Лавкрафт: История Жизни — страница 131 из 256

ухватился я за это решение, когда услыхал, как скрипят их суставы, как отвратительно они

хрипят, заглушая глухую музыку и размеренную поступь. Хорошо еще, что они

безмолвствовали... но Боже! их богомерзкие факела стали отбрасывать тени на поверхности

этих колоссальных колонн! Господи, только не это! Где это видано, чтобы у бегемотов были

человеческие руки и в них факелы... чтобы у людей были головы крокодилов..


Но вершина рассказа - ответ на тот "праздный вопрос", которым ранее задавался Гудини.

Чудовищные создания принимаются складывать громадные кучи еды - видимо, в

приношение некому непонятному существу, которое тотчас из лаза в конце подземной

пещеры.


Величиной оно, пожалуй, было с доброго гиппопотама, но имело необыкновенный внешний

вид. Казалось, у него нет шеи, однако пять отдельных косматых голов росли в один ряд

прямо из туловища, имевшего грубо цилиндрическую форму... Из этих голов стремительно

вылетали странные жесткие щупальца, которые алчно набрасывались на громадные горы

непотребной пищи, разложенной перед норой, хватая ее большими порциями.


Но что это могло быть? "Пятиглавый монстр, который выскакивал из норы... пятиглавый

монстр величиной с гиппопотама... пятиглавый монстр - и то, для чего он был не более, чем

простой передней лапой... "


Это, возможно, один из сравнительно редких примеров, когда Лавкрафт написал

действительно "неожиданную" концовку. В целом, рассказ на редкость удачен и заслуженно

открывает объемистый номер "Weird Tales" за май-июнь-июль 1924 г. На самом деле, вклад

Лавкрафта в этот номер состоял из трех рассказов; два других - это "Гипнос" и "Любимые

мертвецы" С.М. Эдди.


С последним рассказом связан причудливый постскриптум ко всей этой истории.

Десятилетие спустя Лавкрафт, обсуждая свой довольно ограниченный опыт "реальной

жизни", мимоходом замечает: "Я несколько раз был в полицейском участке... однажды,

чтобы увидеть начальника полиции, готового запретить продажу журнала [моего]

заказчика в киосках.. " Видимо, это ничто иное, как упоминание того факта, что юбилейный

номер "Weird Tales" был запрещен на основании того, что темой "Любимых мертвецов" была

некрофилия (что чистая правда), и их, похоже, сочли непристойными. Лавкрафт, как ни

странно, никак не упоминает об этом в письмах того времени, и сейчас уже очень сложно

понять, что же в действительности произошло. В переписке Лавкрафта есть некоторые

указания на то, что журнал был запрещен только в штате Индиана; но в таком случае я не

понимаю, зачем по этому вопросу Лавкрафту надо было встречаться с начальником полиции

в Нью-Йорке (вряд ли это происходило где-нибудь еще). До какой степени дурная слава

затронула продажи "Weird Tales" - также спорный вопрос; определенно, нельзя сказать (как

я сам имел неосторожность утверждать), что запрет "спас" журнал, увеличив спрос на него, -

особенно с учетом того, что следующий номер вышел только четыре месяца спустя. Однако

мы обнаружим, что эта неприятная история еще аукнется - по крайней мере, Лавкрафту, -

годы спустя.


Тем временем, связи Лавкрафта с "Weird Tales" становятся все крепче - возможно, крепче,

чем ему хотелось бы. В середине марта он сообщает, что Хеннебергер "как раз совершает

радикальное изменение в политике Weird Tales, и что у него на уме совершенно новый

журнал, охватывающий страшилки в духе По-Мейчена. Этот журнал, говорит он, будет

`прямо по моей части', и он желает знать, не пожелаю ли я переехать в ЧИКАГО, чтобы его

редактировать!" В этом заявлении есть некоторая двусмысленность, но я полагаю, что его

смысл не в том, что Хеннебергер создавал "совершенно новый журнал", но в том, что сам

"Weird Tales" реформировался в "новый" журнал, публикующий "страшилки в духе По-

Мейчена". Ранее Лавкрафт замечает, что Бэйрд изгнан из редакторов, а на его место

поставлен Фарнсуорт Райт; это была лишь временная мера (номер "Weird Tales" за май-

июнь-июль, видимо, редактировался Райтом и Отисом Адельбертом Клайном, хотя большую

часть содержания все-таки составлял материал, ранее принятый Бэйрдом), и Лавкрафт,

действительно, был первым кандидатом Хенебергера на пост редактора "Weird Tales".


Лавкрафта часто критикуют за то, что он не сумел вовремя ухватиться за подвернувшийся

счастливый шанс - когда он, молодожен, отчаянно нуждался в стабильном доходе;

предполагают, что ему следовало преодолеть свое чисто эстетическое отвращение к

модерновой архитектуре Чикаго и принять предложение. Однако все было не так просто.

