Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1 — страница 112 из 157

Argosy за март 1914 г.: «У меня есть идея для романа, который развлечет читателей, жалующихся на недостаток творений Фреда Джексона. Он будет называться “Первобытная страсть, или Сердце Растуса Вашингтона”». Вполне возможно, что и в «Прелестной Эрменгарде» Лавкрафт высмеивает Джексона, и в частности его излишне сентиментальный роман «Первый закон» с неправдоподобным сюжетом. Этот рассказ – настоящий шедевр комизма, в котором серьезные ситуации представлены ужасно нелепыми. По сюжету и даже по атмосфере и языку «Прелестная Эрменгарда» удивительным образом предвосхищает появление «Кругленькой суммы» (1936) Натанаэла Уэста.

Эрменгарда Стаббс – «прелестная белокурая дочка» Хирама Стаббса, «бедного, но честного фермера-бутлегера из Хогтона, штат Вермонт». Она утверждает, что ей шестнадцать лет, и «отвергает все лживые заявления о том, будто ей все тридцать». За ней ухаживают двое мужчин, намеревающихся взять Эрменгарду в жены: «богатый и пожилой» Кавалер Жердяка, который к тому же имеет закладную на дом Эрменгарды, и Джек Мужик, друг детства, человек бедный и слишком робкий, чтобы сказать возлюбленной о своих чувствах. Со временем Джек все-таки осмеливается сделать Эрменгарде предложение, и она с готовностью его принимает. Жердяка в ярости требует ее руки у отца, угрожая лишить их дома (Кавалер случайно обнаружил, что в земле Стаббсов зарыто золото). Узнав об этом, Джек отправляется в город, чтобы заработать денег и спасти ферму.

Жердяка, не желая рисковать, нанимает двух сомнительного вида сообщников, которые похищают Эрменгарду и запирают в сарае, оставив под надзором «противной старухи» Матери Марии. Размышляя над происходящим, Жердяка вдруг задумывается: зачем он вообще возится с девчонкой, если ему нужна только ферма и золото? Он отпускает Эрменгарду и продолжает угрожать потерей дома. Тем временем на территорию Стаббсов случайно забредает группа охотников, и один из них, Элджернон Реджинальд Джонс, находит золото, но не сообщает об этом ни своим товарищам, ни хозяевам участка. Элджернон притворяется, будто его укусила змея, и идет на ферму, где с первого взгляда влюбляется в Эрменгарду и покоряет ее своей городской утонченностью. Неделю спустя Эрменгарда убегает с Элджерноном, однако в поезде у него из кармана выпадает клочок бумаги – Эрменгарда с ужасом понимает, что это любовное письмо от другой женщины, и выталкивает Элджернона из окна вагона.

К сожалению, Эрменгарда не забрала у Элджернона бумажник, поэтому в город прибывает без денег. Неделю подряд она, ночуя в парке на скамейке и стоя в очередях за бесплатным питанием, пытается отыскать в городе Джека Мужика, но все напрасно. Однажды Эрменгарда находит кошелек без денег и решает вернуть его владелице, некой миссис Ван Итти. Аристократка, пораженная честностью «несчастной бродяжки», берет Эрменгарду под свое крыло. Позже миссис Ван Итти нанимает нового шофера, которым, к изумлению Эрменгарды, оказывается Элджернон! «Он выжил – уж это было сразу видно». Элджернон женился на той, что прислала ему любовное письмо, но потом бросила и сбежала с молочником. Униженный Элджернон просит у Эрменгарды прощения.

Эрменгарда, занявшая место давно пропавшей дочери миссис Ван Итти, возвращается на старую ферму, чтобы выкупить закладную у Жердяки, и тут в деревню приезжает Джек с молодой женой, «прекрасной Бриджит Золотушкой». Миссис Ван Итти, сидевшая в автомобиле, вдруг замечает Ханну, мать Эрменгарды, и кричит: «Это ты! Ты, Ханна Смит, я тебя узнала! Двадцать восемь лет назад ты была нянькой моей малышки Мод и выкрала ее прямо из колыбели!!» Она понимает, что Эрменгарда и есть ее пропавшая дочь. А вот Эрменгарда задумалась: «Как теперь говорить людям, что ей шестнадцать лет, ежели ее украли двадцать восемь лет назад?» Помня про золото на ферме, она отрекается от миссис Ван Итти и заставляет Жердяку отказать фермеру в праве выкупа закладной и жениться на ней – иначе она подаст на него в суд за прошлогоднее похищение. «И несчастный болван согласился».

Сама манера повествования в этой истории с невероятно запутанным и нелепым сюжетом (объемом всего 3000 слов) показывает, насколько абсурдны были пародируемые здесь сентиментальные романы. Местами Лавкрафт использует ребяческий юмор («Ростом она была метра полтора и тринадцать сантиметров, весила пятьдесят два килограмма и триста граммов как на отцовских весах, так и вне весов и слыла красавицей среди всех деревенских парней, что восхищались фермой ее отца и его спиртным урожаем»), хотя в основном шутки довольно удачные. Шаблонный персонаж Жердяки, «который в свободное время больше всего любил скрежетать зубами и рассекать воздух хлыстом», просто великолепен. Когда Джек сделал Эрменгарде предложение, она воскликнула: «Джек, ангел мой, наконец-то! В смысле, все это так неожиданно и странно!» Кончается любовная сцена следующим диалогом:

– Эрменгарда, любовь моя!

