«В извращенном и запретном Мэкену, вероятно, нравится противостояние заурядности. Для него – человека, не разделяющего космические взгляды, – они олицетворяют то же, что Пегана и река Янн для Дансени, сторонника космизма. Разум Мэкена глубоко пропитан религиозными мифами, поэтому неудивительно, что его так привлекают темы, которые в религии считаются запретными и страшными. Такие люди серьезно относятся к надуманной и устаревшей идее “греха”, для них она полна темных соблазнов. С другой стороны, люди вроде меня, смотрящие на мир с реалистичной и научной точки зрения, не видят ничего привлекательного или таинственного в том, что запрещено религией. Мы осознаем примитивность и бессмысленность религиозных верований, а следовательно, не находим в них соблазна неповиновения или ухода от реальности. В 1932 г. вся идея “греха” с его оттенком нечестивого очарования – всего лишь любопытный факт интеллектуальной истории. Грязь и извращения, которые для устаревшего ортодоксального ума Мэкена символизируют сопротивление основам вселенной, для нас представляют собой не что иное, как банальный и прискорбный случай неправильной органической адаптации – в нем нет ничего страшного или интересного, это как приступ головной боли, колики или нарыв на большом пальце ноги»[1025].
И все же, поскольку Мэкен так искренне ощущает греховность и непослушание в том, что «в религии считается запретным и страшным», у него получается успешно передать свои чувства читателю и воздействовать на него. Сам Лавкрафт считал «Белых людей» одним из лучших «странных» рассказов всех времен, уступающим лишь «Ивам» Элджернона Блэквуда. Возможно, он прав.
Не все художественные произведения Мэкена, не говоря уже о бесконечных эссе и журналистских статьях, следует относить к жанру ужасов, тем более что самые удачные его работы находятся на грани «странного» жанра. Повесть «Фрагмент жизни» (в сборнике «Дом душ») – прекрасное исследование загадок и чудес обычной жизни. В ней рассказывается о невозмутимой буржуазной паре из Лондона, которая, чувствуя зов предков, возвращается в родной Уэльс. Роман «Холм грез» (1907), посвященный мукам творчества, привел Лавкрафта в восторг:
«А еще я прочитал “Холм грез”! Настоящий шедевр, хотя я надеюсь, что роман на самом деле не так автобиографичен, как утверждают некоторые критики. Не хочется представлять Мэкена юным сентиментальным невротиком, эдаким чудаковатым мучеником! А “Пегана”, какое воображение! Если убрать истеричные эмоции, то останется на удивление привлекательный персонаж – такой яркий со своими мечтаниями о Древнем Риме!.. хотя атмосфере, к сожалению, до римской далеко. Мэкен – истинный титан и возможно, величайший из ныне живущих писателей. Я должен прочитать все его книги»[1026].
Типичная для Лавкрафта реакция, а ведь роман действительно во многом автобиографичен и из него нельзя «убрать истеричные эмоции», не испортив все произведение.
Что касается «мечтаний о Древнем Риме», то речь идет о великолепной четвертой главе, где Люциан Тейлор воображает, будто он сражается во втором легионе «Августа» близ крепости Иска Силурум (Карлеон-на-Аске, где провел детство Мэкен), – тут становится ясно, отчего Лавкрафт сразу ощутил связь с Мэкеном. Под его влиянием в более поздние годы Лавкрафт стал интересоваться Римской Британией – здесь его англофилия и любовь к римской цивилизации слились воедино.
Хотя Лавкрафт усердно старался прочитать как можно больше работ Мэкена, в том числе его причудливый трактат по эстетике «Иероглифы: об экстазе в литературе» (1902), любопытный роман «Тайная слава» (1922), три замечательные автобиографии, «Далекие годы» (1922), «Далекое и близкое» (1923) и «Лондонские приключения» (1924), и даже такие незначительные произведения, как «Изумительный случай с Кэннинг» (1926), написанный в документальном жанре, больше всего ему пришлись по вкусу страшные рассказы. У Мэкена есть цикл работ, среди которых «Белые люди», «Сияющая пирамида», «Роман о Черной печати» (отрывок из эпизодического романа «Три самозванца») и другие, которые основаны на старых легендах о «Маленьких людях», доарийской расе дьяволов-карликов, тайно живущих в укромных уголках земли и иногда крадущих у людей младенцев, подменяя на одного из своих. В одном из поздних рассказов Лавкрафт придумает еще более зловещую историю на эту тему.
С учетом тогдашней репутации автора, Лавкрафт не преувеличивал, называя Мэкена «величайшим из ныне живущих писателей». В 1923 г. Мартин Секер выпустил девятитомное собрание сочинений Мэкена, а уже в следующем году «Кнопф» подготовил изысканное ограниченное издание его стихотворений в прозе «Орнаменты в нефрите». На первом издании «Холма грез» букинисты делали огромные деньги. Мэкен однозначно был фигурой выдающейся и не заслуживает постигшей его безвестности, которая отчасти стала результатом предвзятого отношения к «странной» литературе, по-прежнему господствующего в ученых кругах. От того, что Мэкен писал слишком много и в поздние годы скатился в безобидное многословие, стало только хуже. Он внес не меньший вклад в развитие «желтых девяностых»[1027], чем Оскар Уайльд или Уолтер Патер, и хотя даже лучшие его работы страдают от словесных излишеств, бесформенности и некоторого самолюбования, нельзя не оценить их важность в литературе того времени. У Мэкена до сих пор есть преданная группа последователей (хотя и не такая большая, как у Лавкрафта), которые издают его работы небольшими тиражами. К сожалению, Мэкена постигла незавидная участь автора, чья популярность возрождается лишь время от времени.
