севдоним: единственное
сохранившееся письмо Лавкрафта к Мирте Элис Литтл (17 мая 1921 г.) включает короткую
пародию на истории о воскресной школе, озаглавленную "Жертва Джорджа. Перси Вакуум,
8 лет". "Милая Эрменгарда" тоже вполне явная пародия - на сей раз на истории Горацио
Элджера (которые Лавкрафт, вполне возможно, читал в грошовых романах в начале
столетия). Этот рассказ напоминает мне о курьезном P.S. к письму Лавкрафта в "Argosy" от
марта 1914 г.: "Я замыслил написать роман на радость тем читателям, что жалуются, что
им недостаточно работ Фреда Джексона. Он будет озаглавлен: Дикая Страсть, или Сердце
Растуса Вашингтона". Так что вполне возможно, что одной (или даже основной) мишенью
для нападок здесь является Джексон. "Первый Закон" Джексона отличается
неправдоподобием сюжета и сентиментальностью действия именно того сорта, что так
весело высмеян в "Милой Эрменгарде". Словом, эта история - маленький шедевр
комического высмеивания. Своим сюжетом и даже и тоном и стилем она любопытно
предвосхищает "A Cool Million" Натаниэля Уэста (1936).
Эрменгарда Стаббс - "прекрасная белокурая дочь" Хирама Стаббса, "бедного, но честного
фермера-самогонщика из Хогтона, Вермонт". Она согласна, что ей семнадцать лет, и
"клеймит как лживые домыслы, что ей стукнуло тридцать". За ее руку соперничают двое
влюбленных: сквайр Хардман, который "очень богат и немолод" и, более того, владеет
закладной на дом Эрменгарды; и Джек Мэнли, друг ее детства, который слишком робок,
чтобы признаться в любви, и, к несчастью, безденежен. Тем не менее, Джек ухитряется
собраться с духом и сделать предложение, которое Эрменгарда принимает с готовностью.
Увидев это, Хардман в гневе требует руку Эрменгарды у ее отца - а иначе он воспользуется
закладной (он случайно обнаруживает, что на земле Стаббсов есть золото). Джек, узнав обо
всем, клянется, что отправиться в город, сколотит состояние и спасет ферму.
Хардман, однако, не сидит, сложив руки, - двое его бесчестных приспешников похищают
Эрменгарду и прячут ее в лачуге под присмотром Матушки Марии, "мерзкой старой карги".
Однако, поразмыслив, Хардман удивляется, зачем он вообще возится с девчонкой, когда на
самом деле ему нужна только ферма и залежи золота. Он отпускает Эрменгарду и
продолжает угрожать ее отцу закладной. Тем временем, на землю Стаббсов забредает
компания охотников, и один из них, Элджернон Реджинальд Джонс, находит золото;
ничего не говоря ни своим спутникам, ни Стаббсу, Элджернон притворяется, что его
укусила змея, и остается на ферме, где немедленно влюбляется в Эрменгарду и
завоевывает ее сердце своими ловкими городскими ухватками. Через неделю она сбегает с
Элджерноном, однако в поезде из его кармана выпадает клочок бумаги; подобрав его, она к
своему ужасу обнаруживает, что это любовное письмо от другой женщины. Она
выталкивает Элджернона в окно.
К несчастью, при этом Эрменгарда забывает взять бумажник Элджернона, так что, попав
в город, она оказывается на мели. Неделю она проводит на скамейках в парке и в очередях
за бесплатным супом; она пытается отыскать Джека Мэнли, но тщетно. Однажды она
находит кошелек, но обнаружив, что в нем мало денег, решает вернуть его владелице,
миссис ван Итти. Аристократка, удивленная честностью "жалкой бродяжки", берет
Эрменгарду под свою опеку. Позже миссис ван Итти нанимает нового шофера, и
Эрменгарда с ужасом обнаруживает, что это Элджернон! "Он выжил - это стало очевидным
почти тотчас". Выясняется, что он женился на той женщина, которая написала любовное
письмо, но она бросила его и убежала с молочником. Пристыженный Элджернон молит
Эрменгарду о прощении.
Эрменгарда, ставшая для миссис ван Итти заменой ее дочери, пропавшей много лет назад
возвращается на родную ферму и уже готова выкупить закладную у Хардмана, когда Джек
внезапно возвращается в сопровождении супруги, "красотки Бриджет Голдштейн". Тем
временем, миссис ван Итти, сидящая в автомобиле, во все глаза разглядывает мать
Эрменгарды Ханну и наконец кричит: "Ты.. ты... Ханна Смит.. я узнала тебя! Двадцать
восемь лет назад ты была нянькой моей крошки Мод и похитила ее из колыбельки!" Тут-то
она и понимает, что Эрменгарда на самом деле ее давно пропавшая дочь. Однако
Эрменгарда в раздумьях: "Как же она теперь выкрутится с историей про семнадцать лет,
если ее похитили двадцать восемь лет назад?" Узнав о залежах золота, она отрекается от
миссис ван Итти и заставляет сквайра Хардмана взыскать по закладной и жениться на ней,
чтобы не попасть под суд за прошлогоднее похищение. "И бедолага согласился".
