враждебен. Я доводилось видеть печатную продукцию турфирм - она лежит бесплатными
стопками в залах ожидания - и до сих пор их материалы о путешествиях казались мне
совершенно иными по тону, атмосфере и содержанию, нежели мои. Возможно, я мог бы
искусственно изготовить что-нибудь, удовлетворяющее их требованиям, изучи я эти
требования более полно... О сбыте, тем не менее, легче говорить, чем сделать. Некоторые
считали, что мои вещи вполне подошли бы [газете] Christian Science Monitor, у которой
своего рода пунктик на путешествиях; но на поверку оказалось, что в Monitor всегда
говорится о более экзотических и необычных местах, нежели те, что посещаю я.
Лавкрафт, вероятно, прав в своей оценке. Чтобы его рассказы о путешествиях стали более
продаваемыми, требовалось не просто устранение из текстов все архаизмов, но и
радикальная переделка и переакцентирование, а также подавление нестандартного
личного мнения. Травелоги1, как они есть, так упоительно читать именно потому, что это
произведения человека, который одновременно крайне наблюдателен - и восхитительно
непохож на других; а, учитывая характер Лавкрафта, попытка разбавить их водой, чтобы
угодить коммерческому рынку, была бы столь же тяжела и неприятна, как и сочинение
низкопробных поделок.
Одной очень необычной работой, найденной Лавкрафтом примерно тогда, была продажа
билетов в кинотеатре. Профессор из университета Брауна, Роберт Кенни (1902-1983),
утверждал, что видел, как Лавкрафт вечером шел в центр (он работал в ночную смену) и
1 Путевые дневники
сидел в кассе одного из кинотеатров, читая книгу в промежутках между выдачей билетов. Я
спрашивал об этом Гарри K. Бробста, и он подтвердил рассказ, сообщив, что Лавкрафт
признавался ему, что нашел такую работу и что поначалу она действительно ему нравилась,
но продолжалась не слишком долго. Бробст не знает, когда именно Лавкрафт занимал это
место, но полагает, что это было вначале депрессии, возможно, в 1929-30 гг.
Так или иначе, невзирая на отказы и ненадежные перспективы ревизионной работы,
Лавкрафту в феврале 1932 г. удалось написать новый рассказ, "Сны в Ведьмином доме" [ The
Dreams in the Witch House]. Его рабочее название - "Сны Уолтера Джилмена" - все объясняет.
Студент-математик из Мискатоникского Университета по имени Уолтер Джилмен, живущей
в комнате странной формы в ветхом ведьмином доме в Аркхеме, начинает видеть
необычные сны, полные совершенно неописуемыми образами, звуками и формами; в других
снах, несколько более реалистичного сорта, появляется громадная крыса с человеческими
руками - Бурый Дженкин, который некогда была демоном-фамильяром ведьмы Кеции
Мейсон, жившей в старинном ведьмином доме.
С течением времени Джилмен начинает демонстрировать на занятиях примечательное
интуитивное понимание гиперпространства или четвертого измерения. Затем его видения
принимают еще более причудливый оборот, и, судя по всему, он ходит во сне. Кеция,
кажется, уговаривает его на некое невыразимое деяние ("Он должен встретить Черного
Человека и отправиться вместе с ними к престолу Азатота в центре предельного Хаоса").
Затем в одном очень ясном сне он видит себя "полулежащим на высокой террасе с
причудливым ограждением - над бескрайними лабиринтами диковинных, невероятных
пиков, балансирующих плоскостей, куполов, минаретов, горизонтальных дисков,
нанизанных на остроконечные башенки и бесчисленных форм еще большей дикости".
Балюстрада
украшена
необычными
фигурками,
изображающими
бороздчатых,
бочкообразных созданий (то есть, Старцев из "Хребтов Безумия"); и Джилмен просыпается с
криком, когда видит этих бочкообразных созданий во плоти, приближающимися к нему. На
следующее утро бочкообразная фигурка - которую он отломил от ограды во сне -
обнаруживается в его постели.
Дело, похоже, стремительно приближается к некой чудовищной кульминации. Похищен
ребенок. Затем в сне Джилмен оказывается в некой комнате странных очертаний вместе с
Кецией, Бурым Дженкином и ребенком. Кеция собирается принести ребенка в жертву, но
Джилмен выбивает нож из ее руки, и тот с лязгом падает в некую близкую пропасть. Они с
Кецией борются, и ему удается напугать ее, показав распятие, подаренное ему другим
жильцом; когда Бурый Дженкин бросается ей на помощь, он пинком отправляет фамильяра
в пропасть, но не раньше, чем тот успевает принести ребенка в жертву. На следующую ночь
друг Джилмена Франк Элвуд становится свидетелем несказанного ужаса: он видит, как
некое крысоподобное создание буквально вгрызается в тело Джилмена, вырывая ему
сердце. Ведьмин дом с тех пор больше не сдается, а несколько лет спустя, когда его сносят,
обнаруживается гигантская груда человеческих костей, а также кости некого крупного
крысоподобного существа.
