оказывается человеком, потерявшимся в пещере много лет назад.
История прекрасно написана и полна напряжения, хотя мало кто не сумеет угадать
финал до того, как в нем патетически провозгласят: "Тварь, что я убил, странный зверь
в глубокой пещере был - или был когда-то - ЧЕЛОВЕКОМ!!!" Любопытнее всего в этом
рассказе детализированное внимание протагониста-рассказчика к состоянию своего
ума (повествование ведется от первого лица), по мере того, как он сталкивается с
аномальными феноменами. В начале он - подобно Лавкрафту - утверждает, что вопреки
своему тяжелому положению и благодаря тому, что был "приобщен... к касте
философов", он "получал немалое удовлетворение от бесстрастности своего
поведения". И все же эта внешняя флегматичность тает по мере того, как темнота
пещеры и близость неведомого существа начинает угнетать его: "Мое расстроенное
воображение, как по волшебству, вызывало кошмарные омерзительные фигуры из
окружающей меня зловещей тьмы, которая, казалось, физически давила на мое тело".
Позднее он признается, что "беспочвенный, суеверный страх проник в мой разум".
Подобно большинству протагонистов Лавкрафта, внешний рационализм рассказчика
терпит крах перед ликом неведомого.
Вопреки тому, что сам Лавкрафт позднее отвергал этот рассказ, как "невыразимо
напыщенный и джонсоновский", "Зверь в пещере" превосходен для 14-летнего
подростка, подлинный квантовый скачок от топорного "Таинственного корабля".
Лавкрафт прав, заявляя, что "впервые написал рассказ, стоящий прочтения". Я не знаю,
представлено ли в нем какое-либо существенное литературное влияние. Возможно, его
можно рассматривать как своего рода зеркального двойника "Убийства на улице Морг"
Эдгара По: в рассказе По то, что принимают за действия человека, оказывается работой
обезьяны, здесь же тот, кого изначально принимают за обезьяну, оказывается
человеком. Я не стану тратить время на этот вопрос, хочу лишь заметить, что и этот
рассказ не о сверхъестественном. Его стиль действительно преувеличено старомоден,
особенно учитывая, что действие, видимо, происходит в современности, и несколько
перегружен деталями: "Никогда больше не увидеть мне благословленного света дня и
не узреть милые холмы и долы прекрасного мира, оставшегося снаружи, - мое сознание
более не питало и тени надежды". "Зверь в пещере", однако, первый рассказ Лавкрафта,
в котором различимо отчетливое сходство с его зрелыми работами; он нашел-таки
свой стиль и отныне будет лишь его совершенствовать.
"Алхимик" (The Alchemist) (1908) еще более отточен в в стиле и технике. Антуан,
последний из графов де С., повествует нам о своей жизни и родословной. Этот древний
аристократический род обитал во Франции в величественном замке, окруженном
густым лесом; но смертельное проклятие обременяет над ним. Антуан узнает о его
причине, когда в должном возрасте читает рукопись, передаваемую в его роду из
поколения в поколение. В XIII веке некий Мишель ("чаще именуемый Mauvais, Злой, за
свою зловещую славу") обитал неподалеку вместе с сыном Шарлем по прозвищу Le
Sorcier, Колдун. Эти двое практиковали черную магию и по слухам искали эликсир
жизни. Им приписывали многочисленные исчезновения детей. Когда исчезает
Годфрей, юный сын графа Анри, в гневе убивает Мишеля; затем Годфрея находится, а
Шарль, узнав о случившемся, произносит проклятие:
Да не достигнет ни один отпрыск кровавого рода
Возраста более твоего.
После чего выплескивает в лицо Анри некую склянку, и тот умирает на месте. С того
времени никто в этом роду не пересекает рубеж 32-летнего возраста, в котором погиб
Анри. Проклятие действует сотни лет, и Антуану не остается ничего иного, как
полагать, что и его ждет подобная участь. Бродя в одиночестве по своему запустелому
замку, он обнаруживает потайное подземелье, где видит жутковатого человека, "в
длинном темном средневековом платье и старинном головном уборе". Этот человек
рассказывает, что именно Шарль-Колдун убил Анри, а затем и Годфрея, когда тот
достиг возраста Анри; Антуан недоумевает, как проклятие же могло продолжаться и
позднее, "когда по законам Природы Шарль-Колдун давно должен был умереть". Когда
человек набрасывается на Антуана, тот швыряет в него факелом, и платье незнакомца
охватывает огонь. Но прежде чем испустить последний вздох, он открывает правду:
"Глупец", - пронзительно прокричал тот, - "неужели ты не понял, в чем мой
секрет? Жалкий умишко, не способный распознаешь, по чьей воле шесть веков
твой род не мог избавиться от страшного проклятья! Разве не поведал я тебе
о великом эликсире вечной жизни? Тебе ли не знать, что тайна Алхимии
открыта! Я скажу тебе - это я! Я! что прожил шестьсот лет, дабы нести
свою месть, ИБО Я - ШАРЛЬ-КОЛДУН!
