«“Глупец! – вскрикнул он. – Ты так и не понял, в чем мой секрет? Не хватает мозгов, чтобы узнать того, кто целых шесть веков убивал твоих предков, исполняя страшное проклятье? Разве я не упомянул о великом эликсире жизни? Хочешь узнать, как была раскрыта тайна алхимии? Это все я! Я! Я прожил шестьсот лет ради мести, ведь мое имя КОЛДУН ШАРЛЬ!”»
Концовка рассказа тоже не удивит внимательного читателя, ведь Лавкрафт опять заранее на нее намекал, однако наиболее примечателен «Алхимик» своей атмосферой. Раз Мишель Мове был убит в тринадцатом веке, а Колдун Шарль прожил шестьсот лет, то действие происходит в девятнадцатом веке, и Лавкрафт создал убедительную средневековую обстановку. В какой-то момент главный герой даже замечает: «Мое уединенное существование никоим образом не затронула современная наука, я жил так, будто на дворе все еще Средние века».
Здесь, как и в рассказе «Зверь в подземелье», в основе истории лежат чувства повествователя. Правда, в «Алхимике» заметнее просматривается влияние Э. По, например, в зацикленности героя на своем психологическом состоянии, а многие детали заставляют вспомнить слова Лавкрафта о том, что он «чувствовал родство с мрачными героями По и их сломанными судьбами». Антуан происходит из великого и древнего рода, но «из-за нищеты, едва позволяющей сводить концы с концами, и гордого имени, представители которого не могут облегчить свою участь, занявшись какой-нибудь торговой деятельностью, потомкам не удалось сохранить поместье в его первоначальном великолепии». В результате Антуан, единственный ребенок в семье, проводит все время в одиночестве, «склонившись над старинными книгами в библиотеке, где бродят тени, и бесцельно расхаживая по замку в вечном полумраке», его не пускают играть с «крестьянскими детьми», живущими неподалеку. Это намеренно искаженное, но все равно узнаваемое описание детства и воспитания самого Лавкрафта.
Наконец, «Алхимик» – еще и первый из сохранившихся рассказов Лавкрафта, в котором открыто действуют потусторонние силы, хотя и проявляются довольно неожиданным образом. Читателя заставляют поверить в то, что сверхъестественный элемент в истории – это проклятие колдуна, из-за которого графы умирают в возрасте тридцати двух лет, а на самом деле в их смертях нет ничего загадочного, так как убийства совершал человек. А вот необычным оказывается сам убийца, Колдун Шарль, сумевший магическим образом продлить себе жизнь, чтобы отомстить за смерть отца. По концовке видно, что Лавкрафт по-прежнему не может отказаться от излишней драматичности, – кстати, с этим у него будут возникать трудности в течение всей писательской карьеры.
На последней странице рукописи «Зверя в подземелье» написано следующее:
Истории ужаса
I. «Зверь в подземелье»
Г. Ф. Лавкрафт
(Период: современный)
Обратите внимание: уже тогда, судя по оформлению, Лавкрафт планировал подготовить сборник рассказов, правда, неизвестно, какие еще истории должны были в него войти. Рукописный вариант «Алхимика» не сохранился, и мы не знаем, входил ли он в данный сборник. Если «Зверь в подземелье» – история «современная», то «Алхимика» Лавкрафт мог включить в предполагаемый раздел «старинных» историй, хотя, как я уже говорил, основное действие рассказа происходит в девятнадцатом веке.
Крайне важно отметить, что «Зверь в подземелье», насколько можно судить, – первая работа Лавкрафта, не прошедшая, в отличие от всех остальных его юношеских сочинений, через замысловатый процесс «публикации»: не указана цена, нет ни названия вымышленного издательства, ни каталога других книг. Таким образом, эта история становится первым образчиком отвлеченного и бескорыстного самовыражения, которое впоследствии станет основой художественных взглядов автора.
Остается только догадываться, какие еще рассказы написал Лавкрафт в следующие три года, ведь он заверяет, что в 1908 г. уничтожил почти все истории, написанные за последние пять лет, сохранив только две из них[362]. В более взрослом возрасте Лавкрафт обнаружил тетрадь с названием одного из утраченных рассказов – «Исчез, но куда?» (1905). «Вот так рассказец! В заголовке передана вся его судьба»[363], – иронично замечал он. Было и еще одно произведение, под названием «Картина» (1907), в котором, как пишет Лавкрафт в своей «Тетради для творческих заметок», речь шла об «ужасающей картине». В другом источнике он рассказывает следующее:
«Герой, живущий на одном из парижских чердаков, нарисовал загадочное полотно, отражающее всю квинтэссенцию ужаса. Как-то утром прямо у мольберта находят его расцарапанное и изуродованное тело. Похоже, в страшной схватке картину уничтожили, но в одном углу сохранился небольшой кусочек холста… на котором коронер, к своему ужасу, видит точную копию когтя, что нанес художнику смертельные увечья»[364].
Здесь видны смутные намеки на «Овальный портрет» Э. По, где художник, нарисовав портрет жены, забрал у нее все жизненные силы и перенес их на полотно.
