повествует о гибели всей земной жизни в пламени кометы. Тем не менее, как указывает
Ланс Арни, это первый рассказ Лавкрафта, описывающий не только незначительность,
но и гибель человечества; и тот факт, что человечество исчезло почти без следа, так же
сильно передает его незначительность, как, возможно, лучшие из рассказов Лавкрафта.
Рассказ "Перевоплощение Хуана Ромеро" ("Исчезновение Хуана Ромеро"; "The Transition
of Juan Romero"), в рукописи датированный 16 сентября 1919 г., при жизни Лавкрафта так
и не был напечатан.
Это история о странном инциденте, произошедшем в 1894 г. на шахте Нортона (видимо,
где-то на юго-западе США, хотя Лавкрафт не уточняет ее местонахождение). Рассказчик -
англичанин, который провел много лет в Индии; из-за неназванных "неприятностей" он
эмигрирует из родных краев, чтобы стать простым рабочим в Америке. В шахте Нортона
он сводит знакомство с мексиканским пеоном по имени Хуан Ромеро, которого буквально
завораживает индийское кольцо рассказчика. Однажды при взрыве динамита в шахте
вскрывается громадная, необъятная пещера. Той же ночью собирается буря, и за ревом
ветра и дождя перепуганный Ромеро различает иной звук: "el ritmo de la tierra - ЭТО
БИЕНИЕ ТАМ, ПОД ЗЕМЛЕЙ!" Рассказчик тоже слышит его - некое мощное ритмичное
буханье в разверзшейся пропасти. Словно обреченные, они спускаются вниз в пещеру;
затем Ромеро бросается вперед - и с ужасным криком падает в другую пропасть.
Рассказчик осторожно заглядывает через ее край, видит нечто - "Но, боже! я не смею
сказать вам, что я увидел!" - и бросается обратно в лагерь. Наутро их с Ромеро находят на
их койках, но Ромеро мертв. Другие горняки клянутся, что они оба не покидали той ночью
барака. Позднее рассказчик обнаруживает, что его индийское кольцо исчезло.
Из этого могла получиться интересная история, но исполнение вышло сбивчивым и
неудовлетворительным. Позже Лавкрафт заявлял, что его поздние работы испорчены
переизбытком объяснений; однако "Перевоплощение Хуана Ромеро", подобно "Зеленому
лугу", страдает чрезмерной неопределенностью. Решительный отказ рассказчика
поведать нам, что же он увидел в пропасти, наводит на мысль, что Лавкрафт сам не знал,
что бы написать. В одном письме он дает Дуэйну У. Римелю следующий совет
относительно сочинения рассказов: "Своего рода общее представление у вас самого
(необязательно целиком открываемое читателю) о том, что именно происходить &
почему все происходит именно так, придаст [рассказу] дополнительную убедительность,
чего стоит добиваться". В "Перевоплощении Хуана Ромеро" Лавкрафту явно не удалось
последовать этой рекомендации.
Лавкрафт сознавал, что "Перевоплощение Хуана Ромеро" неудачно, и отказывался его
публиковать - даже в самиздате. Он довольно рано открестился от этого рассказа - тот не
упоминается в большинстве списков рассказов Лавкрафта. Кажется, Лавкрафт даже
никому его не показывал до самого 1932 г., когда Р. Х. Барлоу выманил у него рукопись,
чтобы ее перепечатать. Впервые рассказ был опубликован в сборнике "Маргиналии"
(1944).
Стивен Дж. Мариконда указывает, что в первых пяти сохранившихся рассказах "зрелого"
периода Лавкрафта - "Склеп", "Дагон", "Полярис", "Зеленый луг" и "По ту сторону сна" -
автор экспериментирует с интонацией, настроением и антуражем. Если добавить
"Память" и "Исчезновение Хуана Ромеро" (которые отличаются как от других рассказов,
так и друг от друга), мы получим еще большее разнообразие. Если приплюсовать два
комических рассказа, "Воспоминания о д-ре Сэмюэле Джонсоне" и "Полоумного Старика"
["Old Bugs"] (юмористический рассказ о сухом законе), то первые девять рассказов
совершеннолетнего Лавкрафта, написанные за двухлетний период, отличаются
максимальным разнообразием. Он явно испытывал свои литературные силы, выясняя,
работы какого типа он хочет писать и какими методами лучше добиться желаемого
эффекта. Фантастические работы поровну делятся между сверхъестественным
реализмом ("Склеп", "Дагон", "Исчезновение Хуана Ромеро") и фэнтези ("Полярис",
"Зеленый луг", "Память"), а "По ту сторону сна" кладет начало экспериментам Лавкрафта
в прото-научной фантастике. Их общие моменты - сон, как врата к иным царствам бытия;
неодолимое влияние прошлого на настоящее; незначительность человечества во
вселенной и его финальное исчезновение с лица Земли - предзнаменует многие из
центральных тем поздней прозы Лавкрафта. Преобладает (по крайней мере, с точки
зрения стиля) влияние Эдгара По, хотя только два произведения, "Склеп" и "Память", по
стилю и концепции являются подражаниями По. Мало-помалу Лавкрафт проявляет себя,
как автор большой силы и оригинальности.
