Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 1 — страница 155 из 157

Philosopher Галпина за декабрь 1920 г. Лавкрафт написал его под впечатлением от дома Бэббитов (Бенефит-стрит, 135, Провиденс), где в 1919–1920 гг. проживала и работала Лиллиан в качестве компаньонки миссис К. Х. Бэббит. Двухэтажный дом с подвалом и чердаком был построен около 1763 г. и выглядел потрясающе, возвышаясь на холме. Двери подвала выходили прямо на тротуар. Впоследствии дом отреставрировали, однако в то время он наверняка смахивал на дом с привидениями. С 16 по 19 октября Лавкрафт набросал черновой вариант рассказа, попутно внося множество «исправлений и изменений»[1216], прочитал его Фрэнку Лонгу и на следующий день снова взялся за правку. (Как раз в тот вечер у Сони сильно заболел желудок, и Лавкрафт повез ее в больницу.)

«Заброшенный дом» начинается с лаконичной фразы: «Даже в самых величайших ужасах частенько проскакивает ирония». Ирония заключается в том, что Эдгар Аллан По, «величайший в мире мастер ужасов и причуд», ухаживая (1848–1849 гг.) за малоизвестной поэтессой Сарой Хелен Уитман, нередко проходил по Бенефит-стрит в Провиденсе мимо дома, чьи странности превосходили все его выдуманные кошмары. В доме жили несколько поколений семьи Харрис, и местные жители никогда не считали, что в нем живут призраки, а просто называли его «несчастливым»: жильцы его необъяснимым образом постоянно умирали либо страдали от анемии и туберкулеза. В соседних домах ничего подобного не случалось. Дом стоял заброшенным еще со времен Гражданской войны, так как снять его было невозможно.

Безымянный рассказчик, ведущий повествование от первого лица, знал этот дом с самого детства, когда друзья с опаской его исследовали, а иногда даже отважно входили внутрь, чтобы «пощекотать нервишки», поскольку дверь была не заперта. Герой становится старше и узнает, что его дядя Элиху Уиппл раскопал много информации о доме и его жильцах. Он находит генеалогические записи, полные зловещих намеков. Рассказчик начинает подозревать, что какой-то неизвестный предмет или существо повинны в многочисленных смертях, они неким образом высасывают из обитателей дома жизненную силу. Возможно, это как-то связано со странной вещью из подвала, «вечно смещающимся пятном то ли плесени, то ли селитры… [которое], как ни странно, походило на огромные человеческие очертания».

Поведав в подробностях историю дома начиная с 1763 г., герой сталкивается с несколькими необъяснимыми вопросами, например он не может понять, почему незадолго до смерти некоторые жители дома начали выкрикивать что-то на грубом разговорном французском, которого они прежде не знали. Он изучает записи в городских справочниках и, похоже, находит разгадку «французской тайны». В 1686 г. из Франции в Ист-Гринвич, штат Род-Айленд, прибыл некто Этьен Руле, зловещая фигура. Он был гугенотом и бежал из Франции после отмены Нантского эдикта, а десять лет спустя перебрался в Провиденс, хотя основатели города были против. Еще сильнее рассказчика заинтриговала возможная связь даже с более сомнительной личностью по имени Жак Руле из Кода, которого в 1598 г. обвиняли в ликантропии.

В итоге рассказчик и его дядя решают «испытать и, ежели возможно, уничтожить ужас, таящийся в доме». Одним вечером 1919 г. они приходят в дом, вооруженные трубкой Крукса (устройство, изобретенное сэром Уильямом Круксом, в котором между двумя электродами излучается поток электронов) и огнеметом. Они дежурят, отдыхая по очереди, и обоим снятся страшные и тревожные сны. Проснувшись, герой видит, что его дядю поглотило какое-то непонятное существо:

«Из-под изъеденной плесенью земли вырывалось парообразное трупное свечение, желтоватое и болезненное. Оно булькало и выплескивалось, формируя очертания, отдаленно похожие на человека и монстра одновременно. Сквозь него я видел дымоход и очаг. Оно все было покрыто глазами, глядящими хищно и насмешливо, а сморщенная насекомоподобная голова превращалась наверху в тонкие клубы тумана, зловонно кружащегося и исчезающего наконец в глубинах дымохода… Этим существом оказался мой дядя, многоуважаемый Элиху Уиппл, лицо его чернело и разлагалось, и он продолжал злобно скалиться на меня и что-то бормотать, а затем в ярости, желая разорвать меня на куски, протянул когтистые, сочащиеся светом лапы».

Понимая, что дяде уже не помочь, герой направляет на него трубку Крукса. И снова жуткое видение: чудовище плавится, принимая в процессе разные формы («Он был и дьяволом, и массой людей, и склепом, и праздничным шествием»), после чего черты рода Харрисов словно смешиваются с чертами дяди. Рассказчик убегает по Колледж-Хилл в сторону современного делового центра города, а вернувшись через несколько часов, видит, что расплывчатая сущность исчезла. Позже в тот день он приносит в дом шесть бутылей серной кислоты, выкапывает яму под тем местом, где виднеются заплесневелые очертания огромного человека, выливает туда кислоту и лишь затем осознает, что эти очертания были лишь «гигантским локтем» какого-то громадного отвратительного монстра.

