& многие части этого [фильма] действительно весьма драматичны,
если рассматривать их независимо & без сравнения с эпизодами оригинального романа".
Но он заключает с сожалением: "Вообще говоря, кинематограф всегда опошляет & портит
литературный материал, за который берется - особенно все хоть в малой степени тонкое
или необычное". По-моему, последнее высказывание по-прежнему в немалой степени
правдиво.
Еще одним информационным средством, с которым Лавкрафт успел (единожды)
столкнуться, было телевидение. 22 октября 1933 г. он пишет Кларку Эштону Смиту:
"Вчера видел в местном универмаге любопытную демонстрацию телевидения. Мерцает
как картинки биографа в 1898" (отсылка к старой технике киносъемок,
использовавшейся с 1895 по 1913 г., в основном Д. У. Гриффитом). Телевидение в то время
еще было в младенческом состоянии. Первая публичная демонстрация произошла в 1926
г., а в 1928 г. General Electric провел трансляцию драматического представления.
Компания RCA провела испытания в 1931 г. и на следующий год начала
экспериментальные телепередачи; но из-за технических трудностей изображение
оставалось расплывчатым, что, без сомнения, вызвало комментарий Лавкрафта. Хотя в
течение десятилетия интерес к телевидению продолжал расти, первые телевизоры (для
общественного использования) появились только в 1939 г.
В это сложно поверить, но еще одна социальная проблема - место секса и сексуальной
ориентации в жизни и литературе - изредка становилась предметом обсуждения в
последнее десятилетие жизни Лавкрафта. Лавкрафт, похоже, действительно был в числе
самых асексуальных представителей человечества, и я не думаю, что это была просто
видимость: его добрачное письмо к Соне (изданное как "Лавкрафт о любви"),
определенно, вызовет сейчас только смешки и, вероятно, показалось бы чересчур
аскетичным даже в его дни; но есть все причины полагать, что сам Лавкрафт соблюдал
собственные заповеди - до такой степени, что это явно стало одной (но вряд ли только
одной) из причин отказа его жены продолжать состоять с ним в браке.
Мы также видели, что Лавкрафт тотчас выказал предубеждение против
гомосексуалистов, когда встретился с одним в Кливленде в 1922 г. К 1927 г. его взгляды
немного изменились; обсуждая с Дерлетом Оскара Уайлда (который, давайте-ка
вспомним, был явным вдохновителем декадентской эстетики Лавкрафта), он выдает этот
замечательный пассаж:
Однако какчеловек Уайлд не допускает абсолютно никакой защиты. Его характер,
несмотря на утонченность манер, которые наложили на него внешний отпечаток
декоративной учтивости и благопристойности, был настолько насквозь гнил и
презреннен, насколько человеческий характер может быть таковым... Он был до такой
степени лишен той разновидности вкуса, что мы зовем нравственным чувством, что его
проступки включали не только явные и вопиющие преступления, но всю и ту мелкую
непорядочность, изменчивость, малодушие и показную бесчестность и трусость, которые
отмечают обычного "хама" или "невежу", а заодно и подлинного "негодяя". Какая ирония в
том, что именно он - тот, кто на время унаследовал титул Принца Денди, - никогда не
был в истинном смысле тем, кого хотелось бы назвать джентльменом .
Шестью годами позже Лавкрафт провозглашает: "Что касается случая гомосексуализма,
первейшее и самое существенное возражение против него - то, что он естественно
(физически и ненамеренно - а не просто "морально" или эстетически) противен
преобладащей массе человечества..." Как Лавкрафт пришел к этому выводу - загадка. Не
стоит порицать его за отсутствие терпимости к гомосексуализму, которая все еще
довольна редка и в наши дни. Проблема в том, что многие из друзей самого Лавкрафта
были геями, хотя либо он не знал об этом факте (как в случае Сэмюэля Лавмена), либо их
гомосексуализм не был полностью очевиден (как в случае Р.Х. Барлоу). Лавкрафт ни
словом не упоминает гомосексуальности Харта Крейна (в тех редких случаях, когда он
встречался с ним); но опять же, возможно, Крейн не демонстрировал откровенно свою
ориентацию в присутствии Лавкрафта. Он, возможно, проявлял ее завуалированно, но
Лавкрафт, вероятно, настолько не осведомлен о подобных вещах, что, наверное, не мог
распознать, что к чему.
