Лавкрафт: История Жизни — страница 149 из 256

рассказ "В

склепе" [In the Vault], написанный 18 сентября - хуже, чем "Он", но и близко не так

ужасающе плох, как "Кошмар в Ред-Хуке"; он всего лишь средненький.

Джордж Берч - небрежный и толстокожий гробовщик из Пек-Вэлли, вымышленного

городка где-то в Новой Англии. Однажды он оказывается заперт в мертвецкой (где гробы,

готовые к погребению, складируются на зиму, пока земля не станет достаточно мягкой,

чтобы копать могилы) - дверь захлопывается ветром, а дряхлая защелка ломается. Берч

понимает, что единственный способ выбраться из склепа - это взгромоздить друг на друга

восемь гробов и вылезти через окошко. Несмотря на работу в темноте, он уверен, что

получившаяся конструкция устойчива - в частности, потому, что он поместил на самый

верх крепко сделанный гроб малорослого Мэтью Феннера, а не хлипкий гроб, который

изначально предназначался для Феннера, но позднее был использован Берчем для тела

рослого Асафа Сойера, злопамятного типа, которого гробовщик не любил при жизни.

Взгромоздясь на свою "миниатюрную Вавилонскую башню", Берч обнаруживает, что

выбраться в окошко он может, лишь выбив несколько кирпичей - иначе его крупное тело

не проходит. В процессе его его ступни подавливают крышку верхнего гроба и

проваливаются в гниющие останки. Он чувствует страшную боль в лодыжках (видимо, от

щепок или торчащих гвоздей), но ухитряется пропихнуть свое тело в окно. Он не может

ходить - его ахиллесовы сухожилия разорваны, - но доползает до кладбищенской

сторожки, где его и находят.


Позднее доктор Дэвис осматривает его раны и видит нечто странное. Отправившись в

склеп, он узнает правду: Асаф Сойер был слишком велик, чтобы поместиться в гроб Мэтью

Феннера, так что Берч хладнокровно отсек ему ступни по щиколотки, чтобы впихнуть его

тело в гроб. Но он недооценил нечеловеческую мстительность Асафа - раны на щиколотках

Берча были оставлены зубами.


Это всего лишь банальная история о сверхъестественной мести типа "око за око". Кларк

Эштон Смит доброжелательно писал, что ""В склепе"... обладает реалистичной жесткостью

Бирса"; влияние Бирса на этот рассказ вполне вероятно, но Бирс не написал ничего,

настолько простецкого. Лавкрафт пытается писать в более непритязательной, обыденной

манере, но выходит неудачно. Огюст Дерлет, к сожалению, питал симпатию к этому

рассказу, так что тот по-прежнему входит в сборники "лучших" произведений Лавкрафта.


Судьба рассказа тоже была не слишком счастливой. Лавкрафт посвятил его К.У. Смиту,

"чей совета подарил мне центральную ситуацию", и он увидел свет в "Tryout" Смита за

ноябрь 1925 г. Это был последний случай, когда он позволит новому произведению (а не

какой-то отклоненной профессиональным журналом истории) сперва выйти в самиздате.

Разумеется, Лавкрафт стремился и к профессиональной публикации - и хотя казалось, что

"В склепе", благодаря своей простоте и более традиционной макабрической тематике,

прекрасно подходит для "Weird Tales", Райт отклонил его (в ноябре). Причина отказа,

согласно Лавкрафту, любопытна: "его крайняя омерзительность не пройдет цензуру в

Индиане". Это, конечно же, упоминание о запрете "Возлюбленных мертвецов" Эдди. Это

был первый - однако не последний, - случай, когда шумиха вокруг "Возлюбленных

мертвецов", неважно, помогла она или нет "спасению" "Weird Tales" в 1924 г., имела для

Лавкрафта негативные последствия.


Однако были и хорошие новости. Лавкрафт, очевидно, послал Райту "Изгоя" - просто для

очистки совести, так как рассказ уже был обещан У. Полу Куку (видимо, для "Recluse",

который Кук замыслил в сентябре). Райту рассказ настолько понравился, что он умолял

Лавкрафта позволить его напечатать. Лавкрафт сумел уговорить Кука уступить, и Райт

принял его к печати где-то в конце года; его появление в "Weird Tales" за апрель 1926 г.

станет заметным явлением.


Остаток года был проведен в компании Калемов, в приемах иногородних гостей и в

одиноких, все более дальних путешествиях в поисках оазисов старины. Некоторые гости

приезжали еще в начале этого года: Джон Расселл, былая немезида Лавкрафта из "Argosy",

а ныне - его сердечный друг, приехал на несколько дней в апреле; Альберт А. Сандаски

появился на пару дней в начале июня. 18 августа прибыла жена Альфреда Гальпина,

француженка, на которой Гальпин женился за год до того, когда изучал в Париже музыку;

она задержится до 20-го числа, после чего отправится в Кливленд.


