ля». («Отдел общественной критики», United Amateur, сентябрь 1915 г.).
Указание на простейшие ошибки кажется утомительным, но именно такое наставничество и требовалось писателям-любителям. Бесполезно разбирать их работы по глубине содержания, когда за многими авторами стихов и прозы надо было исправлять грамматические ошибки. Лавкрафт терпеливо давал советы, всегда стараясь найти достоинства в рассматриваемом произведении, однако чисто технических изъянов никогда не упускал.
Естественно, имелись у него и некоторые предрассудки. Уже в январе 1915 г. он обратил внимание на жалобу Лео Фриттера (адресованную не лично Лавкрафту) о том, что «некоторые критики слишком уж сурово обходятся с неидеальными творениями молодых авторов». Данное обвинение к Лавкрафту не относилось, а если он в чем и был повинен (по крайней мере, в самом начале, когда только заступил на пост официального критика), так это в предвзятости по социальным и политическим соображениям и нежелании понять, что люди не жаждут возвращения к «языковому стилю Георгианской эпохи» («Отдел общественной критики», United Amateur, август 1916 г.). Больше всего Лавкрафта задевало использование жаргонных и разговорных выражений. О «Смельчаке Дауделла» (Dowdell’s Bearcat) за авторством Уильяма Дж. Дауделла он написал следующее:
«Стиль журнала в общем и целом довольно приятный и гладкий, хотя стоит прибавить немножко внимательности, сделать слог более достойным, и “Бруно” станет изъясняться куда выразительнее. К примеру, можно опустить сокращения, свойственные разговорной речи, и отказаться от просторечных слов вроде “глухомань” и “недалече”». («Отдел общественной критики», United Amateur, май 1915 г.)
Новый шквал критики обрушился на беднягу Дауделла, когда он вставил в «Кливленд сан» (Cleveland Sun) спортивную страничку:
«Трудно что-либо сказать о “Лучшем любительском спортивном разделе”… Мы с интересом узнаем, что бывший член Объединенной ассоциации по прозвищу “Красавчик Гарри” радикально ушел от литературы и благодаря своей исключительной гениальности из непритязательного, но амбициозного автора превратился в высокопробного спортивного эксперта… Если серьезно, то мы с осуждением относимся к попытке мистера Дауделла привнести спортивный дух в ассоциацию, занимающуюся продвижением культуры и литературного творчества». («Отдел общественной критики», United Amateur, сентябрь 1916 г.)
«Разум многих наших авторов, – пишет Лавкрафт в 1916 г., – отравлен современными теориями, из-за которых они теряют изящество, достоинство и точность слога в угоду низшим жаргонным выражениям». («Отдел общественной критики», United Amateur, август 1916 г.)
Свои изначальные взгляды по данному вопросу он высказал в статье «Достоинство журналистики», опубликованной, что иронично, в Dowdell’s Bearcat за июль 1915 г. Начинается она с высокомерного нравоучения в духе Сэмюэла Джонсона[460]: «Особенный недостаток современной американской прессы заключается в том, что ее представители, судя по всему, не способны использовать все преимущества родного языка», после чего Лавкрафт устраивает разнос тем, кто в любительской журналистике грешит жаргонными словечками, и в его словах необыкновенным образом сочетается интеллектуальное и общественное превосходство:
«Мнение о том, что кишащую жаргоном литературу читать приятнее и интереснее, чем более изысканные словесные творения, схоже со взглядами итальянского крестьянина-иммигранта, считающего свой грязный платок и другие засаленные, но яркие одеяния намного более красивыми, чем безупречно белую льняную рубашку и аккуратный однотонный костюм американца, на которого он работает. Да, при неумелом использовании английский язык может звучать однообразно, и все же это не оправдывает применение диалектных выражений, характерных для воров, пахарей и трубочистов».
Лавкрафт приводил и более здравые аргументы. Опровергая заявление о том, что «сегодняшний жаргон уже завтра станет нормой», он настоятельно советовал заинтересованным читателям заглянуть «хоть в какой-нибудь из многочисленных словарей жаргонных слов и американизмов», в котором содержатся некогда общепринятые, а теперь совершенно вышедшие из употребления слова. У Лавкрафта имелось как минимум одно подобное издание, «Словарь американизмов» (1877) Джона Расселла Бартлетта, полученный Ф. Ч. Кларком от автора с дарственной надписью.
Также Лавкрафт нередко критиковал упрощенное написание слов. Его комментарии по этому вопросу кажутся чересчур жестокими – он словно бьет кувалдой по маленькому орешку, – хотя многие выдающиеся критики и грамматисты тех времен выступали в защиту упрощенной орфографии. Среди них был Брандер Мэтьюз, которого Лавкрафт остроумно высмеял в конце сатирического стихотворения «Сказ о том, кто пишет проще» (Conservative, апрель 1915 г.): «Зачем ж гневаться на нас? / Мы всего лишь подражаем профессору Б. М.!» Стихотворение получилось замечательным: в нем рассказывается о герое, «не умеющем правильно писать», но старающемся избежать критики со стороны других авторов-любителей. Проходя мимо сумасшедшего дома, он слышит возгласы человека, «который лишился рассудка от чрезмерного учения»:
«Ага! – промолвил он. – Наш язык
Создали жуткие негодяи, всех бы их повесил.
