извивающиеся акманы = Форрест Дж Аккерман); я подозреваю, что шуточки
принадлежали Лавкрафту, так как они крайне похожи на каламбурные прозвища,
которыми пестрит "Битва, что завершила столетие". Повествование, однако, превращается
в conte cruel, когда злополучный герой оказывается пойман в ловушку в невидимом
лабиринте, выход из которого он никак не может найти, и, постепенно деградируя
умственно и физически, описывает свое состояние и безуспешные попытки выбраться в
дневнике.
Возможно, самый существенный недостаток рассказа - банальный выбор Венеры в
качестве места действия. Но нужно отметить, что образ человека, без особого труда (хотя с
кислородной маской и в защитном костюме) разгуливающего по поверхности Венеры, не
выглядел в те дни нелепым. Насчет условий на поверхности этой планеты строилось
множество предположений - некоторые астрономы полагали, что она влажная и
болотистая, как Земля в палеозойскую эру; другие считали, что это бесплодная пустыня,
терзаемая пыльными бурями; третьи думали, что планета покрыта громадными океанами
карбонизированный воды или даже горячей нефти. И только в 1956 г. радиоволны
показали, что температура поверхности не ниже 570* F, а в 1968 г. радиолокационные и
радиоастрономические
наблюдения подтвердили, что температура поверхности
составляет 900* F (482* С), а атмосферное давление у поверхности Венере, по меньшей
мере, в девяносто раз выше, чем на Земле.
Рукопись Лавкрафта была, по-видимому, перепечатана Стерлингом, так как
сохранившаяся машинописная копия сделана на чужой печатной машинке. Авторская
строка (наверняка, по настоянию Лавкрафта) гласит "Кеннет Стерлинг и Г.Ф. Лавкрафт".
Рассказ был отправлен в "Astounding Stories", "Blue Book", "Argosy", "Wonder Stories" и, возможно, в "Amazing Stories" (на листе, предваряющем сам машинописный текст, все
названия, кроме последнего, перечеркнуты). Наконец, он был издан в "Weird Tales" в
октябре 1939 г.
Спустя меньше месяца после своего приступа "гриппа" Лавкрафт сообщает своим
корреспондентам, что его тетя Энни серьезно больна - настолько, что потребовалась
госпитализация (с 17 марта), а затем двухнедельное пребывание в частном санатории для
выздоравливающих некого Рассела Гоффа (7-21 апреля). То был один из сравнительно
немногих случаев, когда Лавкрафт пошел на обман, но в данных обстоятельствах обман
был полностью оправдан. В действительности, Энни Гемвелл страдала от рака молочной
железы, и в больнице ей сделали мастэктомию. Это явно не та тема, которую кто-то вроде
Лавкрафта захотел бы открыто обсуждать даже с близкими друзьями.
В результате график Лавкрафта оказался полностью сорван. Даже до того, как Энни
попала в больницу, ее болезнь (которая к 17 февраля приобрела серьезный характер)
привела к тому, что у Лавкрафта совершенно не было "времени быть кем-то, кроме как
комбинацией сиделки, лакея & мальчика на побегушках"; затем, после помещения в
больницу, дела пошли еще хуже. Но он замечает любезно: "Но моей тетушке приходилось
чертовски хуже, чем мне!" Далее он горестно констатирует: "Мои собственные планы
полностью пошли к чертям, & я почти на грани нервного срыва. Мне так трудно
сосредоточиться, что меня требуется примерно час, чтобы сделать то, что я обычно делаю
за пять минут, - & мое зрение ведет себя дьявольски". Погода не улучшала ситуацию - до
самого июля было аномально холодно.
Болезнь и пребывание Энни в больнице выявили печальное состояние семейных
финансов. В этом можно наглядно убедиться, читая один из печальнейших документов,
когда-либо написанных Лавкрафтом, - дневник, который он вел в отсутствии Энни и
который он приносил ей раз в несколько дней, чтобы отчитаться о своих действиях. Среди
постоянных упоминаний "возни с перепиской" (своею и Энни) и периодических попыток
заниматься литературными обработками мы находим неприкрашенный рассказ о
рискованном состоянии семейных финансов (еще сильнее ухудшенном больничными
расходами, наймом сиделки и о суровой экономии - особенно в пище, - которую Лавкрафт
был вынужден практиковать.
20 марта мы узнаем, что Лавкрафт вернулся к дурной привычке времен Клинтон-стрит -
к питанию холодными консервами, - ибо он специально упоминает "эксперимент с
нагреванием" банки чили кон карне. Дальше - хуже. 22 марта "роскошная трапеза" состояла
из нескольких вареных яиц и половины банки тушеных бобов. 24 марта Лавкрафт
вынужден использовать консервированные продукты, которые пролежали, как минимум,
три года с тех пор, как их привезли с Барнз-стрит. Среди них были Zocates (род
консервированного картофеля), Protose (неизвестный мне продукт) [вегетарианское
блюдо, заменитель мяса, из арахисового масла, кукурузного крахмала, овощей и т.д. - прим.
