фантазии, как "Джимбо" (1909), "Образование дяди Пола" (1909) и т.д.; Лавкрафт, тонко
оценив достоинства "Джимбо", был склонен отвергать остальное, как нечто невыносимо
жеманное и сюсюкающее. С этим обвинением можно согласиться, если речь идет о таких
слабых романах, как "Пленник Страны Фей" (1913) или "Лишний День" (1915), но оно
несправедливо по отношению к лучшим работам Блэквуда в этом ключе. Зачастую
Блэквуда, на самом деле, волновал вовсе не ужас - куда чаще он старался вызвать
ощущение благоговейного трепета; если что-то и делает "Incredible Adventures" шедевром
мастера, то именно это. В своих поздних работах Лавкрафт, в конце концов, попытается - и,
возможно, успешно - проделать то же самое. Пройдет не так много времени, прежде чем
Лавкрафт оценит Блэквуда, как ведущего автора мистической прозы времени,
превосходящего даже Мейчена.
Монтегю Родс Джеймс (1862-1936) - совершенно иной случай. Мистические
произведения составляли лишь сравнительно малую часть его творчества и выглядели
попросту побочными по сравнению с работой преподавателем, авторитетом специалиста
по средневековым манускриптам и библеистике. Его версия "Неканонического Нового
Завета" (1924) долгое время оставалась эталонной. Джеймс взялся рассказывать истории о
призраках, пока был в Кембридже, и первые истории были прочитаны им на собрании
Общества Тары-Бары (Chitchat Society) в 1893 г. Позднее он стал провостом Итона и начал
развлекать своих юных питомцев историями на Рождество. В конечном итоге, они были
собраны в четыре книги: "Ghost-Stories of an Antiquary" (1904), "More Ghost-Stories of an
Antiquary" (1911), "A Thin Ghost and Others" (1919) и "A Warning to the Curious" (1925). Это
сравнительно небольшое творческое наследие - оно заняло менее 650 страниц в последнем
однотомнике "The Collected Ghost-Stories of M. R. James" (1931) - тем не менее стало важной
вехой в мистической литературе. Как минимум, оно представляет собой утонченнейшую
форму традиционной истории о призраках, и усовершенствование этой формы Джеймсом,
видимо, ведет прямиком к возникновению психологических историй о призраках силами
Уолтера де Ла Мара, Оливера Онионса и Л. П. Хартли. Джеймс был мастером короткого
рассказа; структура его более длинных работ подчас столь сложна, что между реальной
хронологической
последовательностью
событий
в
произведении
и
их
последовательностью в повествовании есть сильное расхождение. Джеймс также был
одним из немногих авторов, способных писать об ужасном в крайне непринужденном,
эксцентричном и шутливом стиле; Лавкрафт, хотя и восхищаясь этой чертой в Джеймсе,
категорически не советовал своим юным товарищам пытаться ее скопировать. Подобно
Лавкрафту и Мейчену, Джеймс обзавелся довольно фанатичной толпой поклонников.
Однако, откровенно говоря, большинство работ Джеймса слабы и легковесны; у него нет
собственной уникальной картины мира, какая была у Мейчена, Дансени, Блэквуда и
Лавкрафта, и многие из его рассказов выглядят формальными упражнениями по
измышлению ужасов. Лавкрафт, кажется, впервые прочел Джеймса в Публичной
библиотеке Нью-Йорка в середине декабря 1925 г. К концу января 1926 г. он уже прочитал
первые три сборника и собирался прочесть только что вышедший "A Warning to the
Curious". Хотя его энтузиазм сперва был высок - "мастерство Джеймса в ужасах почти
непревзойденно", - позже он остынет. Хотя в "Сверхъестественном ужасе в литературе" он
помещает Джеймса среди "современных мастеров", к 1932 г. он сочтет, что тот "по-
настоящему не в классе Мейчена, Блэквуда & Дансени. Он самый земной член `большой
четверки`".
Структура "Сверхъестественного ужаса в литературе" крайне изящна. Десять глав идут
следующим образом:
-- Вступление
-- Зарождение литературы ужаса
-- Ранний готический роман
-- Расцвет готического романа
-- Второй урожай готического романа
-- Литература о сверхъестественном в континентальной Европе
-- Эдгар Аллан По
-- Традиция сверхъестественного в Америке
-- Традиция сверхъестественного на Британских островах
-- Современные мастера
Вступление излагает теорию мистической литературы, как ее представлял Лавкрафт.
