"Weird Tales": к тому моменту им был назначен Райт (первый номер под его редакцией,
датированный ноябрем 1924 г., появится в октябре). Думаю, две части фразы следует читать
раздельно: то, что к "Weird Tales" обрел новое дыхание, тем самым позволяя Хеннебергеру
создать новый журнал, редактором которого станет Лавкрафт. Что это был за журнал?
"College Humor", основанный в 1922 г., хорошо расходился и вряд ли нуждался в новом
редакторе; но был еще один журнал, под названием "Magazine of Fun", созданный
Хеннебергером примерно в то же время, и, как ни невероятно это звучит, Хеннебергер, по-
видимому, подразумевал должность редактора в этом - или подобном - журнале. По словам
Лавкрафта, Хеннебергер звонил ему по телефону и "просил, чтобы я изготовил несколько
примеров переделок шуток для планируемого журнала". Именно на основании этих
примеров Хеннебергер в середине сентября и "нанял" Лавкрафта.
Но, разумеется, из этих планов ничего не вышло: либо у Хеннебергера оказалось
недостаточно средств, чтобы создать новый журнал (я не сумел найти никакой информации
о журнале "Magazine of Fun" - если речь действительно шла о нем), либо он решил, что
Лавкрафт не подходит. Первое кажется более вероятным, чем второе, учитывая, что в
распоряжении Хеннебергера было не так много денежных средств. Обещанная Лавкрафту
плата за редакторскую работу трансформировалась в 60-долларовый кредит в книжном
магазине Скрибнера; и хотя Лавкрафт пытался его обналичить, это ему не удалось, и в итоге,
9 октября он вместе с Лонгом отправился в книжный магазин, чтобы купить целую стопку
книг: четыре тома лорда Дансени, семь - Артура Мейчена, пять - по колониальной
архитектуре, два сборника и одну книгу для Лонга ("The Thing in the Woods" Харпера
Уильямса, новинку жанра ужасов) за его помощь в отборе. Лонг увлекательно
пересказывает этот эпизод в своих воспоминаниях, но кажется считает, что кредит был
платой "Weird Tales" за рассказы, тогда как на самом деле он был подарком за
несостоявшуюся редакторскую работу.
Естественно, Лавкрафт снова начал отвечать на объявления о работе, хотя к тому времени
прессинг стал чересчур суровым для человека, который не имел особого делового чутья и,
возможно, чувствовал, что вся эта беготня несколько ниже его достоинства. В конце
сентября он пишет Лилиан: "Тот день [воскресенье] был полон мрачной нервозности -
новые ответы на объявления породили такое психологическое напряжение, что я едва не
упал над ними без чувств!" Каждый, кто длительное время сидел без работы, вероятно,
ощущал бы то же самое.
Тем временем, друзья Лавкрафта пытались хоть как-то ему помочь. Когда Лавкрафт
закончил "Под пирамидами", Хеннебергер лично навестил Гудини, который тогда был в
Мерфризборо (Теннесси), чтобы показать ему рассказ; Гудини пришел в восторг и в марте
прислал Лавкрафту "самую сердечную записку". Гудини, который занимал квартиру в доме
278 по Западной 11-ой улице в Манхеттене, настаивал, чтобы Лавкрафт ему звонил. Точно
неизвестно, звонил ли ему Лавкрафт тогда, но он, несомненно, вошел в контакт с Гудини в
сентябре, когда последний предложил посодействовать ему в поисках работы. В письме от
28 сентября он просил Лавкрафта позвонить ему в начале октября на приватный
телефонный номер, "так как я хочу познакомить вас кое с кем достойным внимания". Этим
человеком был некий Бретт Пейдж, глава газетного синдиката, с которым Лавкрафт 14
октября проговорил полтора часа в его офисе на углу Бродвея и 58-й улицы; но у него не
нашлось реальной вакансии. В середине ноября Сэмюэль Лавмен попытался свести
Лавкрафта с главой отдела каталогизации книжного магазина на 59-й улице, но и эта
встреча оказалась бесплодной.
Соня, разумеется, в течение этого периода не сидела без работы; несомненно, она тоже
отвечала на объявления, и в конце сентября Лавкрафт упоминает о "месте, где она провела
последние несколько недель" - видимо, о шляпном магазин или универсаме. Однако она
чувствовала шаткость своего положения и продолжала искать что-нибудь получше. Но
затем все изменилось к худшему. Вечером 20 октября Соня свалилась с "внезапными
желудочными спазмами... после целого дня, проведенного в постели с общей слабостью".
