«Заброшенный дом» – глубокая и фактурная история с убедительной исторической атмосферой и нарастающим чувством ужаса. Перечисление тех, кто родился и кто умер в семье Харрисов, во второй главе кажется немного затянутым: таким образом Лавкрафт надеялся создать зловещее ощущение (как отмечает рассказчик: «В этом бесконечном перечне чувствовалось какое-то неотступное, неведомое природе зло»), но информация преподнесена слишком сухо и бесстрастно. Зато страшная кульминация (с еще одним по-настоящему неожиданным финалом) и научное обоснование ужаса, заставляющее серьезно задуматься, делают этот рассказ достойным образцом раннего творчества Лавкрафта.
Неудивительно, что в тот период он решил написать рассказ о Провиденсе. «Заброшенный дом» – первая значительная история, действие которой происходит в родном городе Лавкрафта и задействует его историю и топографию. Если раньше (например, в рассказе «Из глубин мироздания») Провиденс и обозначался как место действия, то никак не был связан с сюжетом произведений. В стихотворении «Дом» тоже не хватает подобной связи, и никто бы не узнал, что на его написание Лавкрафта вдохновил дом № 135 на Бенефит-стрит, если бы он сам об этом не сказал. Несмотря на первоначальный восторг от приезда в Нью-Йорк, мысленно он так и не покинул Провиденс, а прогулка по городу Элизабет лишь натолкнула его на мысли о рассказе, в котором будет описываться родной город.
16 ноября Лавкрафт прочитал «Брошенный дом» своей «банде» и получил воодушевляющие отзывы: все они «без конца твердили, что ничего лучше я еще не написал»[1219]. Больше всего рассказ понравился Лавмэну, и он просил Лавкрафта подготовить его машинописную версию, чтобы в среду 19-го числа Лавмэн мог показать его в издательстве у Альфреда А. Кнопфа. Встреча не состоялась, так как Лавкрафт напечатал рассказ только к 22 ноября, но Лавмэн весь следующий год неустанно пытался куда-нибудь его пристроить. Далее станет ясно, что опыт публикации «Заброшенного дома» оказался не самым приятным.
Пока в конце октября Соня лежала в больнице, встречи клуба продолжались. В «банде» возник раскол, когда Макнил обиделся на Лидса, который взял у него в долг 8 долларов и не вернул. В связи с этим Макнил отказывался ходить на собрания, если там присутствовал Лидс. В итоге Макнилу не повезло: другие участники (кроме Лавкрафта) считали его немного старомодным и занудным, и, когда из-за скандала стали проводить раздельные встречи с Макнилом и с Лидсом, к Макнилу почти никто не приходил. Впрочем, Лавкрафт не пропустил ни одной.
Лавкрафт и Кирк становились все более близкими друзьями. «“Мы с ним придерживаемся одних и тех же убеждений”, – говорил Лавкрафт, ведь, несмотря на строгое воспитание по методистским правилам, он был настоящим циником и скептиком, прекрасно осознававшим фундаментальную бесцельность вселенной»[1220]. Кирк же писал будущей жене: «Мне очень нравится проводить время в компании Г. Ф. Л. Если с тобой мне когда-нибудь будет веселее, я подарю тебе нескользящую банановую кожуру»[1221]. 24–25 октября Лавкрафт и Кирк снова гуляли всю ночь и болтали о философии, утром исследовали таинственный подвал «Американской радиаторной компании» и по пути заходили в разные кофейни и кафе-автоматы. Про такие кафе Лавкрафт рассказывал в письме к Лилиан: «Еда разложена по ящичкам со стеклянными дверцами, которые стоят вдоль стены. Бросаешь в прорезь пять центов, дверца открывается и можно забрать тарелку с едой и сесть за столик в просторном зале»[1222]. Отличное место для тех, кто желает перекусить, но особо не располагает финансами. Можно подумать, что подобные кафе превратились в пристанище для нищих и бездомных, однако там всегда было чисто и светло, поэтому «автоматы» привлекали большое число представителей среднего и низшего класса Нью-Йорка. Почти все в «банде», кроме Кляйнера, Лонга (он вообще редко ходил на ночные прогулки) и, пожалуй, Мортона, были небогаты, так что не отказывались от обеда в таком кафе. Сейчас в Нью-Йорке уже почти не осталось «автоматов», а в тех немногих, что до сих пор работают, за пять центов уже ничего не купишь.
В понедельник 3 ноября Лавкрафт встретил Эдуарда Ллойда Секриста (1873–1953), коллегу по любительской журналистике из Вашингтона. Секрист занимался пчеловодством и много времени провел в южных морях и Центральной Африке. Вероятно, он встречался с Лавкрафтом в Провиденсе незадолго до его переезда в Нью-Йорк[1223]. Неутомимый Говард показал Секристу музеи и старинные колониальные места Нью-Йорка, 4-го числа они вместе пошли в галереи Андерсона на пересечении Парк-авеню и 59-й улицы, где их ждал друг Секриста, Джон М. Прайс. Лавкрафт надеялся, что Прайс поможет ему с поиском работы, однако ничего не вышло.