Какое нам дело до давних традиций?
Давайте уничтожим этимологию. Плюнем на орфографию, и не останется ничего, кроме звуков. Мир безумен, лишь я один в своем уме!»
В статье «Страсть к упрощенной орфографии» (United Co-operative, декабрь 1918 г.) Лавкрафт преподносит читателям ученую лекцию по истории упрощенного написания слов, начиная с «радикальной и искусственной схемы фонетического письма» сэра Томаса Смита в Елизаветинскую эпоху, «где игнорировались все законы консервативности и естественного развития», и заканчивая другими попытками упрощения, предпринятыми в семнадцатом, восемнадцатом и девятнадцатом веках. Любопытно, что его обзор заканчивается 1805 годом, и Лавкрафт не упоминает активные высказывания за «реформу правописания», свойственные уже его времени: Джордж Бернард Шоу предлагал создать новый алфавит, поэт Роберт Бриджес применял упрощенную орфографию. В конце статьи Лавкрафт взывает к коллегам по любительской журналистике: «Неужели среди нас нет толковых критиков, способных своим примером и наставлением провести систематизированную борьбу против “упрощенного” письма?»
Основным доводом, который использовал Лавкрафт – помимо желания «сберечь» традиционное применение английского языка, – была необходимость сохранить этимологическую систему орфографии, запечатленную в словаре Сэмюэла Джонсона (1755 г.; у Лавкрафта имелось двенадцатое издание 1802 г.), так как она стала единообразной и широко распространенной во всем англоговорящем мире. Как отмечает Лавкрафт, джонсоновское правописание перенесли и в Америку посредством «Букваря Новой Англии» (1760), первое издание которого досталось ему по наследству в трех экземплярах. Угроза, судя по всему, отступила, и Лавкрафт оказался на стороне правых, однако продолжал косо смотреть на вторжение «рекламного английского» и распространение искаженных форм – nite вместо night, thru вместо through и тому подобное.
Особенно заметно приверженность Лавкрафта к литературным стандартам восемнадцатого века проявляется в статье «В защиту классицизма» (United Co-operative, июнь 1919 г.), в которой он распекает некоего профессора Филипа Б. Макдональда, главу отдела частной критики и доцента инженерного английского (что бы это ни значило) из Университета Колорадо, за то, что тот принизил значимость классических авторов для развития речи стиля письма. Хотя Лавкрафт утверждал, что «я не намерен развязывать войну между современными и старинными книгами наподобие той, что случилась в библиотеке Сент-Джеймс, – об этом достоверно рассказал Джонатан Свифт», именно такую войну он и ведет в своей статье: «…не удержусь и повторю снова: по сравнению с поверхностными творениями нашей вырождающейся эпохи классическая литература имеет первостепенное значение». И это еще не все. «Греческий и римский литературный гений, развивавшийся в особенно благоприятных условиях, довел искусство и науку выражения до совершенства. В своих неспешных и глубоких работах классические авторы достигли такого уровня простоты, сдержанности и изящества вкуса, что впоследствии никто не сумел его не то что превзойти, а хотя бы с ним сравняться», – добавил Лавкрафт.
Подобная реакция вполне типична для тех, кто ознакомился с шедеврами римской и греческой литературы и счел их идеальными. И в литературном смысле утверждение Лавкрафта совершенно верно, однако, если искусство и наука выражения уже доведены до совершенства, что же остается современным писателям? Лишь подражать другим? Лавкрафт продолжил свою мысль, сказав, что «наиболее высококультурными стали те эпохи, представители которых точно следовали эталонам Античности». Правда, он не обращает внимания на то, что даже в восемнадцатом веке самую пригодную литературу породила именно адаптация классических образцов к современному миру. Прелесть «Лондона» Джонсона и «Дунсиады» Поупа заключается не в копировании сатиры, присущей римским стихам, а в использовании античных форм для яркого отображения нынешних проблем. Нечто подобное в своей поэзии пытался сделать и Лавкрафт, применяя стихотворные формы восемнадцатого века в поэмах о Первой мировой войне, но, как мы вскоре увидим, попытки его были довольно безуспешными.
Впрочем, Лавкрафт справедливо опровергал мнение Макдональда о том, что «классический стиль чересчур сдержан, ему недостает человечности», и с озорством отвечал: «Что касается сдержанности, любой зловредный комментатор с легкостью найдет в скудном и отрывистом стиле профессора Макдональда образец несоответствия между правилами и их исполнением на практике». Лавкрафт стремился дать Макдональду отпор как раз потому, что тот, советуя отказаться от классических канонов, стал бы дурным примером для других и свел бы на нет все усилия Лавкрафта, старавшегося увести писателей-любителей от использования неформального стиля, жаргона и разговорных выражений: «Я направляю все свои силы на защиту высших классических стандартов в любительской журналистике».