Существуют разногласия по поводу того, когда Лавкрафт начал вести тетрадь. Впервые она упоминается в письме к «Галломо», через несколько месяцев после того послания, в котором Говард описывал сон, вдохновивший его на создание «Показаний Рэндольфа Картера». Август Дерлет опубликовал данное письмо (вероятно, относящееся к апрелю 1920 г.) в сборнике «Сны и наваждения» (1962), но не целиком, а в редакторском примечании добавил: «В этом длинном и путаном письме… Лавкрафт упоминает “простые”, по его словам, сновидения, которые он “записал в свою тетрадь для заметок, чтобы потом на их основе сочинить рассказы”»[824]. О тетради говорится и в посланиях к Кляйнеру от 23 января и 10 февраля 1920 г. «Недавно я… начал собирать идеи и образы для последующего использования в прозе. Впервые в жизни я завел “тетрадь для заметок” – если можно так назвать мою коллекцию мрачных фантастических мыслей»[825], – сообщал Лавкрафт в первом письме. До этого он последний раз писал Кляйнеру 27 декабря 1919 г., значит, Лавкрафт завел тетрадь где-то в период между этой датой и 23 января 1920 г. В письме от 10 февраля уже цитируются некоторые из первых записей в тетради (из заметок с первой по двадцать первую).
Я утверждал, что Лавкрафт начал вести тетрадь либо в самом конце 1919 г., либо в начале 1920-го. Сам же он между записями № 24 и № 25 указал год 1919-й, но сделал это только в 1934 г. по просьбе Р. Х. Барлоу, который подготавливал печатную копию тетради. Хотя Лавкрафт поразительно четко помнил некоторые события из раннего детства, его память все же нельзя назвать безошибочной, поэтому указанные в «Тетради для заметок» даты стоит считать примерными, а в кое-каких случаях и вовсе ошибочными. Записи № 150 и № 151 без сомнения относятся к 1928 году, однако сам Лавкрафт пометил их годом 1926-м. Заметка № 6 определенно взята из «Праздных дней на Янне» Дансени, и все-таки я полагаю, что она связана не с первым прочтением этого рассказа из сборника «Рассказы сновидца» в сентябре 1919-го, а с повторным, когда история появилась в «Сказаниях трех полушарий» (примерно в начале 1920 г.). Этот сборник издал Джон У. Люк в ноябре 1919-го[826], а Лавкрафт прочитал его не раньше, чем в начале следующего года. Запись № 24 отсылает к «Лавке на Проходной улице», продолжению «Праздных дней на Янне» из сборника «Сказания трех полушарий». По всей вероятности, большую часть заметок Лавкрафт сделал в первые несколько недель после того, как завел тетрадь, а на все остальное время приходится лишь малая доля записей.
Так или иначе тетрадь стала настоящим «месторождением» образов и мыслей, на основе которых Лавкрафт сочинял рассказы, ставшие основной формой его творческого выражения. В тетради нет ни одной заметки, связанной с эссе, и всего пару записей он использовал для стихотворений. Очевидно, что в дальнейшем Лавкрафт будет все реже писать эссе и стихи.
В 1920 г. он удачно разминал свои «прозаические мышцы» и в марте сообщил: «Сейчас у меня в голове полно идей, в том числе для жуткого романа под названием “Клуб семи сновидцев”»[827]. Это произведение больше нигде не упоминается, поэтому я подозреваю, что Лавкрафт так за него и не взялся – да и не был еще готов к созданию настолько объемной работы. Впрочем, можно предположить, что он задумывал не роман, а серию рассказов, в которых повествование ведется от лица разных персонажей – тех самых «семи сновидцев» из заголовка. Задумка похожа на сборник Э. По «Рассказы Фолио-клуба», в предисловии к которому (впервые издан в 1902 г. в собрании сочинений По под редакцией Джеймса А. Харрисона) автор утверждает: «Число участников клуба ограниченно и не превышает одиннадцати человек»[828]. Можно отметить и отсылку к «Еще семь историй клуба» (1900) Джона Осборна Остина, где рассказывается о странных происшествиях в Род-Айленде. Эта книга была в библиотеке Лавкрафта, и она состоит из семи историй, поведанных разными персонажами, чаще всего видными деятелями Род-Айленда семнадцатого века. Лишь несколько рассказов относятся к «странному» жанру, да и те представляют собой всего лишь простенькие истории о привидениях, однако Лавкрафта мог заинтересовать именно формат изложения.
В тот момент Дансени все еще был на вершине творчества, и даже если брать в расчет «Страшного Старика», то первую историю в жанре сверхъестественного ужаса, но не в стиле Дансени Лавкрафт сочинит лишь где-то полгода спустя. В собственной хронологии Лавкрафт поместил рассказ «Храм» между «Кошками Ултара» (15 июня 1920 г.) и «Селефаисом» (начало ноября). Предположу, что он был написан в конце лета. На тот момент «Храм» объемом около 6000 слов стал самым длинным рассказом Лавкрафта и, несмотря на серьезные недостатки, представляет для нас интерес.
