вернемся к "доисторической белой цивилизации Конго" и ее описанию:
живые существа, что могли обитать в подобном месте - наполовину родом из джунглей, а
наполовину - из древнего языческого города; сказочные создания, которых даже Плиний
описал бы с изрядным скепсисом; твари, которые должно быть появились после больших
обезьян и поселились в мертвом городе - средь его стен, колонн, сводов и причудливых
орнаментов.
Это, действительно, ключевой момент рассказа, поскольку Лавкрафт намекает, что
обитатели города были не просто "потерянным звеном" между обезьянами и людьми, но
также и первоисточником всей белой цивилизации. Для кого-то со столь отчетливыми
расисткими наклонностями, как у Лавкрафта, подобная вещь была бы кошмаром, далеко
превосходящим частный случай смешения кровей. Разумеется, "белая обезьяна", на
которой женился сэр Уэйд, не принадлежала к изначальной белой цивилизации (та давно
вымерла), но являлась плодом смешения обезьян с потомками этой цивилизации. Как еще
обезьяна могла быть "белокожей"?
Лавкрафт делает два любопытных замечания об источниках и генезисе этого рассказа.
Во-первых, он пишет Артуру Харрису: "Единственный мой рассказ для публикации частями
- это `Артур Джермин', & он писался, держа такую форму в уме". Это означает, что рассказ
был специально написан для "Wolverine" (под редакцией Гораса Л. Лоусона), где он
выходил отдельными частями с марта по июнь 1921 г. Две части точно совпадают с
пересказом истории семьи Джермина и рассказом о самом Артуре Джермине. Второй
комментарий Лавкрафта еще более любопытен:
Происхождение ["Артура Джермина"] довольно курьезно - и очень далеко от атмосферы,
которую он навевает. Некто уломал меня прочесть хоть что-нибудь из современных
иконоборцев - тех молодчиков, что везде суют свой нос и разоблачают дурные потаенные
мотивы и тайные пороки, - и я чуть было не заснул над скучными грязными сплетнями из
"Уайнсбурга, Огайо" Андерсона. Святой Шервуд, как вы знаете, разоблачил темную область,
в которой тайно обитают многие благопристойные селенья, и мне пришло в голову, что я,
со своими более причудливыми возможностями, вероятно, мог бы придумать родовой
секрет, который заставил бы худшие из разоблачений Андерсона выглядеть ежегодным
отчетом воскресной школы. Отсюда Артур Джермин.
Как я покажу ниже, именно в то время Лавкрафт (возможно, отчасти под влиянием
Фрэнка Белкнэпа Лонга) попытался пойти в ногу со временем, изучая творения
модернистов. Если вышеприведенное принять за чистую монету, оно говорит о том, что
Лавкрафт начинал понимать, что фантастическая литература может выступать
инструментом социальной критики - по-своему не менее острым, чем суровейший
литературный реализм. "Артур Джермин", разумеется, представляет собой лишь
покушение на подобное, но много лет спустя появится рассказ "Тень над Иннсмутом",
который совсем иначе подойдет к теме.
Вот мы и подошли к "Поэзии и Богам" [Poetry and the Gods], напечатанным в "United
Amateur" за сентябрь 1920 г. за авторством "Энн Хелен Крофтс и Генри Пейджет-Лоу".
Помимо двух рассказов, написанных совместно с Уинифред Вирджинией Джексон, это
единственный
подтвержденный
случай
соавторства
Лавкрафта
с
женщиной-
писательницей. Некоторые считали, что Энн Хелен Крофтс - это псевдоним (возможно,
Джексон), но это имя появляется в списке членов ОАЛП; она проживала в доме 343 по Уэст-
Мэйн-стрит в Норт-Эдамсе, в дальнем северо-западном углу штата Массачусетс. Понятия не
имею, как Лавкрафт с ней познакомился или почему решил стать соавтором этого
рассказа; в виденной мною корреспонденции он ни разу не упоминает ни об этом, ни о
своей соавторше.
"Поэзия и Боги" - довольно приторная история о юной Марсии, которая, "внешне
типичный продукт современной цивилизации", тем не менее чувствует себя странно
неуютно в своем времени. В журнале она читает отрывок белого стиха, который навевает
на нее томительный сон; в нем к ней является Гермес и переносит ее на гору Парнас, где
держит суд Зевс. Он видит шестерку, сидящую перед Корикийской пещерой; это Гомер,
Данте, Шекспир, Мильтон, Гете и Китс. "Вот те посланники от Богов, что были отправлены
поведать людям, что Пан не умер, но лишь заснул; ибо именно в стихах Боги говорят с
людьми". Зевс говорит Марсии, что она встретит "нашего посланника, рожденного
последним", человека, чьи стихи внесут порядок в хаос современной жизни. Разумеется,
позднее встречает этого человека, "молодого поэта поэтов, у чьих ног сидит весь мир", и
восхищается его стихами.
