«Насчет “Дерева” – мистеру Брауну кульминация показалась недостаточно мощной, но я считаю, что подобному рассказу не нужна более очевидная разгадка. Кульминация заключается в прямом намеке на то, что за простыми событиями скрывается нечто более серьезное, что Мусидос совершил преступление, а Калос покарал его за это после смерти. Концовка показывает читателю: природные силы насквозь видят человеческое лицемерие и ощущают низость даже за внешней благодетельностью. Все вокруг считают Мусидоса образцом дружеской преданности, когда в действительности он отравил Калоса, побоявшись с ним соперничать. Разве тегейцы не возвели храм в честь Мусидоса? А деревья, вопреки всему, шепчут – мудрые деревья, священные для богов – и раскрывают всю правду полуночному искателю, повторяя снова и снова: “Oida! Oida!” “Мне ведомо!”) Другой кульминации у этой таинственной легенды и быть не может». («Защита остается открытой!»)
Лавкрафт, конечно, понимает, что такая потусторонняя кара даже в метафорическом плане далека от жизни:
«Что касается сюжета “Дерева”, он зародился в результате довольно циничных размышлений по поводу того, какие мотивы могут скрываться за самыми, казалось бы, величественными поступками человека. Развивая эту мысль, я придумал рассказ, в основе которого лежит идея древних греков о божественном правосудии и возмездии (идея замечательная, но, к сожалению, невыполнимая!) с примесью восточных верований о переселении душ»[805].
Рассказ почти никак не связан с творчеством Дансени, ведь Лавкрафт придумал его сюжет еще за год до того, как познакомился с работами ирландского автора. В письме к Альфреду Галпину за август 1918 г. Лавкрафт вкратце описывает задумку истории, добавляя, что «она давно уже вертится у меня в голове, но я все никак не могу придать этой идее литературную форму»[806]. Он откладывал написание рассказа, потому что считал, что тема «живого дерева» уже исчерпана в «Болотном безумии» самого Галпина. В письме пересказаны все основные события истории, только вот в конце «дерево лежит, вырванное с корнем, как будто намеренно перестало цепляться за землю, а под его мощным стволом – раздавленное тело преданного скорбящего с выражением неописуемого ужаса на лице».
Правда, тогда еще Лавкрафт не указывал, что действие будет происходить в Древней Греции, хотя и этот элемент он вряд ли позаимствовал у Дансени – если только неосознанно, потому что многие из его ранних работ атмосферой напоминали Грецию и другие страны Древнего мира. Такое место действия он открыто использовал только в двух пьесах, «Александре» (посвященной Александру Македонскому; написана в 1912 г., но впервые опубликована только в 1925 г. в сборнике «Александр и три маленькие пьесы», поэтому Лавкрафт не мог прочитать ее еще до того, как написал «Дерево») и «Врагах королевы» (в 1916 г. издана отдельно, а на следующий год – в составе сборника «Пьесы богов и людей»), в которой рассказывается о египетской царице Нитокрис и страшной (но вовсе не потусторонней) мести, настигающей ее врагов. Напомню, это произведение среди прочих Дансени читал во время своей лекции в Бостоне.
Откуда бы здесь ни взялась греческая атмосфера, Лавкрафт умело ее использует: благодаря давнему изучению истории Древнего мира рассказ получился интересным и изящно написанным. Уместно придуманы имена скульпторов: Калос означает «красивый» или «прекрасный», а Мусидос – «сын музы». Тахе переводится как «шанс» (или «судьба»). Культ этой богини зародился в Греции после 371 г. до н. э., поэтому можно довольно точно определить период, к которому относится история: Тираны правили в Сиракузах (Сицилия) примерно с 485 по 467 г. и с 406 по 344 г., а с культом Тахе совпадает второй из упомянутых отрезков времени. Другая деталь поможет определить время еще точнее: могила Калоса была «даже красивее, чем гробница Мавсола», то есть речь идет о мавзолее сатрапа Мавсола, построенном в 353 г. Таким образом мы приходим к выводу, что действие в рассказе «Дерево» происходит в период с 353 по 344 г. до н. э., когда Тираном Сиракуз был Дионисий II[807].
«Дерево» впервые опубликовали (к сожалению, с опечатками) в Tryout за октябрь 1921 г. Позже Лавкрафт с презрением относился к этому и некоторым другим рассказам, заявляя, что «из них вышла бы отличная подкладка для полок, будь они напечатаны на хорошей бумаге»[808]. Да, история, возможно, получилась слишком прямолинейной, зато в ней Лавкрафт проявил талант к написанию произведений в исторической обстановке.
