менее, говорит, что не стал бы подвергать цензуре "Венеру в мехах" Захера-Мазоха,
получи он его в подарок, но переписал бы текст и продал за небольшое состояние!
Я не хочу здесь много говорить о поздней метафизике и этике Лавкрафта, ибо они,
кажется, не подверглись существенным изменениям с конца 1920-х гг. Один момент,
возможно, подчеркнуть - замечательное, хотя и сложное, единство почти всех аспектов
его мысли. Лавкрафт явно разработал всеобъемлющую философскую систему, каждая
часть которой логически (или, по крайней мере, психологически) следовала из другой.
Начав с метафизики, Лавкрафт предался космицизму в самой широкой его форме: даже
если вселенная теоретически не бесконечна в пространстве и времени (идея Эйнштейна
об искривлении пространства не прошла незамеченной), она все равно настолько
необъятна, что человечество по сравнению с космосом выглядит совершенно
незначительным. Наука также устанавливает крайнее неправдоподобие бессмертия
"души" (чем бы та ни была), существования Бога и почти всех прочих догматов,
отстаиваемых религиями мира. Этически из этого следует, что человеческие и расовые
ценности относительны, но (и я уже указывал на ошибочность и противоречивость этого
аргумента) для человеческих существ есть один якорь есть стабильности в этом
космическом потоке - культурные традиции, в которых он выращен. Эстетически
дихотомия космицизм/традиционализм предполагает консерватизм в искусстве (отказ
от модернизма, функционализма и т.д.) и, в сфере мистики, намеки на одновременно
ужасающие и будоражащие воображение бездны пространства и времени. Многие из
других пристрастий Лавкрафта - антикваризм, джентльменское поведение, даже,
возможно, расизм (как аспект культурного традиционализма) - можно увязать друг с
другом в рамках этого комплекса убеждений.
Временами Лавкрафт говорил о своих убеждениях, желаниях и причинах жить с более
личной интонацией - по-прежнему в философском духе, но без надежды убедить кого-то
принять его взгляды. Одно очень горькое откровение было сделано Огюсту Дерлету в
1930 г.:
Я абсолютно уверен, что никогда не смогу адекватно объяснить другому человеческому
существу точные причины, почему я продолжаю воздерживаться от самоубийства - то
есть, причины, которые все еще делают мое существование достаточно сносным, чтобы
искупать его преимущественно тягостное качество. Эти причины сильно связаны с
архитектурой и ландшафтами, освещением и атмосферными эффектами и принимают
форму смутного чувства безрассудного ожидания вкупе с неуловимым ощущением
вспоминания - чувства, что определенные зрительные образы, особенно те, что связаны с
закатами, лежат на подступах к сферам или условиям, исполненным неких неясных
восторгов и свобод, которые были знакомы мне в прошлом и которые я, возможно, узнаю
снова в будущем. Что именно есть те восторги и свободы - или даже что они отдаленно
напоминают, - я не мог бы конкретно описать даже под страхом смерти; разве что они,
похоже, связаны с неким бесплотным качеством, с безграничной протяженностью и
изменчивостью и повышенным восприятием, которое сделает все формы и сочетания
прекрасного одновременно очевидными и выполнимыми для меня. Хотя я мог бы добавить,
что они неизменно подразумевают полное устранение законов времени, пространства,
материи и энергии - или, скорее, индивидуальную независимость от этих законов с моей
стороны, - благодаря чему я смогу проплывать сквозь различные вселенные
пространства-времени, словно незримый туман... не тревожа ни одну из них, но все же
превосходя их и локальные формы организации материи...Словом, все это звучит до
безумия глупо для кого-то еще - и вполне заслуженно. Нет причины, почему это не должно
звучать до безумия глупо для всех, кому не повезло обрести точно такой же набор
предпочтений, впечатлений и фоновых образов, который по чисто случайному стечению
обстоятельств моя собственная отдельная жизнь сподобилась вручить мне.