Можно безоговорочно согласиться со Стивеном Дж. Марикондой, окрестившим эту
историю "Великолепным Провалом Лавкрафта". В некотором смысле "Сны в Ведьмином
доме" являются самой космической историей из всего написанного Лавкрафтом: он
предпринял реальную - и очень дерзкую - попытку визуализировать четвертое измерение:
Все объекты - равно органического и неорганического происхождения- совершенно не
поддавались описанию или даже осмысления. Джилмен иногда сравнивал неорганические
массы с призмами, лабиринтами, нагромождениями кубов и плоскостей и с циклопическими
постройками; среди органических же объектов он с удивлением обнаруживал скопления
пузырей, осьминогов, многоножек, оживших индусских идолов и сложнейших арабесок,
охваченные своего рода змееподобным оживлением.
Размах воображения в повести почти невыносимо огромен; но все крайне запутано
неряшливым стилем и полной неразберихой с тем, что происходит. В ней Лавкрафт впадает
в банальную и напыщенную вычурность, которая почти походит на пародию на его
обычный стиль: "Все, что он видел, было неописуемо угрожающим и ужасным; ...он ощущал
неистовый, отвратительный страх". В рассказе есть бесчисленные неразрешенные моменты.
Зачем в истории внезапно появляются Старцы? С какой целью был принесен в жертву
ребенок? Как мог атеист Лавкрафт написать, что Кеция испугалась при виде распятия?
Почему Ньярлатхотеп появляется в традиционном облике Черного Человека?
В финальной схватке с Кецией, каково назначение пропасти - помимо удобного места, куда
можно было закинуть пинком Бурого Дженкина? Как Дженкин сумел выбраться из
пропасти, чтобы сожрать сердце Джилмена? Лавкрафт, похоже, не продумал ни один из этих
моментов; такое ощущение, словно, нацелясь на создание на непрерывного ряда ярких
образов, он не потрудился продумать их логически или обосновать.
"Сны в ведьмином доме" - предельная модернизация Лавкрафтом традиционного мифа (о
колдовстве) с помощью современной науки. Фриц Лейбер, который написал самое
проницательное эссе об этом рассказе, отмечает, что это "самое тщательно проработанное
произведение Лавкрафта о гиперпространственных перемещениях. Здесь (1) предоставлено
рациональное
обоснование
для
таких
перемещений;
(2)
гиперпространство
визуализировано и (3) придуман спусковой механизм для таких перемещений". Лейбер
углубленно разбирает эти моменты, отмечая, что отсутствие какого-то механического
приспособления для таких путешествий важно для рассказа, так как иначе невозможно
было бы понять, как "ведьма" из XVII века могла проворачивать такой трюк; в сущности,
Кеция просто прибегала к высшей математике, "представляя" себя в гиперпространстве.
Лавкрафт, однако, по-прежнему был настолько неуверен в качестве своей работы, что
испытывал потребность выяснить мнение своих знакомых о рассказе до того, как он куда-то
его отошлет, - поэтому он начал рассылать и оригинал, и машинописную копию своим
корреспондентам. Некоторым рассказ, похоже, понравился, но реакция Огюста Дерлета
была совсем иной. Резкость критики Дерлета можно оценить по ответу Лавкрафта: "...ваша
реакция на мои несчастные "Сны в Ведьмином доме", в общем, примерно такая, как я и
ожидал - правда, я и помыслить не мог, что несчастная чепуха действительно насколько
плоха, как вы постановили. .. Вся ситуация показывает меня, что мои творческие дни,
вероятно, миновали". Это совсем не то, что Лавкрафту надо было услышать в тот момент. В
другом письме он говорит о вердикте Дерлета чуть более конкретно: "...Дерлет не сказал,
что это непродаваемо; на самом деле, он, скорее, полагает, что это будет продано. Он сказал,
что это плохая вещь, что совершенно другое и куда более прискорбно важное дело". Иными
словами, по мнению Дерлета, этот рассказ был подобен всему тому хламу, появляющемуся
на страницах