Во-первых, хотя Соня была не против переезда, он означал для нее неопределенные

перспективы поиска работы в Чикаго - или же только ради сохранения работы супругам

пришлось бы жить в тысяче миль друг от друга. Во-вторых, Лавкрафт знал, что Хеннебергер

по уши в долгах: он сообщает, что Хеннебергер "потерял 51 000.00$ на своих двух журналах"

(т.е. на "Weird Tales" и "Detective Tales"), и не было никакой гарантии, что хоть один из них

сумеет удержаться на плаву; если бы Лавкрафт, несмотря ни на что, все-таки отправился бы

в Чикаго, он вполне мог через несколько месяцев остаться там без средств, без работы и с

ничтожными перспективами ее получить. С моей точки зрения, Лавкрафт поступил разумно,

отклонив предложение. В любом случае, даже при самых идеальных финансовых условиях,

он мог бы не стать идеальным редактором журнала, подобного "Weird Tales". Его

привередливые вкусы забраковали бы большую часть того, что реально публиковалось на

страницах журнала: попросту говоря, не нашлось бы достаточного числа художественно

изысканных произведений - уровня Мейчена-Дансени-Блэквуда, - чтобы заполнить то, что

на самом деле было ничем иным, как дешевым журнальчиком, платившим авторам по пенни

за слово. Факты жестоки: подавляющее большинство материалов, опубликованных в "Weird

Tales", по литературным критериям, - полный мусор, хотя, похоже, это мало волнует тех

несчастных, которые по сей день продолжают ностальгировать по этому журналу.


В действительности же в результате этого кризиса Хеннебергер продал свою долю в

"Detective Tales" соучредителю Rural Publications, Дж. М. Лансингеру (который оставил

редактором журнала Бэйрда), а постоянным редактором "Weird Tales" назначил Фарнсуорта

Райта (он сохранит этот пост до 1940 г.); затем - единственный способ покрыть громадный

долг в 40 000$ - пришел с Б. Корнелиусом, печатавшим журнала, к следующему соглашению:

"Корнелиус стал главным акционером с условием, что, если 40 000$, которые ему

задолжали, когда-либо будут возмещены прибылью от журнала, Хеннебергер получит свой

пай обратно". Для выпуска журнала была учреждена новая компания, Popular Fiction

Publishing Co., с акционерами Корнелиусом, Фарнсуортом Райтом и Уильямом Спренгером

(коммерческий директор "Weird Tales"); публикация "Weird Tales" возобновилась в ноябре

1924 г., после перерыва в несколько месяцев. Хотя Хеннебергер сохранил долю в новой

компании, "Weird Tales" никогда не принесет ему достаточно прибыли, чтобы выкупить

свой пай обратно; в любом случае, через несколько лет он, похоже, утратит к этому

предприятию весь интерес и в итоге полностью отойдет от дел.


Здесь стоит немного рассказать о Фарнсуорте Райте (1888-1940), так как у Лавкрафта со

временем сложились с ним очень любопытные отношения. Он был в числе первых

читателей журнала со дня его основания и опубликовал несколько ничем не

примечательных рассказов в первых выпусках. Он участвовал в Первой Мировой войне;

позже был музыкальным критиком в "Chicago Herald and Examiner" и некоторое время

продолжал это занятие, даже заняв пост редактора "Weird Tales". В начале 1921 г. он заболел

болезнью Паркинсона, и весь остаток его жизни его состояние ухудшалось (так что к концу

десятилетия он уже не мог поставить подпись).

Трудно дать оценку успеха Райта на посту редактора "Weird Tales", особенно с учетом того,

что насколько разные линейки можно использовать для измерения "успеха" в предприятиях

подобного рода. Несомненно, в его пользу говорит то, что он сумел сохранить журнал даже в

самые худшие годы Депрессии; но равным образом нельзя отрицать, что он издал

чудовищное количество пошлой, халтурной и попросту скверной прозы, которая иначе

никогда не увидела бы свет и которую вообще не стоило издавать. Лавкрафт считал Райта

непостоянным, раздражительным и даже отчасти ханжой - по крайней мере, по отношению

к работам самого Лавкрафта; и, вопреки тем, кто в ответ выступает в защиту Райта, эта

точка зрения выглядит весьма правдоподобно. Возможно, Лавкрафт возлагал слишком

большие ожидания на успех у Райта, так что отказы добавляли горечи. В каком-то смысле

его раздражение проистекало от - как он со временем осознал - довольно наивного

убеждения, что эстетически похвальную работу следует соответственно вознаграждать.