Насколько я восхищаюсь логиком в Лавкрафте - яростным противником религиозного
обскурантизма, рационалистом и материалистом, который принял Эйнштейна и сохранил
пожизненную веру в валидность научных доказательств, - настолько я считаю, что
откровения вроде этого, личные и даже по-своему мистичные, подводят нас ближе к
тому, чем вообще был Лавкрафт; ибо это совершенно честное и искреннее раскрытие его
внутреннейжизни, и - хотя в нем нет ничего, что противоречило бы остальной его
метафизике и этике - оно гуманизирует Лавкрафта и показывает, что за холодным
рационализмом интеллекта скрывался человек, чьи эмоции остро откликались на многие
из пестрых феноменов бытия. Люди могли не волновать его - он мог никого по-
настоящему не любить, кроме самых близких членов семьи - но он глубоко и интенсивно
переживал многое из того, что большинство из нас легко пропустило бы мимо.
К первому предложению этого откровения - отражение его неизменного согласия с
верой Шопенгауэра в фундаментальную никудышность бытия - можно обратиться при
рассмотрении другого ряда утверждений (порождающего некоторую полемику): его
писем к Хелен Сьюлли.
Л. Спрэг де Кэмп интерпретировал их, как выдающие глубочайшую депрессию,
одолевавшую Лавкрафта в последние годы жизни; и, вырванные из контекста - или,
возможно,
понимаемые
буквально
-
они
действительно
могут
быть
так
интерпретированы. Рассмотрим следующее утверждение:
На самом деле, есть немного полных катастроф & тотальных неудачников, которые
удручают & бесят меня больше, чем почтенный Эйч-Пи-Эл. Я мало знаю людей, чьи
достижения еще более последовательно не оправдывают их ожиданий, или у которых еще
меньше того, ради чего стоит жить. Любая способность, которую я хотел бы иметь, у
меня отсутствует. Все, чем я дорожу, я либо утратил, либо, вероятно, утрачу. В
ближайшее десятилетие, если я не смогу найти какую-нибудь работу за, по меньшей мере,
10.00 $ в неделю, мне придется последовать маршрутом цианида из-за невозможности
окружать себя книгами, картинами, мебелью & иными знакомыми объектами, которые
составляют единственную оставшуюся у меня причину сохранять себе жизнь... Причина,
почему последние несколько лет я был более "меланхоличен", чем обычно, - в том, что я
начал все больше & больше сомневаться в ценности материала, что я произвожу.
Неблагоприятная критика в последнее время значительно подорвала мою уверенность в
своих литературных силах. Ничего не попишешь. Решительно, Дедушка не один из тех
лучезарных старых джентльменов, распространяют отличное настроение везде, куда бы
они не пошли!
Звучит, определенно, весьма скверно, но - хотя, возможно, здесь нет подлинной фальши
- рассмотрение контекста и некоторых опущенных мною моментов, наверное, поможет
нам создать иное представление.
При чтении всего корпуса писем Лавкрафта к Салли (у нас нет ее стороны переписки)
легко становится ясно, что Салли была нервной, сверхчувствительной женщиной,
которая пережила ряд разочарований (в том числе неудачные любовные интрижки) и
искала у Лавкрафта поддержки и ободрения. Лавкрафт часто упоминает ее "недавние
мрачные размышления" и "чувство подавленности" и - в том самом письме, из которого
вырвана вышеприведенная цитата - даже приводит некоторые фразы из письма Салли,
где она описывает себя, как чувствующую себя "безнадежной, бесполезной,
некомпетентной и в целом жалкой", а Лавкрафта - как "дивно уравновешенного,
довольного человека". Тактика Лавкрафта - который могла и не быть успешной - была
двухсторонней: во-первых, намекать, что "счастье" как таковое - сравнительно редко
достижимая человеческими существами цель; а во-вторых, намекать, что он находится в
куда худшем положении, нежели она, так что если он может как-то довольствоваться
жизнью, то настолько легче ей.
Что касается первого пункта:
Конечно, реальное счастье - лишь редкое & преходящее явление; но когда мы перестаем
надеяться на эту нелепую крайность, мы обычно находим в своем распоряжении весьма
сносный запас умеренной удовлетворенности. Правда, люди & важные вехи исчезают, &
всяк стареет & лишается более манящих возможностей & жизненных надежд; но вопреки
всему этому остается тот факт, что мир вмещает почти неисчерпаемый запас
объективной красоты & неистощимый потенциального интереса &драмы...
Далее Лавкрафт говорит, что лучший способ обрести эту умеренную удовлетворенность