«Именно в тот момент мои первоначальные подозрения приняли более четкие очертания. Мы болтали у окна, и Говард в подробностях рассказывал, как Соня встречалась с его тетушками и как они два раза вместе путешествовали по Новой Англии, хотя Бостонский съезд завершился несколько недель назад.
Возможно ли…
Конечно, возможно… Его отношения с Соней складывались так, будто до помолвки уже недалеко. Да, они все еще оставались просто друзьями, однако было отчетливо видно, что эта дружба вскоре перерастет в нечто большее»[1092].
Быть может, Лонг, вспоминая о том случае спустя много лет, приписал этому эпизоду больше значения, чем следовало, но не он один в тот период догадывался, что между Соней и Лавкрафтом завязываются близкие отношения. И все же их решение пожениться вызвало целый калейдоскоп реакций среди друзей и коллег: от удивления до шока и беспокойства. Рейнхард Кляйнер писал: «… я очень хорошо помню, что ехал в такси вместе с супругами Хутейн… и они сообщили мне новость о браке Лавкрафта и Грин. Я моментально побледнел, желудок скрутило. Хутейн, посмотрев на меня, громко рассмеялся, но потом добавил, что сам отреагировал точно так же»[1093]. Сообщение о женитьбе ошеломило даже семью Эдди, знавшую Лавкрафта совсем недолго: «Ни с того ни с сего мы вдруг получили карточку с резной надписью и узнали, что Лавкрафт женился на Соне Грин. Объявление было составлено довольно просто, но новость застала нас врасплох и мы сумели переварить ее лишь спустя несколько часов»[1094]. Молодожены потратили 62 доллара на печать 200 карточек, которые они разослали вскоре после свадьбы[1095]. Надпись гласила:
Говард Филлипс Лавкрафт
и
Соня Хафт Грин
сочетались браком
в понедельник третьего марта
одна тысяча девятьсот двадцать четвертого года.
Мистер и миссис Говард Филлипс Лавкрафт
вернутся домой после тридцатого марта 1924 г.
Нью-Йорк, Бруклин, Парксайд-авеню, 259.
Примечательно, что в последний вечер в Провиденсе Лавкрафт заходил к Эдди, чтобы сообщить о своем отъезде, и предложил забрать мебель, которая ему больше не понадобится, однако ни словом не обмолвился о предстоящей женитьбе.
Что еще более поразительно, тетя Лиллиан узнала о свадьбе из письма, которое Говард отправил ей лишь через шесть дней после бракосочетания. В воскресенье 3 марта он просто сел на поезд до Нью-Йорка (в 11:09), на следующий день женился на Соне и начал обустраиваться в ее квартире на Парксайд-авеню – и только потом решил обо всем рассказать старшей тете. Затем, 4 и 5 марта, Лавкрафт посылал ей открытки из Нью-Йорка и Филадельфии (куда пара отправилась в медовый месяц), однако о своем новом статусе ничего не сообщал. Одна из открыток наверняка изумила Лиллиан, ведь в ней Лавкрафт рассказывает, что ему, возможно, достанется «постоянная литературная должность» в Нью-Йорке[1096].
Довольно трудно продираться через утомительные абзацы письма, в котором Лавкрафт наконец-то упоминает о женитьбе:
«Более активная жизнь для человека моего темперамента требует многого, без чего я мог обойтись в своем сонном и вялом существовании, избегая мир, вызывающий у меня утомление и отвращение. Когда у меня кончились бы деньги, меня ждало лишь одно – пузырек с цианидом. Я был готов воспользоваться этим сценарием и окунуться в забвение, ежели с финансами станет совсем туго или меня одолеет невыносимая тоска, но почти три года назад в моей жизни внезапно появился великодушный ангел С. Х. Г., которая принялась бороться с моим состоянием и научила меня прилагать усилия и радоваться каждому дню, ведь эти усилия вознаграждаются».
Что ж, брак и переезд в большой город – все лучше, чем самоубийство от нищеты или скуки. Но как же самое главное, а именно любовные отношения пары?
«…тем временем, как бы эгоистично это ни звучало, мне стало понятно, что не я один считаю психологическое одиночество чем-то вроде физического недостатка. Поддерживая интеллектуальное творческое знакомство с 1921 г. и пробыв здесь три месяца в 1922 г., когда нам удалось проверить близость по духу и во многих аспектах счесть ее идеальной, я получил достаточно доказательств в пользу того, что С. Х. Г. оказывает на меня невероятно воодушевляющее и ободряющее влияние. Я тоже стал ей ближе всех остальных, и ее мысленный настрой, а также творческое и философское удовлетворение в значительной степени зависело от переписки и бесед со мной».