«Кошки Ултара» (15 июня 1920 г.), напротив, всегда оставались одним из самых любимых его рассказов, быть может, потому что повествование сосредоточено на кошках. В этой истории прослеживается больше заимствований из Дансени, чем во всех остальных подражаниях. Рассказчик пытается объяснить, почему в городе Ултар приняли «необычный закон», согласно которому нельзя убивать кошек. Однажды там жила пара злобных стариков – они ненавидели котов и жестоко разделывались с ними, если те осмеливались зайти на их территорию. Однажды в Ултар прибывает караван «смуглых странников», среди которых маленький мальчик Менес с крошечным черным котенком. Когда котенок вдруг исчез, убитый горем мальчик, узнав о страшных пристрастиях котоненавистников, «начал молиться на языке, непонятном никому из местных». Той ночью все кошки города разом пропали до самого утра, а вернувшись, целых двое суток отказывались от еды и питья. После этого кто-то заметил, что злобные старик со старухой давно не показывались на людях. Зайдя к ним в дом, жители обнаружили два обглоданных скелета.
Заимствования из Дансени здесь тоже довольно поверхностны: имя Менес, возможно, взято из пьесы «Король Аргименес и Неведомый Воин» (из сборника «Пять пьес»), а «смуглые странники» отсылают к «странникам… странному смуглому племени», которое упоминается в конце рассказа «Праздные дни на Янне»[809]. Однако сам сюжет – вновь умышленно простая история о мести – скорее всего, вдохновлен схожими историями из «Книги чудес».
Изображал ли Лавкрафт самого себя в трогательном образе сироты Менеса, «находящего утешение в оживленном дурачестве черного котенка»? Вспоминал ли про своего единственного питомца, кота по кличке Негр? О задумке рассказа он поведал Кляйнеру еще 21 мая[810], а написал его лишь спустя три недели. История впервые была напечатана в Tryout за ноябрь 1920 г.
Пройдет еще несколько месяцев, прежде чем Лавкрафт сочинит следующий рассказ в духе Дансени, зато он станет одним из лучших и наиболее значительных его произведений. «Селефаис» был написан в начале ноября 1920 г.[811], однако в печати появился только в журнале Сони Грин «Радуга» (Rainbow) за май 1922-го. Герой по имени Куранес (в реальной жизни его зовут иначе) сбегает от скучной жизни Лондона с помощью сна и наркотиков. В измененном состоянии он попадает в город Селефаис в долине Оот-Наргай. Этот город снился ему в детстве, и там «его дух обитал всю вечность давнего летнего часа, когда он сбежал от няни и уснул под шум теплого морского ветерка, глядя на облака с утеса близ деревушки». Автор описывает мир чистой красоты:
«Когда он вошел в город через бронзовые ворота и ступил по ониксовым мостовым, торговцы и погонщики верблюдов встретили его как давнего знакомого. То же самое произошло и в бирюзовом храме Нат-Нортат, где жрецы в венках из орхидей поведали, что в Оот-Наргай время замерло, и его жители остаются вечно молодыми. Потом Куранес прошел по Колонной улице к крепостной стене у берега моря, где собрались торговцы, моряки и чужаки из дальних краев, где небо встречается с морем».
Однако Куранес просыпается у себя на чердаке в Лондоне и понимает, что больше не сможет вернуться в Селефаис. Ему снятся другие чудесные места, но среди них нет нужного ему города. Куранес принимает все больше наркотиков, у него кончаются деньги и его выселяют из квартирки. Бесцельно бродя по улицам города, он встречает процессию рыцарей, «величественно скачущих по холмам Суррея» и словно исчезающих в прошлом. Они прыгают с обрыва, и их медленно уносит в Селефаис, где, как уверен Куранес, он всегда будет королем. Тем временем в реальном мире в Инсмуте приливом выносит на берег труп бездомного, а «невероятно толстый и неприятный миллионер-пивовар» покупает старинный особняк Куранеса и «наслаждается купленной атмосферой вымирающей знатности».
По словам Лавкрафта, история родилась из простой записи в его «Тетради для творческих заметок» (см. подробности далее): «Полет над городом во сне». Это всего лишь образ, не наводящий ни на какие философские или художественные задумки, которые затем появятся в рассказе. Произведения Лавкрафта часто развивались на основе обрывочного и безобидного на первый взгляд образа, почти незаметного в законченной истории, и мы еще не раз столкнемся с подобным. «Человек попадает в прошлое или в воображаемый мир, покинув свою телесную оболочку» – эта запись из «Тетради», вероятно, тоже послужила задумкой одного из рассказов.
А что же вдохновило Лавкрафта на написание «Селефаиса»? За ответом далеко ходить не придется, поскольку идея рассказа очень похожа на «Коронацию мистера Томаса Шапа» Дансени (из сборника «Книга Чудес»), где главный герой, предприниматель, воображает себя королем Ларкара и бесконечно витает в этом вымышленном городе, тогда как в реальном мире дела его идут все хуже и хуже, а в конце он и вовсе попадает в сумасшедший дом. Менее значимые детали тоже взяты у Дансени, например часто повторяющиеся слова «где небо встречается с морем» отсылают нас к «где небо встречается с океаном» из рассказа «Когда боги спали»