Тем не менее, мы находим Лавкрафта последнего десятилетия куда более терпимым к
вопросу о роли секса в литературе. Конечно, во всем его творчестве практически нет даже
намеков на секс; гетеросексуальный секс выглядит сомнительным из-за почти полного
отсутствия женских персонажей, а гомосексуальный секс между мужчинами невообразим,
учитывая мнение Лавкрафта о нем. Это делает комментарий Лавкрафта 1931 г. - "Я не
вижу никакой разницы в том, что я писал до брака, & том, что я написал за несколько лет
брачного периода" - практически ненужным. Надо очень старательно смотреть, чтобы
найти хоть намек на секс в его произведениях: возможно, единственная, хоть сколь-
нибудь явная отсылка - неописанные "оргиастические вольности" поклонников Ктулху
из Луизианы ("Зов Ктулху"), тогда как упоминания в "Ужасе Данвича" (связь Лавинии
Уотли с Йог-Сототом) и "Тени над Иннсмутом" (связи жителей Иннсмута с
рыболягушками) столь окольны, что проходят практически незамеченными. Ни слова не
сказано о половых отношениях Эдварда и Азенат Дерби из "Твари на пороге", поскольку
они иррелевантны для повествования; но ничего не сказано даже о потенциальных
аномалиях, связанных со сменой пола. Эфраим Уэйт вселяется в тело своей дочери
Азенат: что он чувствовал, став женщиной и выйдя замуж за Дерби? Если, как намекает
рассказ, Лавкрафт считал разум или индивидуальность (а не тело) главным в индивиде,
не был ли этот брак гомосексуальным? Что чувствовал Дерби, когда его разум очутился в
гниющем теле жены? Если сейчас кто-то соберется писать историю на таком материале,
маловероятно, что ему удастся избежать подобных объяснений.
Но, как я сказал, Лавкрафт немного расслабился - по крайней мере, когда речь шла о
работах других авторов. С одной стороны, он ощущал потребность продолжать бороться
против цензуры (как он делал в "Вездесущем обывателе" [1924]) - проблемы, которая
выходила на первый план по мере того, как 1920-е гг. - время сексуального пробуждения,
раскрепощения и, возможно, разложения и в жизни и в литературе - шли вперед. Его
главным оппонентом предсказуемо стал несгибаемый теист Морис У. Mo.
Лавкрафт обращался к проблеме "той странной нанависти, питаемой особами за сорок..
по поводу свободного представления эротического материала в искусстве и литературе"
(он написал это за семь до своего сорокового дня рождения), очерчивая семь разных
типов или методов проявления эротики в искусстве:
1. Отстраненные и серьезные описания эротических сцен, отношений и их и последствий
в реальной жизни.
2. Поэтические - и иные эстетические - воспевания эротических переживаний.
3. Сатирический взгляд на эротические реалии, замаскированный внешне неэротической
видимостью.
4. Ненатуральные описания или символы, предназначенные для стимуляции эротических
чувств, но лишенные соразмерности и связи с жизнью и искусством.
5. Телесная нагота в живописном или портняжном воплощении.
6. Эротическая тематика, разрабатываемая с помощью остроумия и юмора.
7. Свободное обсуждение философских и научных проблем, связанных с полом.
Он иллюстрирует семь этих методов следующими примерами:
(1) Теодор Драйзер, Эрнест Хемингуэй, Джеймс Джойс;
(2) Катулл, Уолт Уитмен;
(3) Джеймс Брэнч Кейбелл, Вольтер, Генри Филдинг;
(4) Пьер Луи, маркиз де Сад;
(5) Джорджоне, Пракситель и современные дизайнеры купальных костюмов;
(6) драматурги времен Реставрации;
(7) Хэйвлок Эллис, Огюст Форель, Рихард фон Крафт-Эбинг, Фрейд.
Из них, по его словам, номера 1, 2, 3 и 7 вообще не тема для дискуссии - в этих случаях не
возникает вопроса о цензуре, и любое ее применение является варварским и
нецивилизованным; 5 не стоит обсуждения, поскольку, собственно говоря, это вообще не
эротический феномен ("Никто кроме смехотворного невежды или извращенного
викторианца не видит ничего эротического в здоровом человеческом теле. Только
глупцы, шутники или извращенцы испытывают нужду надеть халат на Дискобола или
повязать передник вокруг Венеры Медичи!" - слово "извращенцы" использовано здесь
крайне изящно); пункт 6 действительно спорный, но даже здесь Лавкрафт почти не видит
необходимости в реальной цензуре. Пункт 4 - единственный, где они с Мо сходятся; но
Лавкрафт находчиво пользуется моментом, чтобы изложить собственные моральные и
эстетические foci: "Эти вещи - подобно Гарольду Беллу Райту и Эдди Гесту в своих
областях - чушь и ахинея, эмоциональные упрощения и фальшивки". Лавкрафт, тем не