Пожалуй, это самый яркий пример, подтверждающий неспособность Лавкрафта говорить о любви и всем, что с ней хотя бы отдаленно связано. Он ни разу не говорит, что любит Соню, а Соня любит его, заявляя вместо этого, что они нужны друг другу для «мысленного настроя, а также творческого и философского удовлетворения». Неудивительно, что Лавкрафт проявляет сдержанность в общении с тетей на данную тему, однако позже мы узнаем, что, по признанию Сони, он и ей никогда не признавался в любви. Так или иначе, дальше Говард объясняет, почему они держали все в секрете от Лиллиан и Энни:
«Ты, несомненно, задаешься вопросом, почему я не сообщил обо всем заранее. С. Х. Г. не терпелось вам рассказать, и она хотела, чтобы вы с Э. Э. П. Г. по возможности приехали на мероприятие. Но тут снова проявилась ненависть Старого Теобальда к сентиментальной подмене понятий и к тяготам нерешительных “обсуждений”, к которым среди смертных всегда приводят радикальные изменения, а это действительно превышает максимально требуемую норму аналитических оценок и дискуссий… Мне казалось, что с учетом моего хорошо известного характера никого не заденет решительный и серьезный жест, которым я избавился от тягот скромности и слепой сдержанности»[1097].
Лавкрафт определенно боялся – и, возможно, не без оснований, – что тети не одобрят его брак, однако ему было уже тридцать три года, и вряд ли они могли ему помешать. О реакции тетушек и о возможных причинах неодобрения (потому что Соня – не уроженка Новой Англии, потому что она деловая женщина и иностранка, не имеющая отношения к американской аристократии, потому что ради женитьбы Говард уехал из родного города) можно только предполагать, поскольку у нас нет никаких документов или свидетельств, которые подтвердили бы эти догадки. Впрочем, со временем и так станет ясно, что выбор Лавкрафта они осуждали, – по крайней мере, так считал сам Говард.
Что же обо всем этом думала Соня? Вспоминая период за год-два до свадьбы, она писала: «Я прекрасно понимала, что он не в состоянии жениться, однако в его письмах часто проскальзывали слова о желании уехать из родного города и поселиться в Нью-Йорке»[1098]. Вероятно, под этим «не в состоянии жениться» Соня имела в виду его финансовое положение, а вот насчет его желания она, скорее всего, преувеличивает, хотя письма Лавкрафта к ней не сохранились и проверить это мы не можем. Единственный намек на то, что Лавкрафт мечтал жить в Нью-Йорке, можно найти в письме к Кларку Эштону Смиту всего за пять недель до свадьбы: «Я вас понимаю – мне здесь тоже трудно найти близких по духу людей, так что, пожалуй, стоит переехать в Нью-Йорк – может быть, сразу после Лавмэна»[1099]. Мне кажется, что к тому времени Лавкрафт уже решил жениться и просто скрывал свои планы от Смита, в чем нет ничего удивительного, ведь они были знакомы только полтора года, и Лавкрафт не собирался посвящать его в личные дела. В письме к Эдвину Бейрду от 3 февраля, ровно за месяц до свадьбы, Говард тоже намекает на переезд (хотя уже по другой причине), заявляя, что «финансы приведут к полному краху [жизни в Провиденсе], и тогда я, по всей вероятности, окажусь в Нью-Йорке»[1100]. Финансовые соображения, конечно, тоже сыграли свою роль в этом браке, однако было бы грубо и несправедливо заявлять, что Лавкрафт женился на Соне из-за ее высокого дохода. Вскоре мы увидим, что и ее денежная ситуация складывалась отнюдь не радужно.
Соня продолжает:
«Мы оба снова и снова обдумывали возможность совместной жизни. Некоторые друзья стали замечать, что мы сблизились, и одному из них я призналась, что Говард очень дорог мне, что я хорошо поразмыслила и пришла к выводу, что с удовольствием стану его женой, если он меня об этом попросит. Но ничего конкретного я никому не говорила…
За несколько лет переписки и деловых поездок в Новую Англию я не раз упоминала возможные неблагоприятные последствия, но добавляла, что мы сумеем решить эти проблемы вместе, и если наши чувства сильнее, чем возможные препятствия на нашем пути, то брак вполне может оказаться успешным. Он во всем со мной согласился…
Перед отъездом из Провиденса в Нью-Йорк я попросила его сообщить тетушкам, что он на мне женится, но он ответил, что хочет преподнести им сюрприз. Он с радостью занимался всеми необходимыми приготовлениями – получением разрешения на брак, покупкой кольца и так далее. Пошутил, что действует так методично, как будто женится уже не в первый раз»[1101].
Вот и все, что мы можем узнать об этом от Сони. Кстати, еще за месяц до свадьбы (9 февраля 1924 г.) она отправила Лиллиан письмо, в котором прослеживаются явные намеки:
«Ничто в жизни меня не привлекает, и если я могу помочь Говарду Лавкрафту, человеку прекрасной души, добиться финансовых успехов, как он уже добился всего в духовном, нравственном и умственном смысле, то мои усилия не будут напрасны…