– Джек, мой дорогой!

– Моя любимая!

– Мой навеки!

– Боже мой!

Когда Джек обещает Стаббсам, что «вы получите старый дом вместе со всем добром», рассказчик вынужден добавить в скобках: «[он вовсе не имел в виду алкогольную продукцию фермера, хотя высоко ценил ее]».

Очень жаль, что Лавкрафт даже не пытался опубликовать эту смелую пародию, – возможно, считал всего лишь шуткой, цель которой состояла просто в ее написании. Вместе с «Воспоминаниями о докторе Сэмюеле Джонсоне» и «Ибид» рассказ «Прелестная Эрменгарда» составляет трилогию комических шедевров Лавкрафта.


Первым рассказом, написанным в 1921 г. (в середине или конце января), стал, судя по всему, «Безымянный город». В письме к Фрэнку Белнэпу Лонгу от 26 января 1921 г. Лавкрафт сообщает, что он «только что завершен и напечатан»[858]. Эта история, которая почему-то всегда нравилась Лавкрафту, – худшее из его произведений в «странном» жанре, о чем автор и сам бы мог догадаться, ведь рассказ на протяжении многих лет не брали ни в одно профессиональное издание. Он ожидаемо появился в любительской прессе (Wolverine, ноябрь 1921 г.), а уже после этого – в полупрофессиональном фэнзине «Причудливые истории» (Fanciful Tales) за осень 1936 г. Как и многие ранние работы Лавкрафта, ценность этого творения состоит не в его содержании, а в том, какую основу оно заложило для дальнейших произведений.

Крайне взволнованный археолог ищет безымянный город, лежащий «далеко в Аравийской пустыне». Именно это место снилось сумасшедшему поэту Абдулу Альхазреду в ночь перед тем, как он сочинил «необъяснимое двустишие»:

То, что существует вечно, не мертво,

А в странных бесконечностях даже смерть может умереть.

Археолог раскапывает засыпанные песком ходы, ведущие к более крупным строениям города. Его тревожат причудливые пропорции храма, в который он заползает, – потолок слишком низок, и он не может выпрямиться, даже стоя на коленях. По гигантской лестнице рассказчик спускается в недра земли и находит большой, но все равно очень низкий зал со странными ящиками вдоль стены и фресками на стенах и потолке. В ящиках находятся крайне необычные существа:

«Они смахивали на рептилий, очертаниями тела напоминая то ли крокодилов, то ли тюленей, а то и вовсе каких-то фантастических существ, о которых не слышал ни один натуралист или палеонтолог. Размером они были с низкорослого человека, а передние конечности завершались изящными и очень гибкими стопами, очень похожими на человеческие ладони с пальцами. Причудливее всего выглядели головы, одним своим видом противоречащие всем известным биологическим законам. Не знаю, с чем можно их сравнить – в одно мгновение перед глазами пронеслись совершенно разные образы: кошка, бульдог, мифический сатир и человек».

Хотя именно эти странные создания и изображены на фресках, рассказчик каким-то образом убеждает себя, что они всего лишь служили тотемными животными для людей, построивших безымянный город, и что сцены на фресках – метафора истинной (человеческой) истории данного места. Однако утешительная иллюзия разбивается, когда герой чувствует дуновение холодного ветра из конца коридора, где из-за открытых бронзовых ворот появляется необыкновенное свечение. Из этой яркой пропасти вдруг вырывается целая толпа этих существ, но рассказчику удается сбежать и поведать нам эту историю.

Из-за множества абсурдных и неправдоподобных деталей, а также чересчур эмоционального повествования рассказ занимает весьма незначительное место в творчестве Лавкрафта. Откуда взялись существа, построившие безымянный город? Ничто не указывает на их внеземное происхождение, но если это всего лишь первобытные люди, почему они так странно выглядят? Их тела как будто составлены из частей разных животных, что не соответствует ни одной известной эволюционной схеме. Каким образом они продолжают жить в недрах земли? Рассказчик кажется очень глупым, когда не понимает, что создания из ящиков и есть основатели города. Видимо, детали рассказа Лавкрафт не продумал.

Он признавался, что история основана на сне, а тот, в свою очередь, вдохновлен фразой из «Книги Чудес» Дансени «неописуемый мрак бездны» (последняя строчка рассказа «Вполне вероятное приключение трех поклонников изящной литературы»). Лавкрафт добавляет, что дважды брался за написание «Безымянного города», но был недоволен результатом, и лишь «с третьего раза поймал нужную атмосферу»[859]. Более определенным источником, пожалуй, можно считать статью из Британской энциклопедии (у Лавкрафта хранилось девятое издание), посвященную Аравии. Он переписал часть статьи в «Тетрадь для заметок» (запись № 47), в том числе про «Ирам многоколонный… предположительно, возведен Шаддадом, последним адитским царем, в регионе Хадрамаут и после полного уничтожения жителей остается, как говорят арабы, невидимым невооруженному глазу, но изредка его может увидеть какой-нибудь путник, которому благоволят небеса». Лавкрафт мимоходом упоминает в рассказе Ирам, говоря, что безымянный город был даже древнее этого старинного города. Связь с Ирамом, вероятно, лежит в основе «необъяснимого двустишия» («То, что существует вечно, не мертво