Лавкрафт отвез ее на таксомоторе в Бруклинскую больницу, расположенную в нескольких
кварталах от них. Она проведет здесь следующие одиннадцать дней, в конце концов,
выписавшись 31-го числа.
Едва ли возникают сомнения, что болезнь Сони была по большей части нервного или
психологического характера; Лавкрафт сам позднее это признавал, упоминая ее, "двойное
расстройство, нервное и желудочное". Соню должны были остро тревожить
многочисленные неудачи, финансовые и прочие, обрушившиеся на их семью, и, несомненно,
она чувствовала все усиливающуюся разочарованность Лавкрафта провальными
попытками найти работу, а, возможно, и его убежденность, что вся его жизнь пошла
наперекосяк. Лавкрафт никогда не писал ничего подобного в своим корреспондентам того
времени, но мне сложно поверить, что подобные мысли никогда не мелькали у него в
голове. Были ли между ними реальные размолвки? Ни один из них об этом не упоминает, а
строить предположения бессмысленно.
Пока Соня лежала в больнице, Лавкрафт проявлял к ней необыкновенную заботу: он
навещал ее каждый день (похоже, это был первый случай, когда он действительно зашел в
больницу), принося книги, писчебумажные принадлежности и "Вечноострый карандаш", и -
великая жертва во имя семейного счастья - снова научился играть в шахматы, чтобы иметь
возможность играть с Соней. Она разбивала его раз за разом. В свою очередь он поучился
независимо вести хозяйство: он делал кофе, готовил яйца и и даже спагетти по письменным
инструкциям Сони и выказывал определенную гордость тем, что к ее возвращению сумел
сохранил квартиру чистой и прибранной. Эти упоминания о готовке намекают, что вплоть
до того времени он ни разу не готовил себе трапезу: за него это делали мать, тетушки или
Соня, либо он шел в ресторан.
Лавкрафт утверждает, что один из врачей Сони, д-р Вестбрук, рекомендовал операцию по
удалению желчного пузыря; но Лавкрафт - вполне отчетливо помня, что его мать умерла от
подобной операции, - категорически настаивал, чтобы Соня сперва узнала иное мнение, и
другой доктор (некая безымянная "женщина, окончившая Сорбонну, с высокой репутацией
в Париже") оказался против хирургического вмешательства; то ли она, то ли д-р Кингмен,
специалист по нервным болезням, рекомендовали перед возвращением на работу провести
недель шесть в деревне. В результате, 9 ноября она остановилась в своего рода частном
доме отдыха в Нью-Джерси. В действительности это была ферма, управляемая миссис Р. А.
Крейг и двумя ее сыновьями (ее супруг был землемером и нечасто бывал дома), возле
Сомервиля (Нью-Джерси), в центральной части штата. За 12.50$ в неделю Соня получала
собственную комнату и три приема пищи в день. Лавкрафт был от этого места в особенном
восторге, поскольку там жило, как минимум, семь кошек. 9-го числа он на всю ночь остался
на ферме, а наутро отбыл на остаток недели в Филадельфии - осматривать колониальные
достопримечательности. Вернувшись 15-го числа, он с удивлением обнаружил, что Соня
отправилась домой еще вчера, на день раньше срока; очевидно, сама она сочла это место не
настолько привлекательным. Однако после всего шести дней отдыха она почувствовала
себя достаточно хорошо, чтобы возобновить поиски работы.
Вскоре после возвращения Сони было принято драматическое решение: Соня отбудет на
работу на Средний Запад, а Лавкрафт останется в городе, но переселится в квартиру
поменьше. Супружеская пара запланировала переезд из дома 259, Парксайд-авеню, еще на
конец ноября, но случилось так, что расстались они лишь в конце декабря. Лавкрафт послал
телеграмму Лилиан (а, возможно, и Энни), прося ее помочь при переезде, но позже написал,
что они с Соней справились самостоятельно. Не совсем ясно, как все это произошло. Вот что
говорит сама Соня:
После того, как мы поженились и я сочла необходимым принять чрезвычайно хорошо
оплачиваемую работу за пределами города, я предложила, чтобы в нашей квартире вместе с
ним поселился один из его друзей, однако его тетки решили, что лучше всего - раз уж я стану
наезжать в город на несколько дней каждые три-четыре недели, когда буду вести здесь
закупки для моей фирмы, - будет мудрее избавиться от большей части моих вещей и
отыскать студию, достаточно просторную для книжных шкафов Говарда и мебели,
которую он привез с собой из Провиденса.
Ниже Соня выказывает явное раздражение (и даже гнев) тем, распродали ее мебель, а не
вещи Лавкрафта, который цеплялся за свои "старые (многие из них были совсем ветхие)
вещи... с болезненным упрямством".