переводчика] и даже какой-то консервированный серый хлеб. 26-го он делает
картофельный салат с zocates, старым майонезом и солью; найдя его "слегка безвкусным",
добавляет он немного кетчупа - "который дал абсолютно прекрасную & очень аппетитную
смесь". С 29 марта он начинает понемногу использовать старый кофе марки Chase &
Sanborn, у которого заканчивался срок годности, хотя лично предпочел бы марку Postum.
30 марта обед состоял из холодных хот-догов, бисквитов и майонеза.
10 апреля Лавкрафт на пробу вскрыл жестянку какао Rich's Cocoa, пролежавшую десять
лет, и обнаружил, что оно "приобрело землистый вкус": "Однако я так или иначе его
израсходую". Он был верен своему слову: следующие три дня он смешивал его со
сгущенным молоком и решительно выпивал. Позже он нашел на верхней полке кухонного
шкафа жестянку Hershey's Cocoa, почти полную емкость с солью, привезенную с Барнз-
стрит, и банку нарезанной кубиками моркови Hatchet и установил, что их можно
использовать, а также начал есть консервированный хлеб, который выглядел приемлемо.
О последствиях всей этой экономии и поедания старых и, вероятно, испорченных
продуктов можно только догадываться. Ничего удивительного, что 4 апреля Лавкрафт
признавался, что к середине дня почувствовал себя настолько усталым, что ему пришлось
прилечь отдыхать вместо того, чтобы пойти на улицу, а 13 апреля, подремав, он
обнаруживает, что "слишком слаб & сонлив, чтобы что-то делать". Разумеется, следует
подчеркнуть, что его питание в тот период не отражает его обычных пищевых привычек,
хотя и они были достаточно аскетическими. Чуть позже я расскажу о них.
Как я уже упоминал, одной из обязанностей Лавкрафта во время болезни Энни было
ведение ее корреспонденции. В Провиденсе у нее было множество друзей, с которыми она
общалась лично или через переписку; когда они узнали, что она в больнице, они прислали
множество открыток с соболезнованиями. Лавкрафт счел себя обязанным ответить на
каждую открытку, благодаря за беспокойство и сообщая новости о состоянии Энни.
Одним из адресатов, с которым в результате возникла довольно затейливая переписка -
или который, как минимум, вдохновил Лавкрафта на серию совершенно очаровательных
писем, - была Мэрион Ф. Боннер, которая проживала в Арсдейле, в доме 55 на Уотермэн-
стрит. Боннер, кажется, знала Энни, по крайней мере, со времен переезда в дом 66 на
Колледж-стрит (это было совсем недалеко от ее жилья); в своих воспоминаниях она
заявляет, что часто бывала в их доме. Но если Лавкрафт и посылал ей какие-то письма до
болезни Энни, они не сохранились.
В ходе этой переписки Лавкрафт выказывал свою нежную любовь к кошкам, заполняя
поля своих писем очаровательными рисунками кошек, играющих друг с другом и с
клубками и занятых прочими действиями, столь тепло и сердечно описанными в его
старом эссе "Кошки и собаки". Боннер, говоря о Братстве Каппа-Альфа-Тау, пишет: "Всякий
раз, как я говорила ему о какой-нибудь кошке из нижнего Провиденса, предлагая
кандидата в вышеупомянутое братство, он почти всегда ее знал. Возможно, за эти мои
старания мне было даровано почетное членство в "Братстве", "с поздравительным
мурлыканьем"".
Тем временем, Р.Х. Барлоу осаждал Лавкрафта, забрасывая его издательскими проектами.
Одним из них, в котором Лавкрафт непосредственно не участвовал, но которому выражал
всяческую поддержку, был собственный журнал Барлоу в НАЛП, "Стрекоза" (The Dragon-
Fly). Два очень солидных выпуска, увидевших свет, датированы 15 октября 1935 г. и 15 мая
1936 г. В них нет вещей Лавкрафта; в ответ на просьбу Барлоу Лавкрафт несколько
нерешительно предложил ему "Скитальца тьмы", справедливо полагая, что Барлоу сочтет
его слишком длинным.
Более важной для Лавкрафта идея Барлоу издать целиком "Грибы с Юггота" . Когда стало
ясно, что Уильям Фредерик Энгер и Луис С. Смит не спешат заняться своим
мимеографическим изданием, Лавкрафт попросил Смита переслать одолженный ему