И этот финал не станет сюрпризом для мало-мальски внимательного читателя,
поскольку Лавкрафт вновь слишком забегал вперед. Что, однако, примечательно в
"Алхимике" - это его атмосфера. Если убийство чернокнижника Мишеля произошло в
XIII веке, а Шарль-Колдун прожил шестьсот лет, тогда действие рассказа должно
происходить в XIX веке; и в этом рассказе Лавкрафт одерживает небольшой триумф в
воссоздании убедительной ауры средневековой древности. Рассказчик даже замечает,
что "при моем уединении современная наука никак не затронула меня, и я трудился
словно в Средних Веках".
Как и в "Звере в пещере", подлинное сердце истории составляют эмоции рассказчика.
Этот рассказ сильнее, чем его предшественник, выдает влияние По навязчивым
вниманием протагониста к своему психологическому состоянию; многие его детали
действительно напоминают нам о замечании Лавкрафта, что и он сам "ощущал родство
с мрачными героями По с их разбитыми судьбами". Антуан - из древнего и
благородного рода; но "бедность, немногим отличная от нужды, совокупно с
гордостью, что позволяла осквернить свое имя занятием коммерцией, не позволили
наследникам рода поддерживать свои владения в их первозданном великолепии". В
результате Антуан - единственный ребенок - провел свои годы в одиночестве,
"погрузившись в старинные фолианты, что заполняли сумрачную библиотеку нашего
шато, и бесцельно, бестолково бродя в вечном полумраке призрачного леса"; его не
подпускали к "крестьянской детворе", что обитала неподалеку. Легко заметить в этом
умышленно искаженное, но все еще различимое описание собственного детства и
воспитания Лавкрафта.
И, наконец, "Алхимик" стал первым дошедшим до нас произведением Лавкрафта о
сверхъестественном. Но даже здесь сверхъестественное проявляется в довольно
непредвиденном направлении. Нас всячески убеждают, что сверхъестественный
элемент рассказа - проклятие, заставляющее умирать в возрасте 32 лет; однако на
поверку эти смерти оказываются просто убийствами. Сам убийца, Шарль-Колдун,
является сверхъестественным компонентом, - это он неестественно продлил свою
жизнь чародейством и "волей", чтобы отомстить за смерть своего отца. Финал рассказа
показывает, что Лавкрафт по-прежнему чрезмерно склонен к наигранности; и
действительно, он находил это одним из тяжелейших недостатков и всю свою карьеру
его исправлял.
Последняя страница рукописи "Зверя в пещере" имеет следующее примечание:
Страшные истории
I. Зверь в пещере
Г.Ф. Лавкрафт
(Период - Современность)
Интересно отметить, что Лавкрафт уже тогда подумывал о сборнике своих работ; но
мы не знаем, какие еще работы (если они были) в него бы вошли. Оригинальная
рукопись "Алхимика" не сохранилась, так что мы не знаем, был ли он частью сборника.
Такое вполне возможно, ведь, если "Зверь в пещере" - история из "Современности",
тогда "Алхимик" мог быть частью предполагаемого подраздела "старинных" историй,
пусть даже, как уже упоминалось, его действие происходит преимущественно в XIX
веке.
У нас есть лишь намеки на то, что Лавкрафт написал за следующие три года, - он
заявлял что в 1908 г. уничтожил все, написанное за последние пять лет, кроме трех
рассказов. Позднее Лавкрафт обнаружит общую тетрадь, несущую название одной из
утраченных историй, датируемых 1905 г.: "Ушел - но куда?" Как он насмешливо
замечает: "Клянусь, это был пришелец из ада! Название выражало участь самого
рассказа". Было и нечто под названием "Картина" (1907); в своей записной книжке он
описывает ее, как об "изображении наивысшего ужаса". Вот что он пишет об этом
рассказе:
У меня человек в парижской мансарде рисует загадочный холст,
воплощающий квинтэссенцию всех ужасов. Однажды утром его находят за
мольбертом разорванным & растерзанным. Картина уничтожена, словно в
титанической борьбе - лишь в одном углу рамы сохраняется кусок холста...&
на нем коронер к своему ужасу обнаруживает нарисованную тех когтей, что