Следующие четыре главы рассматривают мистическую литературу с античности до
финала готической школы в начале XIX века, после чего следует глава об иностранной
мистической литературе. Эдгару По отведено центральное место в историческом ряду, а
его влияние на жанр раскрывается в последних трех главах.
Ранее я упоминал сравнительно малое число критических работ, посвященных
мистической литературе, созданных до того времени. Лавкрафт читал "Историю ужаса"
Эдит Беркхед (1921), важнейшее исследование готической литературы; и, вопреки
утверждениям Огюста Дерлета, вполне очевидно, что Лавкрафт многое позаимствовал из
этого трактата для своих глав (II-V) о готике - как структуру своего исследования, так и
некоторые моменты анализа и оценок. Лавкрафт открыто ссылается на Беркхед (а также
на Сэйнтбери) в конце главы IV. Примерно в то же время, что и эссе Лавкрафта, вышел
"Замок с привидениями" Эйно Райло (1927) - очень сильное историческое и тематическое
исследование, которое Лавкрафт прочел с интересом и уважением.
С другой стороны, единственным полным исследованием современной мистической
литературы было "Сверхъестественное в современной английской литературе" Дороти
Скарборо (1917), которое Лавкрафт не прочтет до 1932 г. - после чего вполне справедливо
раскритикует за крайнюю схематичность тематического анализа и удивительную
брезгливость по отношению к откровенным ужасам Стокера, Мейчена и других авторов.
Таким образом, работа Лавкрафта как историческое исследование наиболее ценна и
самобытна благодаря последним шести главам. Даже сейчас существует очень мало работ
на английском, посвященных иностранной мистической литературе, и восхваление
Лавкрафтом к таких авторов, как Мопассан, Бальзак, Эркманн-Шатриан, Эберс и другие,
было новаторством. Объемистая глава об Эдгаре По, по-моему, один из самых
проницательных кратких разборов среди написанных, несмотря на некоторую
напыщенность его стиля. Лавкрафт без особо энтузиазма отнесся к поздним викторианцам
Англии, но его длинные рассуждения о Готорне и Бирсе в главе VIII крайне познавательны.
А его высочайшим успехом, вероятно, было определить четверку "современных мастеров"
мистической прозы - Мейчена, Дансени, Блэквуда и М.Р. Джеймса; мнение, которое,
вопреки придиркам Эдмунда Уилсона и прочих, было подтверждено последующими
исследователями. Действительно, единственный "мастер", которого не хватает в этом
списке, - это сам Лавкрафт.
И даже помимо проницательных разборов отдельных авторов, помимо уверенности, с
которой Лавкрафт обращается к вопросу исторического прогресса в этой сфере - и
вспомните, что это был первый случай, когда была предпринята попытка исторического
обзора жанра (работа Скарборо была тематической)! - "Сверхъестественный ужас в
литературе" заслуженно известен благодаря своему вступлению, которое одновременно
отстаивает мистическую прозу как серьезный литературный метод и развивает идеи таких
более ранних работ, как эссе "В защиту Дагона", относительно того, из чего реально
складывается "страшное произведение". О первой задаче Лавкрафт громко заявляет в
первом же предложении: "Самое древнее и сильное из человеческих чувств - это страх, а
самый древний и самый сильный вид страха - страх неведомого", "факт", который "должен
на веки вечные утвердить подлинность и достоинство таинственного, ужасного
повествования как литературной формы"; далее он упоминает, с неожиданно едким
сарказмом, о борьбе литературы ужасов против "наивного, пресного идеализма, который
осуждает эстетический мотив и взывает к дидактической литературе, дабы "возвысить"
читателя до надлежащего уровня самодовольного оптимизма". Все это, как и в эссе "В
защиту Дагона", ведет к защите странного и ужасного, как апеллирующего
преимущественно "к умам обладающих достаточной чувствительностью" - или, как он
заявляет в конце, "это узкая, однако существенная отрасль человеческого самовыражения,
и она, как обычно, будет главным образом востребована лишь ограниченной аудиторией
читателей с особенно чуткой восприимчивостью".
В определение мистической литературы Лавкрафт внес вклад непреходящей важности. В
этом решающем пассаже из "Сверхъестественного ужасе в литературе" он пытается
провести различие между мистическим и просто ужасным: "Этот тип литературы ужаса не
следует смешивать с типом, внешне похожим, однако с психологической точки зрения
совершенно иным - с литературой, которая вызывает обыкновенный физический страх и
обыденный, земной ужас". Упоминание психологии здесь критично - оно ведет прямиком к