заброшенности поместья это кажется абсурдом. Суетливый шум,
похоже, спускается в подвал замка, и однажды ночью де ла Поэр и его хороший знакомый,
капитан Эдвард Норрис, проводят здесь ночь в надежде разгадать загадку. Проснувшись,
де ла Поэр слышит крысиную возню, которая удаляется " еще дальше вглубь - куда ниже
этого глубочайшего из погребов", хотя Норрис ничего не слышит. Они находят потайной
люк, ведущий в пещеру под основанием замка, и решают позвать на помощь ученых
научных специалистов. Когда исследователи спускаются в мрачное подземелье, их глазам
предстает грандиозное и ужасающее зрелище - целое поле костей: "Подобно вспененному
морю, тянулись они - одни распались на части, однако другие целиком или частично
остались сочленены в скелеты; и те последние - неизменно в позах, полных демонического
неистовства, - либо отбиваясь от некой угрозы, либо кровожадно вцепляясь в другие
скелеты". Когда де ла Поэр обнаруживает на некоторых скелетах кольца с его собственным
родовым гербом, он понимает страшную правду - его семейство возглавляло древний
колдовской культ каннибалов, восходящий к незапамятным временам, - и переживает
поразительную эволюционную инверсию:
Curse you, Thornton, I'll teach you to faint at what my family do!... 'Sblood, thou stinkard, I'll learn
ye how to gust... wolde ye swynke me thilke wys?... Magna Mater! Magna Mater!... Atys... Dia ad
aghaidh's ad aodaun... agus bas dunarch ort! Dhonas 's dholas ort, agus leat-sa!... Ungl unl... rrlh...
chchch...
Его находят над объеденным трупом капитана Норриса.
Любому анализу врядли под силу передать все богатство и нарастающий ужас этой
истории; вслед за "Случаем с Чарльзом Декстером Вардом" это величайшее достижение
Лавкрафта в старинном "готическом" духе. Хотя даже в нем традиционный набор
готических черт (древний замок с секретными подземельями, легенды о призраках,
которые оказываются реальностью) был модернизирован и рафинирован, обретя пущую
убедительность. А основное допущение сюжета - что человеческое существо может
пережить внезапный эволюционный регресс, - могло быть написано только сторонником
теории Дарвина.
"Крысы в стенах", видимо, были написаны в конце августа или в начале сентября, так как
о завершении рассказа Лавкрафт объявляет в письме от 4 сентября. Рассказ примечателен
тем, что одновременно является одной из самых исторически насыщенных - и одной из
самых современных историй, написанных им на тот момент. Первое же предложение ("16
июля 1923 года я переехал в Эксхэм Прайэри...") переносит нас прямиком в современность -
в отличие от расплывчатой хронологии "Пса", 1896 г. действия "Картины в доме" и
совершенно непонятной хронологии "Изгоя", "Безымянного города" и прочих рассказов.
Эта современность, сиюминутность станет фирменным знаком поздних работ Лавкрафта,
порождая непосредственность действия, которая должна была усугублять его ужас для
первых читателей Лавкрафта. Но в то же время рассказ углубляется в историческое и
доисторическое прошлое куда сильнее, чем его предыдущие произведения (за
исключением "Дагона" и, может быть, "Храма"): спуск рассказчика во все более глубокие
подземелья очевидно, но от этого не менее эффектно символизирует его спуск во все более
отдаленные пласты истории.
Некоторые второстепенные моменты рассказа - и, возможно, одна важная деталь сюжета
- были взяты из других работ. Как указывает Стивен Дж. Мариконда, "предание о крысах",
видимо, позаимствовано из "Любопытных мифов Средневековья" С. Баринга-Гульда
(1869), о которых Лавкрафт высоко отзывался в "Сверхъестественном ужасе в литературе"
и которые он, вероятно, примерно тогда и прочел. Гаэльские фразы из последних воплей
де ла Поэра прямо позаимствованы из "Пожирателя грехов" Фионы Маклеод, которого
Лавкрафт прочел в антологии Джозефа Льюиса Френча, "Лучшие Духовные Истории"
(1920).
Важнее, что идея атавизма или психической реверсии, взята из истории Ирвина С. Кобба
"Неразбитая цепь", опубликованной в "Космополитене" за сентябрь 1923 г. (номер, как это
по-прежнему случается со многими журналами, вероятно, оказался на прилавках, по
крайней мере, за месяц до даты на обложке) и позднее представленной в сборнике
произведений Кобба "На острове, который стоил 24.00$" (1926). Лавкрафт признает, что
Лонг давал ему журнал с этим рассказом в 1923 г.; он, впрочем без названия, упоминается в
"Сверхъестественном ужасе в литературе". В нем повествуется о французе с небольшой
примесью негритянской крови - от раба, привезенного в Америку в 1819 году. Чуть не
попав под поезд, он кричит "Niama tumba!" - слова, которые кричал его чернокожий предок,
когда на него в Африке напал носорог. Этот рассказ не только злостно расистский, но и
выдает свой коронный момент задолго до финала; но внезапный атавистический выкрик
мог воспламенить воображение Лавкрафта. К чести Лавкрафта из его версии исчезли все
расистские обертоны. Следует признать, что он невероятно обогатил и облагородил
исходную идею.
"Крысы в стенах" в первый раз были посланы не в "Weird Tales", а в "Argosy All-Story