пространству" улиц Варик и Чарльтон до Сити-Холла. За всю дорогу они, должно быть,
прошагали не меньше семи-восьми миль. Наконец, они расстались около 8 часов утра -
Лавкрафт вернулся домой к девяти. (Уже было сказано о его ранних возвращениях домой,
чтобы они с Соней могли вместе лечь спать. После предыдущем ночной экскурсии с
Кляйнером и Лидсом он вернулся домой в пять утра и "благополучно уклонясь от
традиционной перестрелки из супружеских утюгов и скалок, очутился у Гипноса, Лорда
Дремоты". Можно предположить, что Лавкрафт шутит, а не всерьез.)
В начале сентября он повстречал Эдварда Лэйзара, одного из кливлендских друзей
Лавмена, с которым уже встречался в 1922 г. Лавкрафт счел, что Лэйзер станет "подходящим
пополнением нашего избранного кружка Мальчиков"; но вскоре после этого он выпадает из
поля зрения. Сам Лавмен приехал 10 сентября; первоначально он хотел поселиться в
меблированных комнатах в доме 110 на Коламбия-Хайтс в Бруклине, где проживал Харт
Крейн (который приехал в город в марте 1923 г.), но в итоге осел неподалеку, в доме 78 на
Коламбия-Хайтс.
В воскресенье, 13-го числа состоялось новое долгое исследование колониальных
достопримечательностей нижнего Манхеттена в компании Лавмена, Керка, Кляйнера и
Лэйзара, которое закончилось лишь в 4 часа утра. Еще одна длинная экскурсия имела место
15-го числа - чтобы "чтобы перебить во рту вкус" после бесполезных поисков работы в
издательстве; Лавкрафт снова вернулся в нижний Манхеттен, где на углу улиц Гудзон, Уоттс
и Кэнел наблюдал ранний этап постройки того, что станет туннелем Холланда. 18-го, после
встречи с Хеннебергером, он посетил сразу три - Естественной Истории, Метрополитен и
Бруклинский, - и послал из каждого почтовую карточку Лилиан. В тот вечер состоялась
встреча компании у Лонга, и Лавкрафт долго бродил по улицам, провожая каждого
товарища до нужной станции метро; с Лидсом они не расстались почти до самой зари. Такое
ощущение, что Лавкрафту не хотелось идти домой. На другой день он отправился в
квартиру Лавмена, где встретил Крейна,
...чуть более румяного, чуть более тучного и куда более усатого, чем тогда, когда мы
виделись в Кливленде два года назад. Крейн, невзирая на свои недостатки, безупречный
эстет; у нас с ним был приятный разговор. Его комната обставлена в превосходном вкусе - с
несколькими картинами Уильяма Соммера..., отборным собранием современных книг и
великолепными маленькими objects d'art, звездами среди которых были резной Будда и
изысканная китайская шкатулка из слоновой кости.
Интересно, что Лавкрафт сообщает, что "Крейн сочиняет длинную поэму о Бруклинском
мосте в современном стиле"; речь, разумеется, о шедевре Крейна, поэме "Мост" (1930),
работать над которым он начал еще в феврале 1923 г. Следует отметить, что Крейн в своих
письмах был куда менее снисходителен к Лавкрафту, нежели Лавкрафт - к Крейну. 14
сентября, в письме к своей матери и бабушке Крейн отмечает приезд Лавмена в город, но
говорит, что не может проводить с ним много времени, поскольку тот слишком занят
своими многочисленными друзьями -
Мисс Соня Грин [!] и ее тонкоголосый супруг, Говард Лавкрафт, (человек, который как-то
летом навестил Сэма в Кливленде, когда там был и Гальпин) заставляют Сэма шляться по
трущобам и портовым улицам до четырех утра, выискивая Колониальные образчики
архитектуры, пока, как сказал мне Сэм, он не застонет от усталости и не начнет проситься
в метро!
Недавний "инвалид" Лавкрафт стал знаменит тем, что замучивает своих друзей ходьбой!
Кляйнер в своих мемуарах отчасти дает ответ на вопрос, который, вероятно, посещает
почти каждого, кто читает о длинных прогулках Лавкрафта по ночному Манхеттену, в
одиночку или с приятелями: как же он не стал жертвой преступления? Кляйнер пишет:
В Гринвич-виллидж, чьим эксцентричным обитателям было бы от него мало проку, он
полюбил забираться в глухие переулки, куда его компаньоны предпочитали не ходить. В годы
сухого закона, когда убийственные стычки бутлегеров и продавцов контрабандного
спиртного вспыхивали, наверное, везде и повсюду, это было особенно опасное занятие. Почти
каждый дом в этом квартале подозрительно напоминал притон. Я припоминаю, что, по
крайней мере, один раз, бродя среди старых бочек и ящиков в неком темном углу этого
района, Лавкрафт наткнулся на дверной проём, который внезапно осветился и
рассерженный иностранец в переднике, что было почти безошибочным признаком бармена
притона, принялся горячо расспрашивать, что ему нужно. Лавмен с Керком шли за
Лавкрафтом и благополучно увели его оттуда. Определенно, никто из нас не питал каких-то
иллюзий о том, что вполне может приключиться в подобном мрачном закоулке города.