«Заброшенный дом» примечателен изысканным изображением связи между реальной историей и вымыслом. Из рассказа мы узнаем о доме много истинных фактов, хотя заброшенным он никогда не был, а 1919 г. выбран в качестве времени действия, поскольку именно тогда там проживала Лиллиан. Реальны и другие детали, например что улицу Бенефит-стрит выпрямили после переноса могил старых поселенцев на Северное кладбище, что в 1815 г. в городе случилось наводнение (разрушившее много домов на улицах Бенефит, Саут-Мэйн и Уотер, в связи с чем в 1816–1820 гг. появились новые постройки) и даже что «совсем недавно, а именно в 1892 г. в Эксетере эксгумировали труп и устроили ритуальное сожжение его сердца, чтобы предотвратить кару божью, наносящую ущерб общественному здоровью и спокойствию». Фэй Рингель Хейзел изучила данный вопрос и отмечает, что в журнале Providence Journal за март 1892 г. действительно появилось несколько статей о вышеупомянутом событии[1217]. Рассмотрела она и вампирские легенды Эксетера (округ Вашингтон, к югу от Провиденса) и соседних регионов.

Лавкрафт ловко вставляет вымышленные действия и связи в исторические события. Он говорит, что Элиху Уиппл – потомок капитана Абрахама Уиппла, под предводительством которого в 1772 г. сожгли британское судно «Гаспи». Дальнейший рассказ о рождении и гибели членов семьи Харрис по большей части (но не целиком) выдуман.

Самым интересным историческим домыслом является Этьен Руле. Такого человека не существовало, а вот Жак Руле из Кода вполне реален. Его краткое описание Лавкрафт почти дословно взял из книги Джона Фиске «Мифы и мифотворцы» (1872), которая, как мы уже знаем, значительно повлияла на развитие его ранних взглядов на антропологию религии. Сам Фиске, однако, цитирует «Книгу оборотней» С. Бэринга-Гулда (1865), но тогда Лавкрафт еще не был знаком с этой книгой (он прочитает ее примерно десять лет спустя[1218]), поэтому информацию о Жаке Руле наверняка позаимствовал у Фиске. Немного странно, конечно, что внук знаменитого оборотня вдруг стал кем-то вроде вампира. За исключением «Psychopompos» и, пожалуй, «Пса», это единственный случай, когда Лавкрафт прибегает к хорошо известным мифам. Здесь он меняет привычный сюжет до неузнаваемости или, если быть точнее, пересказывает его в совершенно новом ключе.

Самая интересная часть рассказа с точки зрения дальнейшего развития Лавкрафта как писателя – странный абзац в середине истории, где герой пытается понять, с каким зловещим существом имеет дело:

«Мы вовсе не верили… ни в какие глупые суеверия, хотя изучение науки и долгие размышления привели к выводу о том, что знакомая нам трехмерная вселенная охватывает лишь ничтожную часть всего мироздания, состоящего из материи и энергии. В данном случае зашкаливающее число свидетельств из множества достоверных источников указывали на существование определенных мощных сил – и для человека исключительно недобрых. Чересчур легкомысленно будет сказать, что мы всерьез верили в вампиров или оборотней. Скорее, мы не были склонны отрицать, что, возможно, существуют некие необъяснимые и неведомые варианты жизненной силы и тонкой материи, встречающиеся очень редко в трехмерном пространстве из-за более тесной связи с другими измерениями, и все-таки близкие к границам нашего космоса – поэтому временами происходят явления, которые мы, не имея подходящей наблюдательной точки, никогда не сможем объяснить…

С физической и биохимической точки зрения это не было невозможным, особенно в свете новых научных открытий, в том числе теории относительности и внутриатомных процессов».

В результате «Заброшенный дом» вдруг превращается в научно-фантастический рассказ (или в прототип научной фантастики, ведь тогда этот жанр еще окончательно не сформировался), ведь в истории высказывается важнейший принцип научного обоснования для явления или события, которое кажется сверхъестественным. Прошло полтора года с тех пор, как Лавкрафт выражал недоумение и беспокойство по поводу теории Эйнштейна, и вот он уже нашел ей применение в рассказе. Упоминание «внутриатомных процессов» – своего рода отсылка к квантовой теории, хотя в письмах того периода Говард ни с кем ее не обсуждал. Неважно, насколько все это убедительно и правдоподобно в научном смысле, главное – само действие. Примечательно и то, что герой убивает злобную сущность не колом в сердце, а с помощью серной кислоты. Сцена с «гигантским локтем» позаимствована из концовки «Под пирамидами», где пятиголовый бегемот оказывается лапой громадного чудища.

Элиху Уиппл явно списан с Франклина Чейза Кларка, дяди Лавкрафта. Конечно, есть между ними и некоторые различия, к примеру, Уиппл – холостяк (чтобы в рассказе можно было обойтись без скорбящей вдовы) и намного старше доктора Кларка, так как врачом он стал в 1860 г., когда Кларку было всего тринадцать лет. Честно говоря, Лавкрафт не очень подробно описывает Уиппла, да и о печали героя по поводу его кончины говорится весьма сдержанно: «Мне одиноко без этого доброго человека, который прожил свои долгие годы с честью, добродетелью, безупречностью вкуса, благожелательностью и жаждой учения»; «…пролилась первая из моих искренних слез в память о любимом дядюшке». Впрочем, для рассказа Лавкрафта и такие проявления эмоций уже в новинку. Говарда, несомненно, очень печалила смерть доктора Кларка, просто здесь он недостаточно детально охарактеризовал доктора Уиппла, чтобы читатели почувствовали то же самое.