Несомненно, это одно из самых необычных произведений во всем творчестве Лавкрафта -
не только из-за его совершенно неизвестной предыстории, но и из-за непривычной
тематики. По чьему настоянию был написан этот рассказ? Тот факт, что имя Крофтс стоит
перед именем Лавкрафта, мало что значит, поскольку Лавкрафт счел бы идти вторым
номером - поведением, достойным джентльмена; стиль и язык - определенно, Лавкрафта, и
трудно определить, в чем вообще заключался вклад Крофтс. Проза внешне напоминает
дансенианскую (особенно длинная речь Гермеса к Марсии), но на самом деле этот
фрагмент звучит как обыкновенный перевод отрывка из греческой или римской
литературы. Было бы поспешным сказать, что идея сделать главным героем женщину
обязательно исходила от Крофтс, но, возможно, труднее счесть, что описание ее наряда ("в
черном вечернем платье с декольте") могло прийти в голову человеку, который якобы был
настолько не от мира сего, как Лавкрафт.
В рассказе есть длинный отрывок белого стиха. Принадлежал ли он Крофтс? В
любительской прессе я нашел лишь еще один образчик творчества Крофтс, но это рассказ,
"Жизнь" [Life] ("United Amateur", март 1921 г.), а не стихи; однако, она могла публиковать
стихи в других изданиях. Лавкрафт, конечно, не мог не подшутить над ними: "Это был
всего лишь отрывок верлибра, того жалкого прибежища для поэта, что перепрыгнул через
прозу, но не дотянул до божественной мелодии рифм..."; однако далее он пишет: "но в нем
была вся естественность мелодии певца, что живет и чувствует, и исступленно ищет
обнаженной красоты. Лишенный правильности, он все же обладал дикой гармонией
крылатых, стихийных слов, гармонией, утраченной знакомыми ей правильными,
связанными условностями стихами". Поэтический фрагмент - довольно сильный в
художественном плане - несомненно, не замышлялся как пародийный; и, видимо,
принадлежит тому "поэту поэтов", которого позднее встретит Марсия. Сцена с Гомером и
прочими вызывает некоторое смущение, так как каждый из них рассудительным тоном
извергает некую избитую банальность, которую Марсия внимательно выслушивает (хотя
не знает греческого, немецкого и итальянского и, следовательно, не может понять троих из
шести бардов). В целом, "Поэзия и Боги" - занятный курьез и станет интересней, если
только появится больше информации о ее создании и ее соавторе.
Более типичен рассказ "Извне" [Из глубин мироздания; From Beyond], написанный 16
ноября 1920 года. Подобно многим ранним рассказам Лавкрафта, он подпорчен
серьезными изъянами, но полон значимости как эскиз тех тем, которые будут гораздо
более удачно поданы в поздних работах. Это несколько ходульная история о Кроуфорде
Тиллингасте, ученом, который создал машину, что "способна разрушить преграды",
возведенные пятью чувствами, которыми ограничивается наше восприятие вселенной. Он
показывает своему приятелю (рассказчику) "бледный, необычный цвет - или палитру
цветов", утверждая, что это ультрафиолет, в норме невидимый человеческому глазу. По
мере продолжения эксперимента рассказчик начинает различать всевозможные
аморфные, желеподобные объекты, плавающие в том, что он прежде считал чистым
воздухом; он даже видит, как они "задевают, а изредка проходят или просачиваются сквозь
мое якобы твердое тело". Эксперимент заходит все дальше, и когда обезумевший
Тиллингаст начинает кричать о существах, которых он контролирует с помощью машины,
рассказчик стреляет из пистолета, уничтожая машину. Тиллингаста находят мертвым от
апоплексии.
Этот рассказ оставался неопубликованным вплоть до своего появления в "Fantasy Fan" за
июнь 1934 г.; тогда или ранее Лавкрафт внес в него несколько изменений, которые не
отражены в сохранившейся оригинальной рукописи. Во-первых, ученого изначально звали
Генри Эннсли. Возможно, Лавкрафт счел, что это имя несколько бесцветно; Кроуфорд
Тиллингаст - комбинация двух старых фамилий, известных из истории Провиденса, и хотя
бы номинально соответствует месту действия рассказа: Тиллингаст проживает в "старом,
уединенном доме в стороне от Беневолент-стрит" на холме Колледж-Хилл близ