Однако осенью 1919 года Лавкрафт подпадет под влияние ирландского фантаста лорда
Дансени и, по меньшей мере, два года подряд станет писать исключительно подражания
своему новому кумиру. Во многих смыслах влияние Дансени окажется позитивным - оно
предложит Лавкрафту новые пути выражения своих философских идей и новые
изобразительные средства; но в других смыслах оно затормозит его художественное
развитие, временно отвратив от того стремления к топографическому и историческому
реализму, который позднее станет фирменным знаком произведений Лавкрафта.
Лавкрафту понадобятся годы, чтобы изжить влияние Дансени, и когда это, наконец,
произойдет (попутно он познакомится с такими авторами, как Артур Мейчен и
Элджернон Блэквуд), начнется самая значительная и знаменитая часть его творческого
пути.
В этот период Лавкрафт также учился писать фантастические стихи. До 1917 г. его
поэзия была исключительно георгианской; теперь же Лавкрафт стал понимать, что
способен на большее, чем просто воскрешать атмосферу XVIII века. В его ранних
фантастических стихах, разумеется, преобладает влияние По. Хотя Лавкрафт владел
работами "Кладбищенских поэтов" XVIII века - в том числе "Созерцаниями и Раздумьями"
Джеймса Герви (1746-47) и "Ночными думами" Эдварда Янга (1742-45) - непохоже, чтобы
они оказали на него большое влияние.
Дивный образчик его первых фантастических стихов - 302-строчное стихотворение,
написанное в 1916 г., "Ночной кошмар По-эта". Эта работа напоминает винегрет: она
начинается с 72 строк героических двустиший; ее основная часть написана белым стихом
пентаметром и имеет дополнительный заголовок "Aletheia Phrikodes" ("Страшная
Правда") с чеканным эпиграфом на латыни (Omnia risus et omnia pulvis et omnia nihil =
"Все есть смех, все есть пыль, все есть ничто"); далее следует 38-строчное заключение -
опять в героических двустишиях. Это стихотворение посвящено воплощению довольно
насмешливой морали, на которую намекают его подзаголовок ("Басня") и эпиграф из
Теренция: Luxus tumultus semper causa est ("Излишества - всегда повод для беспокойства").
Нас знакомят с Лукуллом Лэнгвишем, который одновременно "знаток небес" и "гренков и
пирогов"; он мечтает писать грандиозные стихи, но его вечно отвлекает собственный
ненасытный аппетит. Как указывал Р. Боэрем, у него весьма значимое имя: Лукулл,
естественно, аллюзия на римлянина Л. Лициния Лукулла, прославившегося своим
гурманством, тогда как Лэнгвиш [то есть, Томный] - намек на Лидию Лэнгвиш, героиню
"Соперников" Шеридана, которая, по словам Боэрема, подобно Лукуллу Лэнгвишу,
"простовато-романтична".
Являясь "бардом по призванью", на деле Лукулл всего лишь "в чине продавца" в бакалее.
В один прекрасный день он натыкается на собрание сочинений По; очарованный его
"весёлыми кошмарами", он полностью переключается на сочинение страшных стихов. В
этом он, однако, не слишком преуспевает, пока однажды, после слишком обильной
трапезы, ему не является жуткий кошмар (изложенный белым стихом). Комическое
вступление довольно талантливо отпускает в адрес вечно голодного рифмоплета
доброжелательные, но острые шпильки. Один из лучших моментов - тонкая пародия на
Шекспира: ". .or cast a warning spell / On those who dine not wisely, but too well".
Но на белом стихе интонация резко меняется. Возможно, слишком резко. Лукулл от
первого лица повествует о том, как его душа отправилась в космосе и повстречала некого
духа, который посулил открыть ей все тайны вселенной. Этот поворот позволяет
Лавкрафту выразить свое философию в самом чистом виде:
Внизу далёко серебрился блик
Вселенной нашей, каковую мы
По узости познанья своего
Бескрайней мним; со всех её сторон
Сияли, точно звёздный хоровод,
Миры иные, большие, чем наш,
Обильно населённые, хотя
Их жителей не восприняли бы
Как существа, поскольку у людей
Земная точка зрения на жизнь.
И все же, по словам космического духа, "все миры, увиденные мной, / Лишь атом в
бесконечности..." Основной месседж этой части - что вселенная бесконечна в