Лавкрафт продолжал, не покладая рук, трудиться гостеприимным хозяином для Калемов,

и его письма показывают, как сильно ему нравилось угощать своих товарищей кофе,

пирогами и прочими скромными деликатесами, сервированными на его лучшем голубом

фарфоре. Надо сказать, что Мак-Нил жаловался, что некоторые хозяева не предлагают

гостям никаких закусок (хотя он всегда так делает), и Лавкрафт был полон решимости не

проявлять небрежности. 29 июля он за 49 центов приобрел алюминиевый судок, в котором

приносил горячий кофе из магазинчика на углу Стейт и Корт-стрит. Он был вынужден это

сделать, поскольку не мог делать кофе дома - то ли потому, что не умел, то ли потому, что

него не было печки. Он также тратил деньги на яблочные пироги, обсыпной пирог [crumb

cake], который любил Кляйнер, и прочие вкусности. Однажды Кляйнер не пришел, и

Лавкрафт скорбно писал:


Количество оставшегося пирога непомерно, & есть еще четыре яблочных пирожка - по

сути, я вижу свои трапезы на два дня вперед! Ироничное обстоятельство - я приобрел пирог

специально для Кляйнера, который его обожает, & в итоге он отсутствовал; так что мне,

тому, кому он не особо люб, придется проглотить нескончаемые его количества в

интересах экономии!


Если кому-то еще требуется дополнительное доказательство бедности Лавкрафта, вот

вот оно.

Примерно в то же время на горизонте Лавкрафта появились новые знакомые. Один из

них, Уилфред Бланч Тальман (1904-1986), был непрофессиональным автором, который,

обучаясь в Университете Брауна, оплатил публикацию тонкого томика стихов под

заголовком "Cloisonne and Other Verses" (1925), который в июле прислал Лавкрафту. Они

встретились в конце августа, и Лавкрафт немедленно к нему привязался: "Он чудесный

молодой человек - высокий, худой, легкий & аристократически привлекательный, со

светло-каштановыми волосами & безупречным вкусом в одежде... Он происходит от самых

древних голландских семейств юга штата Нью-Йорк, & недавно воспылал энтузиазмом к

генеалогии". Позднее Тальман стал репортером "New York Times", а еще позже -

редактором "Texaco Star", газеты нефтяной компании. Он совершал "нерегулярные

вылазки" в профессиональное творчество, и позднее один из его рассказов попал

(вероятно, случайно) для переработки к Лавкрафту. Тальман, возможно, стал первым

человеком со стороны, вошедшим в ядро Клуба Калем, хотя он и не посещал его регулярно

вплоть до самого отъезда Лавкрафта из Нью-Йорка.


Еще более задушевных приятелем стал Врест Тичаут Ортон (1897-1986). Ортон был

другом У. Пола Кука и в то время работал в рекламном отделе "American Mercury". Позднее

он прославился в качестве редактора "Saturday Review of Literature", а еще позднее - как

создатель каталога "Vermont Country Store". В то время он проживал в Йонкерс, но вскоре

после отъезда Лавкрафта в Провиденс вернулся в родной Вермонт. 22 декабря он навестил

Лавкрафта в доме 169 на Клинтон-стрит, и они провели вместе остаток дня и вечер -

отобедали в облюбованном Лавкрафтом бруклинском ресторанчике, "John's", прогулялись

через Бруклинский мост и добрались до вокзала Гранд-Централ, где Ортон в 11.40 сел на

поезд до Йонкерс. Лавкрафт был чрезвычайно им увлечен:


Свет не видывал более располагающей, приветливой & притягательной личности, чем он.

В жизни невысокого роста, темный, изящный, красивый & стремительный, он чисто бреет

лицо & щеголевато разборчив в одежде... Он признался, что ему 30 лет, но выглядит не

старше 22 или 23. Его голос мягок & приятен... & его манера вести себя энергична &

мужественна - беспечная сердечность хорошо воспитанного светского молодого человека...

Янки до мозга костей, он происходит из центрального Вермонта, обожает свой родной

штат и собирается вернуться туда в течение года & питает к Н.Й. столь же искреннее

отвращение, как и я. Его происхождение безупречно аристократично - старая Новая Англия

со стороны отца, & со стороны матери - Новая Англия, голландцы Никербокера &

французские гугеноты.


Может возникнуть подозрение, что Ортон был тем, чем хотел бы быть сам Лавкрафт. Он,

вероятно, стал вторым почетным дополнением к Калему, хотя так же бывал на встречах

очень нерегулярно вплоть до отъезда Лавкрафта из Нью-Йорка. Сам Ортон мало занимался

литературной работой - он составил библиографию Теодора Драйзера, "Драйзерану"