Из рассказов Лавкрафта о вечерних и ночных прогулках с друзьями складывается впечатление, что он проводил очень мало времени с Соней. Что ж, к августу или сентябрю ситуация стала именно такой, но за несколько месяцев до этого все было иначе. Вот чудесная сценка из начала июля:
«Следующий день – славное четвертое июля, праздник мятежных янки – мы с С. Х. посвятили чтению на природе в Проспект-парке. Совсем недалеко от дома мы обнаружили скалистый выступ, нависающий над озером, куда почти никто не заглядывал, и пробыли там в компании верных друзей с наших книжных полок… В субботу пятого опять читальная программа, а в воскресенье почти весь день отвечали на вакансии из газет. В понедельник седьмого мы развлекались и путешествовали – правда, с утра было одно собеседование, – в полдень встретились у церкви Троицы, посетили могилу [Александра] Гамильтона, заглянули в чудесный колониальный особняк президента Джеймса Монро… побродили по колониальным улочкам в Гринвич-Виллидж и на Вашингтон-сквер наконец сели на омнибус и поехали к Форт Джордж, где спустились с крутого холма на Дикман-стрит, отобедали в скромном ресторане… и пошли на паром. Пересекли широкую реку Гудзон, сошли у подножия Палисадов, затем снова сели на омнибус, который взобрался наверх по крутому склону зигзагообразной дороги, откуда открывались великолепные виды. Потом омнибус повернул к центру города, и мы поехали через лес с красивыми усадьбами и сошли в тихой и странной деревушке Энглвуд, штат Нью-Джерси… После этого на трамвае направились в Форт Ли (напротив 125-й улицы), оттуда – к паромной переправе, и всю дорогу домой добирались, меняя транспорт. Это был отличный день…»[1224]
День выдался действительно отличный – так и подобает проводить время супругам, даже если они оба остались без работы. Однако со временем такого рода прогулкам приходит конец. Оставив 9 ноября жену в санатории в Сомервилле, штат Нью-Джерси, на следующий день Лавкрафт отправился в Филадельфию, чтобы исследовать колониальные места подробнее, чем удалось во время медового месяца. Он прибыл туда вечером 10 ноября (ночевал в Сомервилле) и поселился в гостинице при «Юношеской христианской ассоциации». Не желая ждать до следующего утра, Лавкрафт пустился в «ночное путешествие по колониальному прошлому – в старинном районе близ набережной Делавэр»[1225]. «Миля за милей тянулись самые разные дома в георгианском стиле», по сравнению с чем колониальный район Гринвич-Виллидж казался довольно скромным.
11-го числа он зашел в библиотеку, чтобы взять путеводители и поискать исторические сведения о городе, после чего отправился в путь. Лавкрафту очень понравилась церковь Святого Петра на пересечении улиц Третьей и Пайн, тем более что «на углу по диагонали от нее сидел рыжий кот, большой и невероятно дружелюбный»[1226]. Затем он посмотрел здание рынка, Морскую биржу, Индепенденс-холл, Конгресс-холл, дом Бетси Росс (где встретил словоохотливого старого антиквара, который рассказал, куда еще стоит сходить), на трамвае доехал до Старой шведской церкви и кладбища. Настал вечер, Лавкрафт вернулся в гостиницу, на ужин съел спагетти с фасолью и шоколадное мороженое на десерт, впервые за двадцать пять лет искупался под душем, а не в ванной, и подписал несколько открыток. В письме к Лиллиан не упоминается о том, обедал ли он где-нибудь во время дневных странствий: может, Лавкрафт просто забыл написать об этом, а может, на самом деле ничего не ел. В поисках старины он подпитывался исключительно своим энтузиазмом и внутренней энергией.
В среду 12 ноября экскурсия продолжилась. Сначала он осмотрел и внутри, и снаружи великолепную церковь Христа, одну из самых прекрасных в георгианском стиле, потом вдоль реки дошел до Исторического общества Пенсильвании, где хранится богатая коллекция предметов колониальных времен, заглянул в дом Уильяма Пенна в парке Фэйрмаунт. С наступлением темноты Лавкрафт опять вернулся в гостиницу и поужинал мясным пирогом, макаронами, шарлоткой и кофе из автомата – все за 40 центов. В очередном письме он поведал о «завтраке, состоявшем из бутербродов с сыром и арахисовым маслом» (10 центов)[1227].
В четверг 13-го Лавкрафт решил исследовать более отдаленные пригородные районы. Первым делом он осмотрел причудливый дом Бартрам в Кингсессинге, что в юго-западной части Филадельфии, за рекой Шуйлкилл. Каменный дом в 1731 г. собственными руками выстроил ботаник Джон Бартрам – здание получилось очень необычным и разнородным по стилю. Потом Лавкрафт отправился в Честер, отдельный район, расположенный к юго-западу от окраины Филадельфии на реке Делавэр. Вернувшись в парк Фэйрмаунт, Лавкрафт посмотрел еще несколько чудесных колониальных домов, затем поужинал (фасоль, булочка с корицей, кофе – за 25 центов). Вечером он заглянул в гости к поэту-любителю Вашингтону Ван Дюсену, который жил в Джермантауне, отдаленном пригороде к северо-западу от города. На ночь его там, по всей видимости, не оставили, и поздно вечером он вернулся в гостиницу.