Даже пересказ этого лихо закрученного и забавного сюжета (все уложено в 3000 слов)
ясно показывает комичность и абсурдность грошового любовного романа. Местами юмор
Лавкрафта немного глуповато-ребячлив ("Она была 5 футов, 5,33... на каблуках, весила
115,47 фунтов на фальшивых весах своего отца - также и без их - и была объявлена первой
красавицей всеми деревенскими кавалерами, которые восхищались фермой ее отца и
обожали его жидкий хлеб"), но в большинстве своем весьма неплох. Портрет шаблонного
сквайра Хардмана великолепен - в одном месте он придается "своему излюбленному
занятия - скрежещет зубами и со свистом размахивает своим стеком". Когда Джек делает
Эрменгарде предложение, она восклицает: "Джек... мой ангел... наконец-то... в смысле, это
так неожиданно и столь беспримерно!" Окончание этой нежной любовной сцены остается
только цитировать:
- Эрменгарда, любовь моя!
- Джек! мое сокровище!
- Дорогая!
- Родной!
- Господи!
Когда Джек клянется Стаббсам, что "You shall have the old home still", рассказчику
приходится в скобках добавить: "[наречие, а не существительное - хотя Джек ни в коем не
случае не питал антипатии к некой продукции фермы Стаббсов]" [игра слов: наречие still -
по-прежнему; существительное still - самогонный аппарат].
Жаль, что Лавкрафт даже не попытался подготовить этот изумительный маленький
рассказ к печати - но, возможно, он рассматривал его, как jeu d'esprit [остроумная шутка],
которую достаточно просто записать. Вместе с "Воспоминаниями о д-ре Сэмуэле Джонсоне"
и "Ibid", "Милая Эрменгарда" составляет трилогию комических "жемчужин" в творчестве
Лавкрафта.
"Безымянный город" [The Nameless City], видимо, стал первым рассказом 1921 г., будучи
написан в середине-конце января; в письме к Фрэнку Белкнэпу Лонгу от 26 января 1921 г.
автор сообщает, что он "только что закончен и отпечатан". Этот рассказ, к которому
Лавкрафт навсегда сохранит необъяснимую симпатию, действительно, одна из худших его
попыток написать о сверхъестественном - факт, который Лавкрафту стоило бы
заподозрить после неизменных отказов различных изданий. После своего предсказуемого
появления в любительской прессе ("Wolverine", ноябрь 1921 г.) он в итоге был
опубликован всего за несколько месяцев до смерти Лавкрафта, в полупрофессиональном
фэнзине "Fanciful Tales" за осень 1936 года. Подобно многим из его ранних работ, он более
важен тем, предтечей чего он является, нежели тем, чем является он сам.
Некий археолог собирается исследовать безымянный город, что лежит "глубоко в
пустыне Аравии". Именно "безумный поэт" Абдул Альхазред увидел во сне, после чего
написал свое "необъяснимое двустишие":
That is not dead which can eternal lie,
And with strange aeons death may die.
[ "Не мертво то, что в вечности пребудет,
Со смертью времени и смерть умрет",
в переводе Е. Мусихина. ]
Через дверные проемы, забитые песком, герой проникает в некоторые из крупных
городских строений. Он забирается в храм, странные пропорции которого его тревожат,
поскольку потолок в нем слишком низок и человек едва может выпрямиться, стоя на
коленях. Он спускается по длинной лестнице в недра земли, где обнаруживает громадный,
но по-прежнему низкий зал, вдоль стен которого расставлены причудливые ящики, а
стены и потолок покрывают фрески. В ящиках - очень необычные создания:
Они напоминали рептилий: в их очертаниях порой проглядывало что-то от крокодилов, а
временами нечто тюленье, но куда чаще они походили на существа, о которых едва ли
слышал натуралист или палеонтолог. Своими размерами они приближались к
низкорослому человеку, а передние конечности заканчивались изящными и четко
очерченными стопами, курьезно напоминающими человеческие руки и пальцы. Но необычнее
всего были их головы, чьи контуры нарушали все известные биологии принципы. Не с чем
было толком сравнить подобные головы - за одно мгновение я успел подумать о таких
несхожих созданиях, как кошка, бульдог, мифический сатир и человек.
Невзирая на то, что именно эти неправильные существа изображены на фресках,
рассказчик ухитряется убедить себя, что они - обычные тотемные животные строителей