Лавкрафт, определенно, был бесстрашен - возможно, несколько безрассуден - в своих
похождениях. Конечно, в то время он выглядел достаточно внушительно - почти 6 футов
ростом и весом 200 фунтов; но физические параметры ничего не значат против ножа или
пистолета, а многих преступников отнюдь не отвращает видимое отсутствие достатка у
жертвы. Лавкрафту, в сущности, просто повезло не попасть в неприятности во время своих
блужданий.
21 сентября приехала в гости Энни Гемвелл; все следующие несколько дней он показывал
ей антикварные сокровища Гринвич-виллидж и прочих, уже знакомых ему мест, - очевидно,
ему их всегда было мало. Вечером 26-го состоялась встреча клуба Blue Pencil, и темой для
литературных упражнений был выбран "Старый родной город". То была тема, близкая
сердцу Лавкрафта, и он, пользуясь случаем, сочинил тринадцатистрочное стихотворение
"Провиденс" - по сути первую креативную работу с тех пор, как в феврале он закончил "Под
пирамидами". Оно было опубликовано в "Brooklynite" за ноябрь 1924 г. и, где-то в ноябре, в
"Providence Evening Bulletin", что принесло ему 5 долларов.
Начало октября увидело его первый визит в Элизабет, Нью-Джерси (который Лавкрафт
настойчиво упоминал по названию XVIII столетия - Элизабеттаун). Узнав из статьи в "New
York Times" о местных колониальных древностях, 10-го числа он отправился на пароме до
Стейтен-Айленда, а оттуда другим паромом - до самого города. Лавкрафт был полностью
покорен. Как и в случае с Портсмутом (Нью-Гемпшир) и прочими местами его очаровали не
только сами старинные здания:
Здесь нет ни малейшей примеси Нью-Йорка & его отвратительного космополитизма. Все
состоятельные люди - коренные янки, & хотя фабричные кварталы кишат низшими
поляками, их нечасто встретишь на главных улицах. Городские закоулки полны ниггеров... Вся
атмосфера
городка
изумительно
колониальна.
...Элизабеттаун
есть
бальзам,
успокоительное & тоник для старомодной души, мучимой современностью.
Стоит ли удивляться, что, когда чуть более месяца спустя они с Соней задумались о
разъезде, Лавкрафт пожелал поселиться (хотя бы временно) именно здесь?
12 октября Лавкрафт зовет Лавмена на ужин (приготовленный, разумеется, Соней), после
чего двое мужчин возвращаются на Коламбия-Хайтс, встречаются с Крейном и вместе
отправляются на вечернюю прогулку по берегу. Крейн, кажется, подразумевает эту встречу,
когда в письме говорит, что Сэм "притащил с собой того чудного господина Лавкрафта, так
что у нас с ним не состоялось особо доверительной беседы". Позднее Лавкрафт и Лавмен до
полуночи
гуляли
по
нижнему
Манхеттену
в
поисках
новых
колониальных
достопримечательностей.
Визит Лавкрафта в Элизабет послужил катализатором для его нового рассказа - первого
рассказа за восемь месяцев, - "Заброшенный дом" [The Shunned House]. Вот как он описывает
будущее место действия:
...на северо-восточном углу Бридж-ст. & Элизабет-ав. стоит жуткий старый дом - адское
место, где в начале тысяча семисотых годов должны были твориться кромешно-черные
дела - с почернелыми некрашенными стенами, неестественно крутой крышей & внешним
лестничным пролетом, ведущим на второй этаж, который укутан столь удушающе
плотными побегами плюща, что невозможно не вообразить, что тот не проклят или не
вскормлен на неком трупе. Он напомнил мне дом Бэббитта на Бенефит-ст., который, как вы
помните, заставил меня в 1920 г. написать те стихотворные строки, озаглавленные "Дом".
К несчастью, этот дом больше не стоит в Элизабет. Поэма "Дом" - изысканно атмосферная
вещь, - была опубликована в журнале Гальпина "Philosopher" за декабрь 1920 г.; источником
ее вдохновения- тем, что Лавкрафт назвал домом Бэббитта, - был дом 135 на Бенефит-стрит