О Мэкене Лавкрафт, по-видимому, узнал от Фрэнка Лонга, так как в одном письме он сообщает, что перечитывает «ваши книги Мэкена»[1028]. Его влияние не прослеживается в рассказах Лавкрафта до 1926 г., однако произведения валлийца определенно сказались на воображении Говарда, и его воздействие уже в измененном, но все равно узнаваемом виде можно отметить в самых известных его работах.
Лавкрафт не писал никаких новых рассказов с момента появления «Затаившегося страха» в ноябре 1922-го, а затем всего за два-три месяца он сочинил три истории подряд – «Крысы в стенах», «Неименуемое» и «Праздник». Все они представляют значительный интерес, а первая из них, несомненно, является величайшим из ранних произведений Лавкрафта.
Сюжет «Крыс в стенах» обманчиво прост. Рассказчик по фамилии Делапор (его имя ни разу не называется), уроженец Вирджинии с британскими корнями, решает восстановить свой фамильный замок Эксхэм-Праэри, что на юге Англии, и поселиться в нем. Замок уходит корнями в далекое прошлое, еще до римского завоевания Британии в первом веке до н. э. Делапор не жалеет денег на реставрацию и 16 июля 1923 г. с гордостью переезжает в имение. Он начал писать свою фамилию на старинный манер – Де ла Пор, хотя у его английских предков была сомнительная репутация: их обвиняли в убийствах, похищениях, колдовстве и прочих злодеяниях еще с 1261 г., во времена первого барона Эксхэма. С домом связана «страшная легенда о нашествии крыс, целой армии грязных прожорливых крыс, которые сметали все на своем пути, заглатывая кур, кошек, собак, поросят, овец. Только отведав человечины от двух несчастных местных жителей, они успокоились».
Де ла Пор не обращает внимания на банальные, как ему кажется, страшилки, но как только он переезжает в Эксхэм-Праэри, начинают происходить странные вещи. И рассказчик, и его кошки слышат шорох мышей в стенах замка, хотя как это возможно, ведь здесь много веков никто не жил? Мышиный топот перемещается в подвал, и однажды Де ла Пор решает остаться там на ночь вместе с другом, капитаном Эдвардом Норрисом, чтобы разгадать эту загадку. Де ла Пор просыпается и понимает, что крысы перемещаются «еще ниже, в самую глубину куда-то под подвалом», однако Норрис ничего не слышит. Они находят люк, ведущий в пещеру, и вызывают ученых-специалистов, чтобы во всем разобраться. В мрачном подземелье их ждет страшное зрелище – огромная куча костей: «Они раскинулись пенным морем, некоторые лежали отдельно, а другие еще были соединены в скелеты, застывшие в позах дьявольского безумия, – они то ли отбивались от нападающего, то ли сами кровожадно хватали других». Увидев на костях кольца с фамильным гербом, Де ла Пор понимает, что его семья возглавляла древний каннибалистический культ ведьм, зародившийся еще в первобытные времена, и с ним происходит нечто невероятное: «Черт возьми, Торнтон, не смей падать обморок при виде того, чем занимались мои предки!.. Это просто кровь, ты, подонок, не вздумай брезговать… Великая Матерь, Великая Матерь!.. Атис!.. Диа ад, аодаун, багус дунах орт! Донас дхолас орт, агус леат-са!.. А-а-а… р-р-р-х… ш-ш-ш…» Де ла Пор регрессирует до уровня своих далеких прародителей, и его находят склонившимся над недоеденными останками капитана Норриса.
В кратком пересказе сложно передать всю насыщенность этого рассказа ужасом. Наряду со «Случаем Чарльза Декстера Варда» это самая успешная работа Лавкрафта в духе старинной «готики», хотя даже типичные готические черты (древний замок с потайной комнатой, страшная легенда, основанная, как оказалось, на реальном происшествии) осовременены и усовершенствованы, поскольку автор хотел сделать их еще более убедительными. И основный посыл рассказа – о том, что человек может внезапно обратить назад ход эволюции, – мог придумать только сторонник теории Дарвина.
Рассказ «Крысы в стенах» был написан в конце августа или начале сентября, так как Лавкрафт сообщил о завершении в письме от 4 сентября[1029]. Он примечателен изобилием исторической атмосферы и при этом остается одним из самых современных произведений Лавкрафта, написанных на тот момент. С самого первого предложения («16 июля 1923 года я переехал в Эксхэм-Праэри…») мы сразу погружаемся в мир современности, в отличие от расплывчатых указаний в стиле Э. По в рассказе «Пес» («В ночь на 24 с