Что касается еще одного рассказа того периода, нам известен его сюжет, но название не сохранилось. «Много лет назад у меня появилась идея о римской колонии в Америке, и в 1906 или 1907 году я даже начал писать на эту тему рассказ (только дело происходило не в США, а в Центральной Америке), правда, так его и не окончил»[365]. А история получилась бы интересная, ведь в ней сочетались два типа интересов, которые, по утверждению самого Лавкрафта, составляли суть его личности, – любовь к древнему и любовь к странному. Вряд ли в рассказе шла речь о чем-то сверхъестественном, и поэтому, даже если бы Лавкрафт его дописал, он не вошел бы в задуманный им сборник «Историй ужаса». Судя по описанию, история относилась к жанру исторического фэнтези и повествовала о плавании древнеримского судна, направлявшегося в Южную Америку через Атлантику, и встрече римлян с местными жителями, народом майя. Уже в ту пору Лавкрафт увлекался загадочными древними цивилизациями Центральной и Южной Америки, и этот интерес не угасал в течение всей его жизни.
К 1908 г., когда у Лавкрафта случилось четвертое за его юные годы «подобие срыва», он решил, что не будет писать серьезную прозу, а вместо этого посвятит себя научным трудам и беллетристике, и его выбор на тот момент нельзя назвать необоснованным, несмотря на талантливые рассказы «Зверь в подземелье» и «Алхимик». Сомневаюсь, что он посылал эти сохранившиеся произведения или какие-либо другие истории в журналы и издательства, а если и посылал, то наверняка получил отказ – скорее всего, из-за старомодной манеры письма. Тем не менее у Лавкрафта накопилось внушительное количество научных публикаций, и разумно предположить, что он желал стать профессионалом в этой области.
В настоящую прессу Лавкрафт впервые попал с письмом (от 27 мая 1906 г.), которое напечатали в Providence Sunday Journal от 3 июня. В письме под заголовком «Никакого прохождения Марса» (его однозначно придумал редактор) он указывает на простейшую ошибку из письма к редактору, напечатанного 27 мая, – Марс не может проходить перед Солнцем, так как он находится за пределами орбиты Земли. А то самое письмо (озаглавленное «Грядут трудные времена») написал астролог, некий Томас Хайнс-мл. из Сентрал-Фолс, Род-Айленд, утверждавший следующее: «Полагаю, что в связи с прохождением Марса и Сатурна этим летом Провиденс и Бостон пострадают от серьезных пожаров»[366]. Далее Хайнс предсказывал смерти Папы Римского Пия X (умер в 1914 г.) и императора Николая II (умер в 1918 г.) и землетрясения в Новой Англии. Лавкрафт всего этого не выдержал и перед тем, как указать на фактическую ошибку, насмешливо добавил: «Опустим тот факт, что астрология является псевдонаукой, недостойной серьезного рассмотрения…»
16 июля 1906 г. Лавкрафт отправил письмо в «Сайентифик американ», касавшееся темы поиска планет в Солнечной системе за Нептуном. К его великому удовольствию, письмо опубликовали в номере от 25 августа 1906 г. под заголовком «Транснептуновые планеты». Лавкрафт написал его не в ответ на какую-либо статью из журнала, а просто с целью предложить обсерваториям всего мира объединить силы в поиске планет Солнечной системы за пределами Нептуна, ведь многие астрономы подозревали об их существовании. Если они «сплотят усилия и будут ежеминутно делать снимки эклиптики, как это происходит при “охоте” на астероиды, то, возможно, обнаружат новые небесные тела». Любопытно, что Лавкрафт отвергает возможность поиска такого рода планет с помощью математических расчетов, а ведь именно так, по большому счету, в 1930 г. был открыт Плутон.
На этом он не остановился. Рассылка писем во имя науки продолжилась, и в Providence Sunday Journal от 12 августа 1906 г. под заголовком «Земля не полая» напечатали его письмо, написанное шестью днями ранее, в котором говорилось о гипотезе полой Земли, выдвинутой в книге Уильяма Рида «Фантомы полярных зон» (1906), ставшей основой статьи в номере от 5 августа. Лавкрафт методично опровергает аргументы в пользу этой гипотезы, приведенные в книге (точнее, в статье, ведь он признается, что саму книгу не читал): эллиптичность Земли вызвана не отверстиями на полюсах, а влиянием центробежной силы; полярное сияние – вовсе не следы извергающихся вулканов; не существует никаких «открытых полярных морей», так как суша вокруг обоих полюсов скована замерзшей водой; поверхностная гравитация сильнее на экваторе, а не на полюсах, и т. д.
Письмо, судя по всему, было напечатано целиком, и оно значительно объемнее предыдущих двух (которые, возможно, опубликовали в сокращенном виде): целых девять абзацев и пятьсот слов. Быть может, в «Провиденс сандэй джорнал» или других журналах появлялись еще какие-то его заметки, потому что на письмо о полой Земле я наткнулся совершенно случайно, когда искал что-т