Немецкая подлодка под управлением прусского аристократа Карла-Генриха, графа фон Альтберг-Эренштейна, потопила британское грузовое судно. Спустя некоторое время находят тело матроса с затопленного корабля – мертвец вцепился в поручни подлодки, а в кармане у него нашли «очень странную статуэтку – голову юноши в лавровом венке, вырезанную из слоновой кости». В ту ночь весь немецкий экипаж плохо спал и видел дурные сны, кому-то казалось, что мимо иллюминаторов проплывают трупы. Некоторые члены команды в безумии твердят, что на них наложили проклятие. Альтберг-Эренштейн убивает их, чтобы восстановить дисциплину.
Через несколько дней подлодка стала неисправна из-за взрыва в машинном отделении, затем начался бунт – моряки хотели еще сильнее повредить судно, и капитан вновь убивает виновных. Наконец в живых остаются лишь двое, сам Карл-Генрих и лейтенант Кленце. Подлодка погружается все глубже. Кленце тоже сходит с ума и кричит: «Он зовет! Он зовет! Я его слышу! Пора уходить!» Он бросился за борт. Когда подлодка все-таки достигает дна океана, капитану открывается поразительное зрелище:
«А увидел я обширную и замысловатую массу разрушенных зданий разной степени сохранности, построенных в величественном, но неизвестном мне стиле архитектуры. Многие, кажется, были из мрамора и в лучах прожектора сияли белизной. В целом все это выглядело, как останки огромного города на дне узкой впадины со множеством храмов и домов на крутых склонах».
«Увидев Атлантиду, которую прежде считал всего лишь мифом», Альтберг-Эренштейн замечает один очень крупный храм в склоне горы, а позже видит, что высеченная на нем голова выглядит точь-в-точь как на той статуэтке, взятой у погибшего британского моряка. Последнюю запись о своих морских приключениях капитан делает 20 августа 1917 г. (в двадцать седьмой день рождения Лавкрафта), после чего отправляется осмотреть храм, внутри которого виднеется какое-то причудливое свечение. «Итак, я аккуратно надену водолазный костюм и отважно взойду по ступеням этой первобытной святыни, молчаливо хранящей тайны неизмеримых вод и бессчетных лет».
Как и в «Дагоне», в «Храме» действие происходит в современном мире, во время Первой мировой войны, что могло бы стать плюсом рассказа, если бы не ужасно грубая и неловкая сатира, направленная против немецкого капитана, который в повествовании от первого лица постоянно выдает какие-нибудь нелепые фразы вроде «деяния нашей победоносной Германии», «наша великая немецкая нация», «моя немецкая сила воли» и т. д. Не очень понятно, зачем Лавкрафт вдруг решил высмеять Германию, когда после войны прошло уже два года, тем более что командир оказывается персонажем, достойным уважения за его храбрость перед лицом неизвестного: «Хотя я понимал, что смерть уже близко, любопытство мое не отступало…» В будущем Лавкрафт еще не раз наделит героев подобными качествами.
Еще один серьезный недостаток истории заключается в излишней сверхъестественности. В рассказе чересчур много аномальных явлений, не складывающихся в единую систему: почему мертвый британский моряк уплывает от судна после того, когда его руки отцепили от поручней? Почему стая дельфинов следует за подлодкой на самое дно, если им нечем там дышать? И как все это связано с подводным городом и храмом? Такое чувство, что эти детали просто должны прибавлять рассказу «странности», хотя в отсутствие какого-либо объяснения главное «странное» явление теряет силу.
Впрочем, это самое явление – не столько находка Атлантиды (в существование которой Лавкрафт не верил), сколько целой неизвестной цивилизации – и компенсирует все недостатки «Храма», становясь лейтмотивом многих последующих рассказов Лавкрафта, где герои обнаруживают человеческие или внеземные цивилизации, существовавшие задолго до всех нам известных народов, на фоне которых наше физическое и культурное превосходство выглядит мимолетным и несерьезным. Одна деталь вызывает особый интерес: живопись и архитектура подводного города, как замечает капитан, «феноменально безукоризненны, задумкой напоминают искусство Древней Греции, но в них чувствуется странная индивидуальность. Они выглядят ужасно древними, как будто были созданы задолго до древнегреческой эпохи». Автор намекает, что обнаруженная цивилизация является прародителем всего западного искусства, а в нашей современной культуре заметен печальный уход от «феноменально безукоризненного» стиля этого народа. По свечению в храме можно предположить, что, хотя город лежит в руинах, некоторые представители расы все-таки выжили, но в одном письме Лавкрафт отмечает, что «пламя, увиденное графом фон Альтберг-Эренштейном, было ведьминым костром, который разожгли древние духи»[829]. Интересно, как читатели должны об этом догадаться, если в тексте нет никаких подсказок?
Лавкрафту нравился рассказ «Храм», однако он так и не появился ни в одном из любительских журналов (возможно, из-за большого объема) и впервые был напечатан в